Пророк и Пролетариат — Крис Харман

Ниже изложен очерк и сокращение статьи Криса Хармана «Пророк и Пролетариат», данная версия не является полной и не передаёт всех тонкостей работы. Целью данного изложения является попытка повлиять на вульгарное отношение к политическому исламу со стороны современных российских левых. Оригинал статьи находится на сайте международного марксистского интернет-архива.

Вступление

В политике многих стран ближнего востока и за его пределами доминируют исламистские движения, по крайней мере, после иранской революции 1978-1979 годов. Рост исламистских движений и их роли в политике своих государств вызвал панику среди либеральной интеллигенции, которая считала, что антиколониальная борьба и «модернизация» на вершине её победы приведет к более просвещенным и менее репрессивным обществам.

Вместо этого либералы увидели рост консервативных сил, которые преследуют и репрессируют инакомыслящих, создают суровое положение для женщин, религиозных и сексуальных меньшинств. В ответ на это либералы встали в один ряд за государством, которое еще в прошлой войне бросало их в тюрьмы. Но не только либералы, которые были брошены в пучину беспорядка в результате подъема исламизма, сделали это. То же самое случилось и с левыми. Они не знали, что делать с тем, что они считали «мракобесным» и «насквозь реакционным». В результате появилось два противоположных подхода к исламизму:

Во-первых, та позиция, согласно которой исламизм является крайним воплощением реакционных сил и даже религиозным фашизмом.

Такой подход открывает дорогу для консолидации с любыми силами, якобы противостоящими «фашизму».

Противоположный подход выражался в той позиции, согласно которой исламистские силы являлись однозначно «антиимпериалистическими» и «прогрессивными» движениями в защиту угнетенных.

Такой подход мешает увидеть в исламизме его связь с капиталом, государством и империализмом, а также распознать его классовую природу.

Ислам, религия и идеология

Путаница часто начинается с того, что влияние и роль религии определяются неверно. Религиозные люди видят в ней историческую силу, будь то во благо или во зло. Так же делают большинство буржуазных антиклерикальных и свободных мыслителей. Для них борьба с влиянием религиозных институтов и «мракобесов» сама по себе является путем к освобождению человека.

Но, хотя религия и играет определенную историческую роль, она не могла бы делать этого без определенной материальной базы, не может она влиять на историю в отрыве от остальной материальной реальности. Религиозные институты, со своими слоями священников и учителей, возникают в определенном обществе и взаимодействуют с этим обществом. Они могут поддерживать себя только по мере изменения общества, если они найдут способ изменить свою собственную базу поддержки.

Ислам в этом плане не отличается от других религий. Он возник в среде торгового общества 7 века в городах Аравии, в том обществе, которое всё еще основывалось на племенных отношениях. Он процветал ряде великих империй, принявших его доктрины. Он сохраняется и сегодня как официальная идеология многочисленных капиталистических государств, а также как вдохновение для многих оппозиционных движений.

Ислам смог выжить лишь потому, что смог адаптироваться к различным классовым интересам. В начале своего распространения исламские деятели получали финансирование на строительство мечетей от всех возможных классов того времени – от бюрократов, до торговцев. Сегодня ислам нашёл свою поддержку среди крупных капиталистических промышленников стран Ближнего Востока. Но не только среди имущих классов распространился ислам, среди нищих и угнетенных он также имеет свою опору. Это возможно благодаря тому, что ислам в равной степени обещает как определённую защиту для угнетённых, так и гарантии для эксплуататорских классов от революционных свержений.

Таким образом, ислам как устанавливает определённый налог на богатых, взимаемый в пользу бедных, так и считает революционные экспроприации воровством, как то, что правители должны управлять в определённых рамках, так и то, что неповиновение "простому" правительству является преступлением, как то, что мужчина не должен жестоко обращатьсяя с женщиной, так и то, что женщина в браке обладает меньшими правами на детей и имущество, чем мужчина.

Хотя исламизм может быть представлен как защитниками, так и противниками как традиционалистская доктрина, основанная на неприятии современного мира, на самом деле все сложнее.

Не верно было бы отождествлять фундаменталистский ислам и фундаменталистское христианство, которое практически всегда является бастионом ультраправых сил и движений. Исламские фундаменталисты стремятся вернуться к Священным Писаниям, очистив запутывание традиций. Он всегда стремится вернуться в прежнее состояние: он характеризуется практикой перечитывания текстов и поиска истоков. Врагом для него является не современность, а традиция, вернее, в контексте ислама, всё, что не является Традицией Пророка. Но такой ислам не отрицает всех достижений современной науки, он не стремится уничтожить современное положение дел и существующие производственные отношения, его целью является привнесение в них традиций ислама. И поэтому фундаменталисты, по сути, пытаются добиться чего-то, чего никогда раньше не существовало, что объединяет древние традиции и формы современной общественной жизни.

Фундаменталистский ислам имеет весомые отличия от ислама традиционалистского. Традиционалистский ислам – это идеология стремящаяся увековечить общественный порядок, который подрывается развитием капитализма – или, по крайней мере, как с версией, продвигаемой правящей семьей в Саудовской Аравии - чтобы вернуться к этому порядку, чтобы скрыть превращение старого правящего класса в современных капиталистов.

Исламизм – это идеология, которая, хотя и апеллирует к некоторым из традиционных тем, стремится преобразовать общество, а не сохранить его в прежнем состоянии. По этой причине даже термин "фундаментализм" на самом деле не подходит.

Различные интерпретации, естественно, обращаются к представителям разных социальных классов. Но религиозная фразеология может помешать тем, кто находится в поисках их различий друг с другом. В пылу борьбы люди могут смешивать понятия воедино, поэтому нам необходимо разобраться в том, как разные социальные классы понимают и трактуют политический ислам.

Классовая основа исламизма

Исламизм возник в обществах, травмированных воздействием капитализма – сначала в виде внешнего завоевания империализмом, а затем, все чаще, трансформацией внутренних социальных отношений, сопровождающей подъем местного капиталистического класса и формирование независимого капиталистического государства.

Исламизм представляет собой попытку смириться с противоречиями людьми, которые были воспитаны на уважении традиционных исламских идей. Однако эти попытки не всегда находят одинаковую поддержку в обществе. Одна часть общества тяготеет к современной светской буржуазной и националистической идеологии, в то время как другая часть тяготеет к той или иной форме ответа рабочего класса на угнетение. Политический ислам получает поддержку от четырех различных социальных групп, каждая из которых интерпретирует ислам по-своему.

Исламизм старых эксплуататорских классов

Во-первых, есть те члены традиционных привилегированных классов, которые боятся проиграть в капиталистической модернизации общества - особенно землевладельцев (в том числе духовенства, зависящего от доходов от земли, принадлежащей религиозным фондам), традиционных торговых капиталистов, владельцев массы небольших магазинов и мастерских. Такие группы часто являются традиционными источниками финансирования мечетей и видят в исламе способ защиты своего устоявшегося жизненного пути и в том, чтобы те, кто следит за переменами, прислушивались к их голосам.

Исламизм новых эксплуататорских классов

Во-вторых, выходцы из этой первой группы - некоторые из капиталистов, которые пользуются успехом, несмотря на враждебность со стороны тех групп, которые связаны с государством.

Исламизм бедных слоёв населения

Третьей группой являются сельские бедняки, которые пострадали в результате развития капиталистического земледелия и которые были вынуждены переселиться в города, где они отчаянно пытаются найти своё место в современном способе производства и находятся в постоянном поиске работы.

Они утратили определенность, связанную со старым образом жизни – определенность, которую они отождествляют с традиционной мусульманской культурой, – не обретая при этом безопасного материального существования или стабильного уровня жизни.

В такой ситуации даже исламская агитация против земельной реформы от имени старых землевладельцев могла бы понравиться крестьянам и бывшим крестьянам. Ибо земельная реформа могла бы стать символом трансформации сельской местности, которая разрушила «безопасный» образ жизни. Для крестьян, не имеющих земли, исламисты предлагали ту же перспективу, что и старым эксплуататорским классам - Коран запрещал экспроприацию вещей, принадлежащих другим, но он рекомендовал богатым и тем, кто правил согласно Сунне, быть щедрыми по отношению к бедным.

Не только враждебность по отношению к государству делает бывших крестьян восприимчивыми к посланию исламистов. Мечети обеспечивают социальную направленность для людей, потерянных в новом и странном городе – создают исламские благотворительные зачатки социальных услуг (клиники, школьное образование и т.д.), которых не хватает от государства.

Средства, которые поступают от тех, кто имеет диаметрально противоположные интересы массе людей - от старого класса землевладельцев, новых богатых или саудовского правительства – становятся как материальным, так и культурным убежищем для бедных. В мечети каждый – новый или старый буржуа, крестьянин или рабочий на предприятии – видел возможность разработки или реализации собственной стратегии, мечты и надежды.

Исламизм нового среднего класса

Однако ни «традиционные» классы эксплуатации, ни обнищавшие массы не являются жизненно важным элементом, который поддерживает распространение политического ислама. Они не являются теми кадрами активистов, которые пропагандируют исламские доктрины и рискуют быть убитыми или попасть в тюремное заключение в конфронтации со своими врагами.

Традиционные эксплуататорские классы по самой своей природе консервативны. Они готовы пожертвовать деньги, чтобы другие могли бороться - особенно в защиту своих материальных интересов. Но они опасаются ставить под угрозу свой собственный бизнес, не говоря уже о собственной жизни. И поэтому они вряд ли могут быть той силой, которая поднимает общество на борьбу.

Эта сила, по сути, исходит от четвертой, очень неоднородной составляющей общества - от части нового среднего класса, который возник в результате капиталистической модернизации прямо по всему «третьему миру».

Студенты, недавние арабские выпускники и, прежде всего, безработные бывшие студенты образуют мост к очень большому количеству недовольных молодых людей за пределами колледжей, которые считают, что они не могут получить места в колледже, несмотря на годы, проведенные в неэффективной и недостаточной системе образования.

И благодаря своему влиянию на широкий слой студентов, выпускников и интеллектуальных безработных, исламизм способен распространяться, чтобы доминировать в распространении идей в трущобах. Такое движение нельзя назвать «консервативным» движением. Образованная арабоязычная молодежь обращаются к исламу не потому, что они хотят, чтобы все оставалось как есть, а потому, что они считают, что он предполагает радикальные социальные изменения.

Радикальный ислам как общественное движение

Среди левых движений существуют два основных ошибочных подхода к радикальному исламу. Крайне важно их разобрать и обозначить их ошибочность, это нужно для того, чтобы не допустить в будущем тех поражений, которые претерпели левые в прошлом.

Во-первых, самым распространённым на сегодняшний день ошибочным подходом к исламизму среди левых является представление о том, что исламизм – это фашизм.

Одним из поводов к тому, чтобы считать исламистов фашистами служит их, казалось бы, общая с фашистами социальная база. Исламисты, как и фашисты, базируются на мелкобуржуазные «средние» классы. Но мелкобуржуазная классовая база была не только характерной чертой фашизма, но и характерной чертой якобинизма, национализма третьего мира, маоистского сталинизма и перонизма. Мелкобуржуазные движения становятся фашистскими только тогда, когда возникают в определенный момент классовой борьбы и играют особую роль. Эта роль заключается не только в мобилизации мелкой буржуазии, но и в том, чтобы использовать ту горечь, которую они чувствуют в связи с острым кризисом системы, и таким образом превратить их в организованных головорезов, готовых работать на капитал, чтобы разорвать рабочие организации на части.

Именно поэтому движения Муссолини и Гитлера были фашистскими, а, скажем, движение Перона в Аргентине – нет. Несмотря на то, что Перон позаимствовал некоторые образы фашизма, он взял власть в исключительных обстоятельствах, что позволило ему откупиться от рабочих организаций, используя государственное вмешательство, чтобы отвлечь прибыль крупных аграрных капиталистов на промышленную экспансию. За первые шесть лет его работы определенный набор обстоятельств позволил реальной заработной плате вырасти примерно на 60 процентов. Это было полной противоположностью тому, что произошло бы при подлинно фашистском режиме. Тем не менее, либеральная интеллигенция и Коммунистическая партия Аргентины по-прежнему способны ссылаться на режим как на «нацистский перонизм», во многом так же, как большая часть левых на международном уровне относится к исламизму сегодня.

Исламистские массовые движения также играют иную роль, чем фашизм. Они в первую очередь не направлены против рабочих организаций и не предлагают себя основным секторам капитала как способ решения своих проблем за счет работников. Они часто участвуют в прямой, вооруженной конфронтации с силами государства таким образом, что фашистские партии нельзя сравнивать с ними. И, далеко не будучи прямыми проводниками империализма, эти движения приняли антиимпериалистические лозунги и некоторые антиимпериалистические действия, которые смутили очень важные национальные и международные капиталистические интересы.

Во-вторых, если неправильно видеть исламистские движения «фашистскими», то так же неправильно видеть их исключительно «антиимпериалистическими» или «антигосударственными». Они не просто борются против тех классов и государств, которые эксплуатируют и доминируют в массе людей, они также борются против секуляризма, против женщин, которые отказываются придерживаться исламских представлений о "скромности", против левых и, в особых случаях, против этнических или религиозных меньшинств.

На самом деле, даже когда исламисты делают ставку на «антиимпериализм», они чаще всего направляют свои силы только против внешних угнетателей. Для империализма сегодня стало правилом не прямое правление западных государств над частями «третьего мира», а скорее мировая система независимых капиталистических классов ("частных" и государственных), интегрированных в единый мировой рынок. Некоторые правящие классы имеют большую власть, чем другие, и поэтому могут навязывать свои собственные условия переговоров посредством своего контроля над доступом к торговле, банковской системе или в некоторых случаях грубой силой. Эти правящие классы находятся на вершине вершины эксплуатации, но те, которые находятся чуть ниже, являются правящими классами более бедных стран, коренящиеся в отдельных национальных экономиках, также получают от системы, все больше связывая себя с доминирующими многонациональными сетями и позволяют государствам с развитой экономикой проникать в государства с более слабой экономикой, даже если иногда они противостоят тем, кто над ними.

Страдания большой массы людей нельзя просто винить в великих империалистических державах и их учреждениях, таких как Всемирный банк и МВФ. Это также является результатом восторженного участия в эксплуатации меньших капиталистов и их государств. Именно они фактически реализуют политику, которая обедняет людей и разрушает их жизнь. И именно они используют полицию и тюрьмы, чтобы сокрушить тех, кто пытается сопротивляться.

В этой ситуации любая идеология, которая ограничивается нацеливанием на иностранный империализм, но уклоняется от любой серьезной конфронтации с системой, обрекает себя на поражение. Она выражает горечь и разочарование людей, но уклоняется от фокусирования на реальных врагах. Это относится к большинству версий исламизма, так же, как это верно в наши дни для большинства национализмов «третьего мира». Они указывают на настоящего врага, мировую систему, и в некоторых случаях они ожесточенно сталкиваются с государством. Но они освобождают от ответственности большую часть местной буржуазии – самого важного долгосрочного партнера империализма.

Впадать в такие заблуждения для левых опасно тем, что в первом случае они рискуют встать в один ряд с либеральными силами и буржуазным государством, а во втором случае они могут полностью попасть под влияние исламистов и потерять самостоятельность, при этом так же способствовать становлению и укреплению буржуазного государства, что и в первом случае.

Противоречия исламистских движений в истории

Далее в своей статье Крис Харман подробно рассматривает движения различных исламистских движений в таких странах как Египет, Алжир, Судан и Иран. Мы не будем останавливаться на каждом из них подробно, потому как считаемым необходимым выделить общую тенденцию развития исламистских движений и противоречий внутри них.

Исламистские движения, в зависимости от их классовой трактовки и отношению к традициям и современному миру, в период своей наивысшей активности делятся на два противоречащих друг другу направления – одно стремится войти в союз с государством, чтобы навязать населению через него Шариат, другое объявляет своей целью борьбу с ним и с его активными сторонниками.

Опыт показал, что те движения, которые главной причиной нищеты и разрухи считают культурное влияние западных стран и уход от традиционного исламского образа жизни, чаще становятся представителями первого направления. Такие движения стремятся войти в государственный парламент и заключить союз с действующими официальными силами, чтобы следить за претворением в жизнь Шариата. По их мнению, если народные массы вернутся к традиционному образу жизни, то проблемы нищеты будут решены. Чаще всего такого рода движения опираются на поддержку высших эксплуататорских классов, которым не выгодно признавать свою роль в обеднении угнетённого населения.

Другие же слои населения, которых не удовлетворяют решения угнетательских классов, например, студенты, бедные бывшие студенты и городская беднота, составляют движения, противоположные первым. Их целью становится захват власти и самостоятельное управление им.

Разделение исламистской борьбы на два пути (способа)

Разные движения придерживаются разных способов ведения борьбы за достижение своих целей. Перед этими движениями встаёт ещё один вопрос - следует ли следовать курсу более или менее мирной реформы существующего общества или взять в руки оружие.

Точно так же, как мирная борьба может быть направлена против государства или только против «нечистоты» ислама, так и вооруженная борьба может быть вооруженной борьбой за свержение государства, или вооруженными действиями против «врагов ислама» среди населения в целом – этнических и религиозных меньшинств, «открытых» женщин, иностранных фильмов, влияния «культурного империализма» и так далее. Логика ситуации может подтолкнуть людей к варианту вооруженной борьбы против государства. Но на деле в этом есть определённая логика, которая коренится в классовом составе исламистов.

Единственным выходом из сложившегося тупика (по двум указанным выше вопросам) для исламистов было бы основываться на не маргинальных группах среди современной городской бедноты – на группах рабочих в средней и крупной промышленности. Но основные понятия исламизма делают это практически невозможным, так как ислам, даже в его самой радикальной форме, проповедует возвращение в сообщество (умму), которое примиряет богатых и бедных, а не наставляет вторых на свержение богатых.

Существует, по сути, определенная диалектика в развитии исламизма. Воинствующие антигосударственные исламисты, неся на себе основную тяжесть неудачной вооруженной борьбы, узнают на своем трудном пути, что их борьба не приводит к радикальным изменениям общества, и вместо этого обращаются к той борьбе, которая своей целью ставит навязать исламское поведение либо напрямую, либо через исламский реформизм. Но ни навязывание исламского поведения, ни реформы не могут справиться с огромным недовольством социальных слоев, которые смотрят на исламизм. И поэтому постоянно возникают новые боевики, которые появились, чтобы встать на путь вооруженных действий, пока они тоже не узнают на своем пути ограничения этих действий, которые отрезаны от активной социальной базы.

Автоматического перехода от ограничения исламского реформизма к революционной политике не наблюдается. Скорее ограничения реформизма ведут либо к терроризму и партизанству групп, которые пытаются действовать без массовой базы, либо в направлении реакционного нападения на козлов отпущения за проблемы системы. И поскольку каждый из подходов выражает себя на одном религиозном языке, между одним и другим часто существует связь. Люди, которые хотят напасть на режим и империализм, нападают на коптов, берберов и «открытых» женщин. Люди, которые инстинктивно испытывают ненависть ко всей системе, попадают в ловушку желающих вести переговоры о введении шариата со стороны государства. И там, где существуют разногласия между соперничающими группами - иногда настолько горькие, что они начинают убивать друг друга как "отступники" (отступники от истинного ислама) - разногласия выражаются таким образом, чтобы скрыть реальные социальные причины, стоящие за ними. Если один продвигающийся по социальной лестнице исламист отказывается от борьбы, это только доказывает, что он лично является "плохим мусульманином" (или даже отступником); он сам по себе не мешает другому восходящему по социальной лестнице исламисту быть «хорошим мусульманином».

Выводы

Выводы, представленные Крисом Харманом, мы считаем нужным перевести и предложить к вашему вниманию наиболее полно, ибо на этих выводах сегодня строится практика и тактика Интернациональной Социалистической Тенденции по отношению к сторонникам политического ислама по всему миру.

Со стороны социалистов было ошибкой видеть исламистские движения либо автоматически реакционными и «фашистскими», либо автоматически «антиимпериалистическими» и «прогрессивными». Радикальный исламизм, с его проектом воссоздания общества по модели, созданной Мухаммедом в Аравии 7-го века, является, по сути, «утопией», исходящей от бедной части нового среднего класса. Как и в случае с любой «мелкобуржуазной утопией», ее сторонники на практике сталкиваются с выбором между героическими, но тщетными попытками навязать ее в оппозиции тем, кто управляет существующим обществом, или компромиссом с ними, обеспечивая идеологический шпон для продолжения угнетения и эксплуатации. Именно это неизбежно приводит к расколу между радикальным, террористическим крылом исламизма, с одной стороны, и реформистским крылом с другой. Именно это приводит к тому, что некоторые радикалы переходят от применения оружия к попыткам добиться развития общества без "угнетателей" к использованию их для навязывания отдельным лицам "исламских" форм поведения.

Социалисты не могут считать мелких буржуазных утопий нашими главными врагами. Они не несут ответственности за систему международного капитализма, подвержение тысяч и миллионов людей слепому стремлению к накоплению, разграбление целых континентов банками или махинации, которые стали причиной череды ужасных войн с момента провозглашения "нового мирового порядка". Они не несут ответственности за ужасы первой войны в Персидском заливе, которая началась с попытки Саддама Хусейна сделать одолжение для США и шейхских домов Персидского залива, и закончилась прямым вмешательством США. Они не были виноваты в кровавой бойне в Ливане, где фалангистское наступление, сирийское вмешательство против левых и израильское вторжение создали условия, которые породили воинствующий шиизм. Они не были виноваты во второй войне в Персидском заливе, в "точной бомбардировке" багдадских больниц и убийстве 80 000 человек, когда они бежали из Кувейта в Басру. Нищета, голод, преследования, подавление прав человека будут существовать в таких странах, как Египет и Алжир, даже если исламисты исчезнут завтра.

По этим причинам социалисты не могут поддержать государство против исламистов. Те, кто делает это на том основании, что исламисты угрожают светским ценностям, лишь облегчают исламистам изображение левых как часть «неверного», «секуляристского» заговора «угнетателей» против самых бедных слоев общества. Они повторяют ошибки, допущенные левыми в Алжире и Египте, когда они хвалили режимы, которые ничего не делали для массы людей, как «прогрессивные» – ошибки, которые позволили исламистам расти. И они забывают, что любая поддержка, которую государство оказывает секуляристским ценностям, только условна: когда это ему нужно будет, оно будет заключать сделку с наиболее консервативными исламистами, чтобы навязать основы шариата - особенно те основы, которые наносят суровое наказание людям - в обмен на то, чтобы они бросили радикалов с их верой в вызов угнетению. Это то, что произошло в Пакистане при Зиа и Судане при Нимейри, и это, по-видимому, то, что происходило в Алжире под влиянием администрации и генералов Клинтона.

Но социалисты также не могут и поддержать исламистов. Это было бы призывом к обмену одной формы угнетения на другую, реагированию на насилие со стороны государства путем отказа от защиты этнических и религиозных меньшинств, женщин и геев, к сговору против козла отпущения, что позволяет капиталистической эксплуатации продолжаться бесконтрольно при условии, что она принимает "исламские" формы. Это было бы отказом от цели создания независимой социалистической политики, основанной на рабочих в борьбе за организацию всех угнетенных и эксплуатируемых за ними, это означало бы стать охвостьем мелкобуржуазной утопии, которая не может увенчаться успехом даже в своих собственных условиях.

Исламисты не являются нашими союзниками. Они являются представителями класса, который стремится влиять на рабочий класс, и который, насколько это удается, тянет рабочих либо в направлении бесполезного и катастрофического авантюризма, либо в направлении реакционной капитуляции перед существующей системой - или часто за первым следует второе.

Но это не значит, что мы можем просто воздержаться, пренебрежительно относиться к исламистам. Они растут на почве очень больших социальных групп, которые страдают при существующем обществе, и чье чувство бунта может быть использовано в прогрессивных целях, обеспечивая ведущую роль, ведь это было результатом растущего уровня борьбы трудящихся. И даже несмотря на такой подъем в борьбе, многие из людей, привлеченных к радикальным версиям исламизма, могут быть под влиянием социалистов – при условии, что социалисты сочетают полную политическую независимость от всех форм исламизма с готовностью воспользоваться возможностями, чтобы наставить отдельных исламистов в действительно радикальные формы борьбы вместе с ними.

Радикальный исламизм полон противоречий. Мелкая буржуазия всегда тянется в двух направлениях - к радикальному восстанию против существующего общества и к компромиссу с ним. И поэтому исламизм всегда находится между восстанием, которое нужно, чтобы добиться полного возрождения исламской общины, и компромиссом для того, чтобы навязать исламские «реформы». Эти противоречия неизбежно выражаются в самых ожесточенных, зачастую насильственных конфликтах внутри исламистских групп и между ними.

Подобные различия неизбежно возникают каждый раз, когда повышается уровень борьбы трудящихся. Те, кто финансирует исламистские организации, захотят положить конец такой борьбе, если не сломить ее. Некоторые из радикальных молодых исламистов инстинктивно поддерживают борьбу. Руководители организаций застревают в середине, бормоча о необходимости работодателей проявлять милосердие и о необходимости наемных работников терпеть.

Наконец, само развитие капитализма вынуждает исламистских лидеров делать идеологические сальто всякий раз, когда они приближаются к власти. Они противопоставляют «исламские» ценности «западным» ценностям. Но большинство так называемых западных ценностей не коренятся в какой-то мифической европейской культуре, а возникают в результате развития капитализма на протяжении последних двух столетий. Таким образом, полтора века назад доминирующее отношение английского среднего класса к сексуальности было удивительно похоже на то, что проповедуют исламисты сегодня (секс вне брака был запрещен, женщины не должны были обнажать даже лодыжки, и так далее), женщины имели меньше прав в некоторых отношениях, чем большинство версий ислама предоставляют им сегодня (наследование было доступно только старшему сыну, в то время как ислам дает дочери половину от наследства сына; не было никакого права на развод, в то время как ислам предоставляет женщинам это право в очень ограниченных обстоятельствах). Что изменило отношение к английской культуре, так это не то, что было встроено в западную психику или какие-либо предполагаемые "иудео-христианские ценности", а влияние развития капитализма - то, как его потребность в женской рабочей силе заставила его изменить определенные взгляды и, что более важно, поставить женщин в ситуацию, в которой они могли бы требовать еще больших изменений.

Вот почему даже в странах, где католическая церковь была чрезвычайно сильной, как Ирландия, Италия, Польша и Испания, она была должна принять, неохотно, уменьшение своего влияния. Страны, где ислам является государственной религией, не могут обезопасить себя от давления подобных изменений, как бы они ни старались.

Исламизм не может заморозить экономическое и, следовательно, социальное развитие больше, чем любая другая идеология. И поэтому снова и снова в нем возникает напряженность и он находит свое выражение в ожесточенных идеологических спорах между его сторонниками.

Исламистская молодежь, как правило, умна и способна сформулировать запросы современного общества. Они читают книги и газеты и смотрят телевизоры, и поэтому знают все разногласия и столкновения в рамках своих собственных движений. Сколько бы они ни замыкались, столкнувшись с «секуляристами», будь то движения с левой или с буржуазной стороны, они будут яростно спорить друг с другом – так же, как это делали несколько десятков лет назад пророссийские и прокитайские крылья явно монолитного мира сталинистского движения. И эти аргументы начнут создавать тайные сомнения в умах хотя бы некоторых из них.

Социалисты могут воспользоваться этими противоречиями, чтобы заставить некоторых из более радикальных исламистов поставить под сомнение свою преданность своим идеям и организациям, но только в том случае, если мы сможем создать собственные независимые организации, которые не отождествляются ни с исламистами, ни с государством.

По некоторым вопросам мы окажемся на одной стороне с исламистами против империализма и государства. Так было, например, во многих странах во время второй войны в Персидском заливе. Это должно быть верно в таких странах, как Франция или Великобритания, когда дело доходит до борьбы с расизмом. Там, где исламисты находятся в оппозиции, нашим девизом должно быть, "Никогда с государством, иногда с исламистами".

Но даже в этом контексте мы по-прежнему не согласны с исламистами по основным вопросам. Мы за право критиковать религию, а также за право ее исповедовать. Мы за право не носить паранджу, а также за право молодых женщин в таких расистских странах, как Франция, носить ее, если они того пожелают. Мы против дискриминации арабских народов со стороны крупного бизнеса в таких странах как Алжир, но мы также против дискриминации в отношении берберских народов и тех частей рабочих и низшего среднего класса, которые выросли, говоря по-французски. Прежде всего, мы против любых действий, которые настраивают одну часть эксплуатируемых и угнетенных против другой их части по признаку религии или этнического происхождения. А это значит, что наряду с защитой исламистов от государства мы также будем участвовать в защите женщин, геев, берберов или коптов от некоторых исламистов.

Когда мы оказываемся на одной стороне с исламистами, часть нашей работы состоит в том, чтобы решительно спорить с ними, бросать им вызов – и не только об отношении их организаций к женщинам и меньшинствам, но и о фундаментальном вопросе о том, нужна ли благотворительность от богатых или ей на смену должно прийти свержение существующих классовых отношений.

В прошлом левые допустили две ошибки по отношению к исламистам. Во-первых, списали их как фашистов, с которыми у нас нет ничего общего. Во-вторых, увидели их в качестве "прогрессивных" сил, которые не должны были быть подвергнуты критике. Эти ошибки сыграли важную роль в том, чтобы помочь исламистам расти за счет левых на большей части Ближнего Востока. Необходимость заключается в ином подходе, который рассматривает исламизм как продукт глубокого социального кризиса, с которым он ничего не может сделать, и который борется, чтобы привлечь к себе некоторых из молодых людей, которые поддерживают его с совершенно другой, независимой, революционной социалистической точки зрения.