Поиск по сайту

Смерть Тони Клиффа оставляет наш журнал без верного друга. International Socialism всегда открывал свои страницы для дебатов и дискуссий со всем спектром левых, но он остается теоретическим журналом Социалистической рабочей партии и, как таковой, Клифф поддерживал сильный интерес к его развитию на протяжении многих лет. Этот интерес многое говорит нам о концепции Клиффа насчёт взаимосвязи между революционной теорией и политической деятельностью. Эти отношения занимали центральное место в жизни Клиффа, о чем стало ясно из его труда "Троцкизм после Троцкого" и его опубликованной посмертной автобиографии "Мир, который нужно завоевать". В этой последней работе Клифф объясняет свой теоретический вклад - теорию государственного капитализма, развитие его понимания постоянной экономики вооружений и хода революции в странах третьего мира, а также его восстановление ленинской теории партии - в контексте разворачивающихся проблем, стоящих перед революционными социалистами. Весь смысл этих работ заключается в том, чтобы продемонстрировать, что, какими бы малыми или большими ни были силы революционного социализма, они не могут прогрессировать без четкого теоретического понимания основополагающего характера системы, с которой они сталкиваются. Но в равной степени смысл истории жизни Клиффа в том, что такое теоретическое исследование никогда не сможет выбрать его субъекты или завершиться успешно, если оно не развивается в самом ближайшем контакте с активным участием в деле построения революционной организации. Клифф был настолько далек от академического представления о знании как о самоцели, что неоднократно повторял мне: «Я пишу только тогда, когда у меня есть проблемы». International Socialism начал публиковаться в 1960 году. Естественно, Клифф внес свой вклад в журнал. "Троцкий о заместительстве", его основополагающий очерк о партийном строительстве, собранный теперь в книге "Партия и класс", впервые появился во втором номере. Как отмечает Клифф в статье «Мир, который нужно завоевать», его критика капитуляции Исаака Дойчера перед сталинизмом появилась в середине 1960-х годов. Что я помню наиболее ясно, когда я стал политически активным в середине 1970-х годов, так это серию статей о Ленине и партии, а также о ленинских концепциях революционной газеты и демократического централизма, в которых темы биографии Ленина от Клиффа впервые появились в печати. Они, конечно, были непосредственно связаны с превращением международных социалистов, как это было тогда, в небольшую, но настоящую революционную партию. Когда первая серия International Socialism подошла к концу, оставив формат журнала новому "Socialist Review", и вновь появилась во второй и все еще актуальной серии в 1978 году, она осталась форумом для теоретических инноваций. Для Клиффа это стало ареной, на которой его анализ экономического спада получил наиболее развернутую форму в дебатах со Стивом Джеффри, в то время ведущим членом SWP. Статья "Забастовки в 80-е" Джеффри появилась в пятом выпуске, и ответ Клиффа, "Баланс классовых сил в Великобритании сегодня", появился в следующем номере. Дискуссия о феминизме, тесно связанная с обсуждением общего состояния классовой борьбы, началась примерно в тот же период, и важнейшие работы Клиффа - эссе о Кларе Цеткин и Александре Коллонтай - появились сначала в журнале и только позже сформировали главы в книге Клиффа "Классовая борьба и освобождение женщин". Эта полемическая функция журнала, функция, с которой Клифф был наиболее тесно связан, продолжалась вплоть до забастовки шахтеров в середине 1980-х годов. Именно поражение этой рабочей борьбы десятилетия побудило Клиффа написать «Модели массовых забастовок», которые терпеливо объясняли разницу между спонтанными стихийными восстаниями растущего забастовочного движения и оборонительными «бюрократическими массовыми забастовками», забастовка шахтеров была здесь классическим примером. Это понимание помогло SWP сориентироваться в конце 1980-х годов во время забастовки печатников в Уоппинге, забастовки моряков в Дувре и многих других. Следует отметить еще два аспекта отношений Клиффа с международным социализмом. Во-первых, внимание Клиффа к деталям. Клифф не слишком заботился о стиле. Я не могу припомнить ни одного случая, когда бы внешний вид журнала, его обложка или внешний вид текста вызвали какой-либо комментарий Клиффа. Но он страстно заботился о точности, с которой был представлен текст. Вскоре после выхода каждого номера журнала, особенно когда я впервые стал его редактором, Клифф звонил мне и перечислял все замеченные им опечатки. Еще большим преступлением было бы, если бы сноски к любой статье содержали фактические ошибки, какими бы незначительными они ни были. "Для меня, - говорил он, - если я не могу доверять статье, чтобы получить правильную дату публикации книги, как я могу доверять чему-либо еще, что говорится в статье?" Второй аспект отношения Клиффа к журналу не очень лестен для International Socialism. Он много раз говорил мне: "Если бы для партии наступили тяжелые времена, знаете ли вы, какое издание вышло бы первым? Журнал. Потом Socialist Review." Это был способ сказать следующее: последнее, что мы должны когда-либо отпустить, - это самая прямая связь между марксистской теорией и политической практикой. Революционная личность Ниже приводится мнение постороннего человека, израильского журналиста, который познакомился с Клиффом в 1991 году. Несомненно, некоторым читателям покажется странным, что мы ссылаемся на оценку Клиффа, написанную кем-то, чьи корни явно лежат глубоко в сионистской традиции, которую Клифф радикально отвергал с раннего возраста. Однако для меня интерес отчасти заключается в симпатии, которую и СВП, и Клифф лично вызывают у человека, столь далекого от марксистской традиции. Но эта статья также напоминает нам, что даже тот, кто родился в Британии, как исключительная и уникальная личность, тем не менее формируется как часть общей культуры. Я, например, никогда не слышал, чтобы кто-нибудь еще говорил с акцентом как у Клиффа. И поэтому услышать, что этот журналист мгновенно распознает в нем признак определенного типа политического активиста в определенное время в прошлом, - значит внезапно увидеть корни специфики самого Клиффа. Тем не менее, есть некоторые центральные аспекты личности Клиффа, которые труднее уловить, если человек не социалист. Совершенно справедливо, что здесь мы упоминаем некоторые из них. Я хочу сосредоточиться на тех, которые, как мне кажется, важны для развития любого социалиста. Это не упражнение в агиографии. У Клиффа, как и у всех нас, были свои недостатки. Он хотел бы, если бы это был просто личный портрет, который был бы написан, как для Кромвеля - "бородавки и все такое". Но моя цель - не личный портрет. Цель состоит в том, чтобы просто зафиксировать те аспекты Клиффа, некоторые из которых он стремился совершенно сознательно культивировать, которые наиболее тесно связаны с практическим делом построения революционной организации. Первая из этих черт - сила воли. Клифф был просто самым решительным человеком, которого я когда-либо встречал. Невозможно прочесть раздел, озаглавленный "Исключительная целеустремленность" в первом томе биографии Ленина, не уловив восхищения: "Вероятно, никогда не было революционера более целеустремленного, волевого и настойчивого, чем Ленин." Примечательно, что наиболее часто встречающиеся в его произведениях слова, вероятно - “неумолимый” и “непримиримый”. Прежде всего он обладал несгибаемой силой воли. Клифф много раз повторял ленинское предписание, что если хочешь не быть выброшенным из саней, надо крепко в них сидеть. Клифф обычно использовал это как стимул глубоко задуматься над проблемой или глубоко изучить марксистскую традицию. Но это также говорит о его решимости схватить проблему с корнем и преследовать ее, как теоретически, так и практически, до конца. Его самая распространенная самокритика в автобиографии относится к тем временам, когда он чувствовал, что не делает этого с достаточной энергией – например, не видит спад и его последствия достаточно полно, достаточно рано. Но как только Клифф убеждался, что он ясно понял суть проблемы, будь то государственно-капиталистический характер сталинских государств или практические детали конкретного аспекта партийной работы, он начинал заниматься ею неустанно и с большим нетерпением. Ни одна деталь такой работы не была за пределами его интереса, ни одно происшествие не было настолько незначительным, чтобы наскучить ему. Он собирал информацию от всех, кто его окружал, чтобы посмотреть, подтверждается ли она или противоречит основным проблемам его мышления. Этот тесный эмпирический интерес был диалектически противоположен его стремлению ухватить теоретические корни любого вопроса. Теоретическая серьезность всегда вырастала из практических проблем, но она также проверялась и видоизменялась только практикой. Большой прагматизм в деталях работы обязательно сочетался с теоретической глубиной. Это было просто признание того факта, что, как неоднократно цитировал Клифф Ленина, цитируя Гете, "вся теория серая, мой друг, но зеленое-это древо жизни". То есть теория, поскольку она является необходимым обобщением, всегда может дать лишь приблизительное представление о сложности и уникальности реальной жизни и поэтому постоянно должна быть "прагматически" модифицирована реальным опытом. Второй аспект личности Клиффа, который имеет общее значение, - это его честность. Я не хочу этим сказать, что он был более или менее честен в своих личных делах, чем любой другой человек. Он был застенчив и очень вежлив. У него не было той жестокой личной "честности", которая стала характерной чертой современных нравов. Но совсем другое дело, когда на карту ставился политический вопрос, хотя ему довольно часто приходилось подставлять себя под любую личную стычку. Но даже это не совсем так. Дело в том, что Клифф совершенно не умел лгать ни себе, ни другим по политическим вопросам, главным образом по поводу соотношения сил в классовой борьбе и перспектив социалистов. Конечно, он мог ошибаться, но он не занимался самообманом и совсем не боялся спорить с неприятными или непопулярными точками зрения. Показательно, что одна из наиболее часто повторяемых цитат Клиффом из Маркса включала в себя перефразирование, которое тонко меняет смысл рассматриваемого отрывка. В "Коммунистическом манифесте" Маркс и Энгельс пишут, что коммунистам "нечего скрывать" от рабочего класса, то есть они не скрывают своей революционной политики. Клифф неоднократно переводил это как "Маркс сказал, что вы никогда не должны лгать классу", более широкое и более абсолютное предписание. Клифф часто использовал эту цитату, чтобы настаивать на том, что революционеры не должны лгать себе о своих собственных перспективах успеха, что они должны смотреть реальности в лицо, как бы трудно это ни было. Это отношение, должно быть, родилось в 1930-х годах: когда два зла - нацизм и сталинизм - почти стерли революционную традицию. Если бы можно было смотреть в лицо этой реальности, не поддаваясь соблазнительным объятиям сталинизма, то требования более поздних ситуаций, например, признать спад конца 1970-х годов, должно быть, было бы легче удовлетворить. Третий аспект личности Клиффа, которым хотел бы обладать любой социалист, - это его решительность. Убедившись в правильности того или иного курса действий, Клифф никогда не был за то, чтобы следовать ему половинчатыми мерами. Он был приверженцем ленинской формулировки о том, что необходимо в любой конкретной ситуации ухватиться за то ключевое звено, которое гарантирует владение всей цепочкой событий. Был ли это поворот к промышленности в начале 1970-х, противостояние нацистам в конце 1970-х, изоляция партии от правых активистов в классе в 1980-х или обращение к новым настроениям сопротивления в 1990-х, Клифф настаивал на том, чтобы это было сделано быстро и полностью. Без такой решительности невозможно отличить правильную стратегию от неправильной. Если стратегия или тактика реализуется слабым и неполным образом, невозможно сказать, потерпела ли она неудачу из-за того, что была неправильной в своей основной концепции, или потому, что она никогда не была полностью и должным образом реализована. Можно извлечь уроки даже из неправильной тактики, если она будет реализована досконально. По крайней мере, ясно, что ошибка возникла из-за основной концепции, а не из-за плохой реализации. Последним аспектом личности Клиффа было его чувство юмора. Большая часть юмора Клиффа имела ту же цель, что и сатира: пробить напыщенность. Он использовал абсурд, чтобы разоблачить абсурд в мире. Но в нем было мало жестокости, которая иногда сопутствует этой форме юмора, главным образом потому, что его субъекты часто были частью социалистического движения. Он часто, например, рассказывал историю про давнего члена SWP Роджера Кокса, которого Клифф знал с тех пор, как Роджер был подростком-учеником инженера. История выглядела примерно так: "Роджер сказал мне, что его только что избрали на профсоюзный пост, где он представлял 17 000 рабочих. - Сколько человек было в зале, когда вас избрали? ‘Десять,’ сказал Роджер. Поэтому я сказал: "В таком случае вы представляете десять рабочих. И кстати, сколько из десяти проголосовало за вас? -6. -В таком случае вы представляете интересы шести рабочих" Это была история о реализме, о том, чтобы не притворяться и не преувеличивать. Как и легендарная шутка Клиффа о быке и блохе - "В конце дня пахоты блоха на голове быка говорит: "Боже, как мы сегодня много пахали"" То же самое: не претендуйте на то, что на самом деле является продуктом гораздо больших сил. Другие шутки Клиффа касались выбора времени в политике – необходимости говорить правильные вещи в нужное время и в нужном месте. То же самое было сделано и в обратном случае, когда товарищ, который в течение многих лет приводил один и тот же аргумент ошибочно, внезапно привёл его в ситуации, когда он подходил: "Даже остановившиеся часы правы дважды в день", был любимым ответом Утеса, или "Даже слепая курица может иногда поднять зерно кукурузы". Многие люди помнят, как тяжело они спорили с Клиффом, но большая часть преданности, которую он черпал из окружающих, заключалась в том, что он был искренен и честен, когда выполнял работу, которой восхищался. Гораздо чаще вам казалось, что он говорит что-то настолько очевидное, что вы не могли поверить, как вы сами этого не видели. Итак, это те черты личности Клиффа, которые казались дистилляцией лучших сторон партии, которую он основал, и за которые мы должны бороться, чтобы увековечить: непоколебимая хватка классической марксистской традиции, настойчивое утверждение, что она может быть понята и имеет какую-либо цель только как часть борьбы за построение революционной партии, большое упорство и решимость в сочетании с большой гибкостью и прагматизмом, честность и реализм, выраженные с целью разоблачения абсурда и смешного.

И когда война ведется между двумя группами хищников и угнетателей только для разделения трофеев грабежа, для того, чтобы увидеть, кто будет душить больше народов, кто захватит больше, вопрос о том, кто начал эту войну, кто первым объявил её и так далее, не имеет никакого экономического или политического значения. Ленин: "По следам Русской Воли", 13 апреля 1917 года.1 В каждой стране предпочтение должно отдаваться борьбе с шовинизмом той или иной страны, пробуждению ненависти к собственному правительству, призывам…за солидарность рабочих воюющих стран, за их совместную гражданскую войну против буржуазии. Никто не рискнет гарантировать, когда и в какой мере эта проповедь будет “оправдана” на практике: дело не в этом… Дело в том, чтобы работать в этом направлении. Только эта работа социалистическая, а не шовинистическая. И только она принесет социалистические плоды, революционные плоды. Ленин: "Письмо Г. Шляпникову", 31 октября 1914 года.2 Самый мощный военный альянс в мире встретился в Ньюпорте, Уэльс, в начале сентября. Это была, пожалуй, самая важная встреча альянса НАТО со времен падения Берлинской стены. В повестке дня НАТО доминировали два вопроса: рост «Исламского государства» и, вне всяких ожиданий, очевидный успех стратегии Владимира Путина в Украине. Вооруженный конфликт на востоке Украины продолжается уже пять месяцев. Более 3000 человек были убиты и более 6000 ранены. По оценкам Агентства ООН по делам беженцев, более миллиона человек стали беженцами, 94 процента из них являются жителями двух восточных регионов Украины. Около 15 процентов местного населения покинули свои дома и уехали либо в Россию, либо в другие районы Украины. Интенсивные обстрелы жилых районов нанесли серьезный ущерб, многие из местных жителей, по-прежнему имеют ограниченный доступ к продовольствию, воде и электричеству.3 За несколько недель до саммита НАТО сепаратисты на востоке Украины оказались на грани поражения, и Путин столкнулся с унижением в «ближнем зарубежье» России. Однако в середине августа сепаратисты успешно провели контрнаступление, оснащенное российским вооружением и припасами и поддерживаемое значительным количеством российских войск (или «добровольцев»). Украинское правительство утверждало, что нападение возглавили русские, а не сепаратисты. Каким бы ни было точное сочетание сил, украинская армия и ее ополченцы были отброшены в отступление. Новоизбранный президент Украины Петр Порошенко договорился о прекращении огня 5 сентября. Владимир Путин напомнил Западу, что, хотя и ослаблена, Россия по-прежнему является империалистической державой, с которой нужно считаться, особенно в собственном дворе. Это еще не все. Независимо от того, возобновятся ли боевые действия в самой стране, «замороженный конфликт» в Украине имеет огромные последствия для всего пограничного фланга России от стран Балтии до Центральной Азии. Между Арменией и Азербайджаном и между центральноазиатскими государствами нарастает напряженность. Россия и Запад имеют свою долю в каждой из них, а Грузия и Молдова также остаются потенциальными очагами напряженности. После украинского кризиса НАТО создает «силы быстрого реагирования» в странах Балтии и Восточной Европы; Президент США Барак Обама настаивает на том, что НАТО открыта для новых членов на границах России, как бы маловероятно это ни казалось. Страны Балтии и Польша потребовали постоянных баз НАТО, вместо нынешних временных. Россия, со своей стороны, объявила о масштабных стратегических ракетно-ядерных учениях в сентябре этого года, а Путин напомнил Западу, что «Россия является одной из самых мощных ядерных держав. Это реальность, а не только слова».4 По мере приближения зимы и Европа, и Россия сталкиваются с продолжающимся экономическим кризисом и перспективой введения санкций и войны за энергоснабжение. Это не значит, что Армагеддон не за горами. Запад и Россия сталкиваются с реальными ограничениями на способность к маневрам, и их нынешняя стратегия основана на избежании прямого военного конфликта. Создание постоянных баз в прибалтийских республиках и Польше до сих пор не произошло. Лидеры НАТО дали понять Порошенко, что не будут поставлять Украине военную технику, необходимую для контрнаступлений, именно из-за опасений, что это может привести к полномасштабному вторжению России и угрожать более широким конфликтом. Именно это заставило униженного Порошенко согласиться на прекращение огня. Россия, со своей стороны, не желает увязнуть на востоке Украины в качестве постоянной оккупационной военной силы. Таким образом, Путин оказал власть над своими доверенными лицами, окончательно двигаясь против преимущественно российского руководства сепаратистов, которые обеспечивали прикрытие для российской интервенции в Крым и восточную Украину, но чьи фантазии о восстановлении Российской империи сделали их стратегически ненадежными в перспективе. Парадоксально, но только после того, как они были заменены руководством, более совместимым с Москвой, Путин взял на себя материально-техническую поддержку и отправил отряды российских войск, необходимые для того, чтобы переломить ситуацию, уверенный в том, что он может контролировать исход событий и навязывать прекращение огня в целом на своих условиях. Четверть века спустя после окончания холодной войны, Россия и Запад сталкиваются друг с другом по всей Украине. Несмотря на их желание избежать прямого военного конфликта или более широкой региональной нестабильности, мы должны помнить, спустя столетие после Первой мировой войны, что военное и экономическое соперничество имеют привычку выходить за рамки намерений и наилучших планов соперников. Ведь нынешний кризис застиг неподготовленными Украину, Россию, Европейский союз (ЕС) и США. Хотя было бы ошибкой делать вывод о том, что мы находимся на грани европейской войны, это не тот конфликт, который просто затихнет. Мы находимся на поворотном этапе; соперничество за Украину представляет реальную опасность и представляет собой серьезный вызов левым и антивоенному движению. В своей книге 1999 года «Украина и Россия: Братское соперничество» Анатолий Ливен писал, что в целом он с оптимизмом смотрит на Украину до тех пор, пока будут выполнены три условия: Украинское государство не воспринимается русскоязычными и этническими русскими как причина разрыва с Россией. Россия не пытается распространить этнический шовинистический вариант русского национализма за пределы своих границ.. Запад не проводит стратегию “баланса сил”, ведущую к конфронтации.5 Все эти три условия разорваны в клочья. Ливен, надо сказать, верил тогда, если не сейчас, в возможность доброкачественной западной внешней политики и, если уж на то пошло, доброкачественной российской. Однако марксистский анализ не может начинаться с восприятия желаемого за действительное. Прежде всего мы должны узнать о национальных конфликтах в контексте динамики глобальной и региональной мощи. Мы живем в империалистической мировой системе, системе конкурирующих столиц и конкурирующих капиталистических государств. Это стало отправной точкой для Ленина и его соратников-революционеров, когда речь шла о позиции социалистов, которые должны были отреагировать на империалистскую войну в 1914 году. Сегодня она также остается незаменимой отправной точкой для социалистов.6 Во-вторых, когда мы смотрим на конфликт такого рода, который мы наблюдали в Украине, мы должны спросить, как должно быть достигнуто единство трудящихся, находящихся в условиях национального и этнического различий. Это не может быть сведено к абстрактной формуле, но это тот вопрос, который мы должны рассмотреть конкретно. Украина: История империалистического соперничества Украина в буквальном переводе означает пограничье. На протяжении всей своей истории империалистические армии маршировали по ее территории; в предыдущую эпоху цари, поляки и Австро-Венгерская империя. Во время Русской революции. в Украине разыгрались одни из самых острых сражений гражданской войны между красной и Белой армиями, польскими и немецкими войсками. Отношение большевиков к национальному вопросу подверглось, пожалуй, самому суровому испытанию в условиях, когда контрреволюция была организована под знаменем “независимой Украины”. После политической борьбы Ленина и других большевиков, Украина получила право на самоопределение. Сразу после революции начался расцвет украинского искусства и культуры. Но в конце 1920-х годов Иосиф Сталин начал свою контрреволюцию. В 1928 году началась кампания по насильственной коллективизации сельского хозяйства. Огромные запасы продовольствия и земли были экспроприированы у крестьянства, и Украина, самая плодородная область Советского Союза, погрузилась в голод, который повлёк за собой 3 миллиона жертв. Контрреволюция смела завоевания революции, включая все формы национальных и языковых прав. Старое большевистское руководство Украины, связанное с послереволюционным периодом “украинизации”, подверглось чистке. Почти весь центральный комитет и политбюро Украины и, по оценкам, 37 процентов членов Коммунистической партии, около 170 000 человек, погибли. Империалистическое соперничество было также движущей силой сталинских чисток. Чистки Украинских и польских коммунистических партий были особенно интенсивными, даже по гротескным стандартам Великой чистки. Они появились, когда Сталин обдумывал свою стратегию предстоящего раздела Европы, кульминацией которой стал сталинско-гитлеровский пакт.8 В Виннице нацисты раскопали братскую могилу с телами 10 000 человек, расстрелянных в 1937-1938 годах. Эта резня не могла быть официально признана в Советском Союзе и не была признана до 1988 года. Во время Второй мировой войны, по оценкам, 7 миллионов украинцев погибли, в том числе 900 000 евреев, от рук нацистов. Снова империализм разорвал украинское общество на части, противопоставив этнических украинцев этническим русским, полякам и, конечно, евреям. Опыт советской оккупации в рамках сталинско-гитлеровского пакта и страдания сталинского периода заставили меньшинство украинцев видеть в нацистах “освободителей”. Возникло реакционное украинское националистическое движение, включавшее в себя многих фашистов, которые сотрудничали с нацистами и убивали евреев и поляков, а также украинцев. Троцкий негодовал по поводу катастрофических последствий разрухи и сталинского истребления Украины: После последней кровавой “чистки” в Украине, никто на Западе не хочет становиться частью кремлевской сатрапии, которая продолжает носить имя Советской Украины. Рабочие и крестьянские массы на Западной Украине, на Буковине, на Карпатах находятся в растерянности: куда обратиться? Чего требовать? Эта ситуация естественным образом смещает руководство в сторону наиболее реакционных украинских клик, которые выражают свой “национализм”, стремясь продать украинский народ тому или иному империализму в обмен на обещание фиктивной независимости. На этой трагической путанице Гитлер основывает свою политику в украинском вопросе.9 Границы Украины и ее население неоднократно разрывались на части. Теперь Украина оказалась в центре дуги напряженности, протянувшейся по всему флангу России от Прибалтики через Кавказ до Центральной Азии. Шерман Гарнетт назвал Украину “Краеугольным камнем в Арке”, имея в виду ее критическое геополитическое положение между Западной Европой и Россией. Ориентация Украины между Востоком и Западом, утверждал Гарнетт, определит динамику соперничества и конфликтов от Балтийского моря до Центральной Азии. Он предупредил, что расширение НАТО приведет к внутреннему конфликту, если Украина будет разрываться между Россией и Западом. И Гарнетт, и Ливен утверждали, что любая попытка Запада втянуть Украину в в свою игру может дестабилизировать не только Украину, но и весь регион.10 Украина - самая большая страна в Европе, вторая по численности населения. На западе она граничит с Венгрией, Словакией и Польшей, на севере - с Беларусью, на севере и востоке - с Россией, а на юге - с Румынией, Молдовой и ее пророссийским отколовшимся Приднестровьем. Как слишком ясно показала аннексия Крыма, Украина владеет ключевой стратегической береговой линией на Черном и Азовском морях, через которую проходят Турция и кавказские государства - Грузия, Армения и Азербайджан (все они подвержены своему собственному соперничеству и конфликтам); за ними лежат Каспийское море, Центральная Азия и другой растущий соперничающий империализм - Китай. Украина Российская сфера: Беларусь; Казахстан; Армения Сфера ЕС: Молдова; Грузия Между сферами: Азербайджан; Туркменистан; Узбекистан Классовые конфликты и национальные разделения Протесты на Майдане (получившие свое название в честь центральной площади Киева) начались осенью 2013 года. Они были спровоцированы отказом президента Виктора Януковича подписать Соглашение об ассоциации с Европейским союзом (ЕС). Студенты, которые составляли эти первые протесты, смотрели на Европу и Запад в поисках альтернативы коррупции украинской элиты и их разбитым надеждам на постсоветское экономическое будущее. Важно отметить, что это было не первое протестное движение, бросившее вызов украинскому режиму. В 1990 году группа студентов также заняла Майдан. Они были вдохновлены двумя ключевыми событиями: во-первых, забастовками шахтеров, потрясшими Советский Союз в 1989 году, когда десятки тысяч шахтеров заняли свои городские площади, в том числе в Донецке на востоке Украины, стуча касками, с лицами, покрытыми черной угольной пылью, требуя мыла и демократии. Во-вторых, китайскими студентами на площади Тяньаньмэнь. Они разбили палаточный городок, объявили голодовку и потребовали суверенитета Украины (а не независимости) и демократизации. Протесты стали известны как “Революция на граните” после гранитного мощения Майдана. Протесты охватили сотни тысяч человек - часть волны массовых движений, требовавших национальной независимости по всей Советской империи.11 Однако к середине октября 1990 года произошло острое противостояние. Правительство отказалось вести переговоры, и по мере того, как режим готовился применить силу, нависла угроза реакции. Переломный момент наступил, когда большая колонна рабочих с крупнейшего киевского завода, основной части советского военно-промышленного комплекса, на котором работали десятки тысяч рабочих, прошла маршем по парламенту в поддержку студентов. Как описывает Богдан Кравченко: 18 октября неожиданно большая колонна рабочих с крупнейшего завода Киева прошла маршем на парламент в поддержку студентов. Они скандировали только одно слово, название своего завода - ”Арсенал”. Рабочие склонили чашу весов. В тот же вечер правительство сообщило, что оно удовлетворит все требования студентов. Киев праздновал победу ранним утром. Студенты остановили марш реакции на своём пути.12 Борьба за независимость и демократию, а также забастовки с экономическими требованиями по всей Украине продемонстрировали потенциал объединенного сопротивления. Забастовки шахтеров Донбасса были поддержаны на Западе, к ним присоединились важные шахтерские центры в самом сердце западноукраинского национализма. На референдуме о независимости в 1991 году явка составила 84 процента. Даже в промышленно развитых восточных регионах, таких как Донецк и Луганск, где большинство населения говорило по-русски и где было больше всего этнических русских, поддержка независимости не опускалась ниже 83%. Единственным исключением был Крым, военный бастион советского империализма, и даже здесь 54% голосов было отдано за независимость. Однако постсоветский экономический коллапс начал подпитывать разногласия. Надежды 1989-1991 годов разбились о скалы шоковой терапии и гиперинфляции, превзойдя даже ужасающий спад российской экономики. Годовая инфляция в Украине за период 1993-1995 годов составляла в среднем 2001 процент в год (показатель по России за тот же период составлял 460 процентов).13 Уровень жизни резко упал, а пожизненные сбережения и пенсии испарились; Украина оказалась в эпицентре неолиберальной экономической бури. Сегодня Украина-единственное восточноевропейское государство, уровень производства которого находится на уровне до 1993 года (см. рис. 1). Рисунок 1: Валовой внутренний продукт (ВВП) по сравнению с 1993 годом Источник: World Economic Outlook За минимальным восстановлением после 2000 года последовал кризис 2008 года: мировые цены на сталь упали; государственный долг по огромным иностранным займам вырос как гриб; резервы испарились. Экономика сократилась на 15 процентов, а валюта потеряла 40 процентов своей стоимости. Доход на душу населения (2013 год) и средняя продолжительность жизни в Украине по сравнению с ее соседями дают представление о том, что это значит. Доход на душу населения (эквивалент в долларах США) Источник: Всемирный банк Ukraine - 3,900 Hungary - 12,560 (2012 год) Poland - 13,432 Russia - 14,612 Ожидаемая продолжительность жизни среди мужчин (оценки 2014 года) Источник: CIA World Factbook and The Lancet Ukraine - 63.78 (61.2 год на востоке Украины) Hungary - 71.73 Poland - 72.74 Russia - 64.37 Однако, поскольку рабочие как на востоке, так и на западе видели, что их будущее испаряется, одна группа украинцев действительно преуспела на фоне постсоветского коллапса. Олигархи, вышедшие из рядов старого советского правящего класса (номенклатуры), к которым присоединились новые восходящие предприниматели и бандиты, приобрели огромные богатства в результате приватизации и продажи государственных активов и новых бизнес-интересов. Ринат Ахметов, например, ныне самый богатый олигарх, сколотил свое состояние на горнодобывающей и металлургической промышленности на востоке. Он имеет интересы как на российском, так и на западном рынках и, как большинство олигархов, стремится не допустить российских и западных конкурентов в те отрасли, где он получает прибыль. Он имеет в своей собственности (предположительно) более 14 миллиардов долларов. Он контролирует более 50 процентов производства электроэнергии и энергетического угля в стране, имеет интересы в добыче руды, стали, средствах массовой информации, недвижимости, нефти и природном газе. У богатства Ахметова есть и другая сторона. В Украине самый высокий уровень смертности шахтеров в мире. Уровень смертности на миллион тонн добытого угля в три раза выше, чем в Китае, в десять раз выше, чем в России, и в 100 раз выше, чем в Соединенных Штатах-и все это менее чем за 200 фунтов стерлингов в месяц. На одной из шахт Ахметова, шахте Суходольская-Сходня, в 2011 году при взрыве метана погибли 127 горняков. Шахтер Сметанин Игорь Владимирович описал условия, вызвавшие аварию: Вчера я помогал поднимать на поверхность мертвых парней. После этого я проплакал полночи. Я подслушал, как кто-то сказал, что там было 5 процентов метана вместо половины процента. Если есть утечка, никто не может уйти. Они просто находятся на свежем воздухе и заставляют тебя работать. В противном случае вы потеряете работу. Мне платят 1300 гривен 14 за адскую работу в шахте; там много угольной пыли и нет циркуляции воздуха. В зимнее время душ не имеет отопления… С нами обращаются как с животными… Я видел этих мертвых парней. У них не было обуви. У одного не хватало половины головы. Я работал весь день, но вечером упал и плакал до трех часов ночи. Я никогда не плакал на чьих-то похоронах. Мне очень жаль их как человека. Очень жаль. И они умерли, потому что [они говорят нам]: “Давай! Быстрее! Дайте нам добычу угля. Дайте нам новую шахту! Дайте нам миллионы!”15 Непристойное богатство олигархов олицетворяла семья президента Януковича: когда протестующие ворвались в его особняк, они ошеломленно бродили по чистой медной крыше, частному зоопарку, подземному тиру, 18-луночному полю для гольфа, теннисным кортам, боулингу и позолоченному биде. Среди счетов-фактур были найдены 30 миллионов долларов за люстры с 5 миллионами долларов мелочи, потраченной на выключатели и фитинги. Это в стране, где 35 процентов населения живет за чертой бедности. После 1991 года, когда кризис разрушил жизнь простых украинцев, олигархи и политики поощряли региональную и этническую лояльность и разделение. Даже там, где политические лидеры пытались уравновесить соперничающие экономические и региональные интересы, они все чаще прибегали к разыгрыванию этнической и националистической карты, чтобы обеспечить политическую базу против своих соперников и отвлечь от себя гнев народа. Растущий раскол между этими группами одинаково коррумпированных политиков и олигархов привел к так называемой “Оранжевой революции” 2004 года. Хотя это было вызвано фальсификацией выборов, ни одна из сторон не заботилась о демократии. Западные политики знали о мошенничестве, которое было "открытым секретом", и планировали массовые протесты, хотя они ни в коем случае не были уверены в том, что получат поддержку или окажут сопротивление репрессиям. Однако количество людей, стекающихся на площадь, намного превзошло ожидания, и прозападные политики нашли нужный им рычаг. По мере нарастания кризиса правящая элита на востоке угрожала отделением, но отступила. Ни в какой момент движение не вырвалось из хватки элиты с обеих сторон. После кризиса 2008 года элементы правящего класса вовсю использовали стратегию "разделяй и властвуй". Русскоговорящий на востоке Украины был изображен украинскими националистами как “колонизатор”, принадлежащий к иностранной пятой колонне, который сговорился уничтожить украинскую культуру и язык, виновный в связи с голодом и чистками. Украинцев на западе изображали грязными галицкими нацистскими коллаборационистами, которые ненавидели этнических русских и русскоговорящих и стремились подавить их язык и права. Этнические и национальные разногласия усугублялись влиянием кризиса и ролью элит. Они не вписаны в исторические гены украинцев, а должны были быть выкованы и воспитаны. При прозападном президенте Викторе Ющенко правительство выступало за ультранационалистическую переработку истории. Нацистские пособники Степана Бандеры были реабилитированы, а самому Бандере посмертно присвоено звание “Герой Украины” в 2010 году. Тем временем основные средства массовой информации все шире освещали нацистов из "Свободы". 16 Однако это не помогло Ющенко. К концу своего президентства он был полностью дискредитирован, набрав 5 процентов на президентских выборах 2010 года. Вплоть до 2009 года озабоченность простых украинцев этническими конфликтами снижалась. Но, как видно из рисунка 2, после краха произошел внезапный подъем и нагнетание напряженности элитой.17 Рисунок 2: Озабоченность украинцев этническим конфликтом Источник: Pew Research Centre—Spring 2014 Global Attitudes Survey Тем не менее, как отмечает политический географ Эван Сентанни, основные средства массовой информации искажают раскол в Украине. В ответ на статью Макса Фишера из “Вашингтон Пост "18 Сентанни пишет:" Нет, как нелепо утверждает Фишер, "реальной, физической линии", разделяющей Украину пополам. Вместо этого происходит постепенное размежевание смешанного населения, этническая идентичность и история которого не всегда коррелируют с нынешним политическим разделением страны”19. Языковой вопрос также подвергался большому искажению. При советской власти происходило систематическое подавление украинского языка. К 1988 году только 28 процентов всех украинских детей обучались в школах на украинском языке по сравнению с 89 процентами в конце 1930-х гг. 20 Однако до кризиса Майдана многие старые языковые и этнические различия разрушались, особенно среди украинской молодежи. В период с 2003 по 2010 год процент молодых людей, пользующихся только украинским или только русским языком, значительно снизился. Категория, которая увеличилась, была двуязычным использованием как русского, так и украинского языков, увеличившись с 18,9% в 2003 году до 40,3% в 2010 году. 21 Правда в том, что на обширной территории Украины, включая восток, этнические украинцы говорят по-русски, вступают в браки с этническими русскими и все они разговаривают на обоих языках дома, на работе, с друзьями и соседями. Точно так же наиболее важными вопросами для молодых украинцев были право на труд; право на жилище; право на образование; свобода от произвольных арестов; свобода слова; свобода передвижения и свобода совести соответственно. Это помогает объяснить неспособность крайне правых украинских националистов привлечь больше, чем поддержку меньшинства, в подавляющем большинстве ограниченную дальними западными регионами Галиции и Волыни. Точно так же и великорусские шовинисты оказались неспособными заручиться поддержкой за пределами двух восточных областей-Донецкой и Луганской и части юга. Политическая привлекательность движений, основанных на узком шовинизме, ограничена. До мая 2014 года, несмотря на рост напряженности, большинство этнических русских выступали против отделения. В целом только 14 процентов украинцев хотели бы, чтобы регионы отделились. В восточных регионах этот показатель вырос до 18%, и даже среди русскоговорящих на востоке Украины только 27% хотели допустить отделение.22 Борьба 1989-91 годов и растущая социальная интеграция продемонстрировали потенциал единства среди простых украинцев. Два фактора подорвали этот процесс: во-первых, в условиях продолжающегося политического и экономического кризиса, соперничающие слои правящей элиты способствовали региональному и этническому расколу; во-вторых, эти соперничающие лагеря, в свою очередь, были втянуты как Западом, так и Россией, которые каждый хотел создать Украину в качестве “буферного” государства, против своего соперника. Майдан К концу 2013 года украинский правящий класс был в отчаянии. У центрального банка оставалось два месяца золотовалютных резервов, и вероятность дефолта Украины была в два раза выше, чем у Греции. 23 Правящий класс отчаянно нуждался в спасении либо от ЕС и МВФ, либо от России. И то, и другое обойдется дорогой ценой; и то, и другое не принесет ничего, кроме продолжающихся страданий украинским рабочим. После некоторых колебаний Янукович обратился к России, отказавшись подписывать Соглашение об ассоциации, которое было согласовано с ЕС. Это вызвало реакцию, которая коренилась в общей ярости по поводу кризиса и ненависти к олигархам, общей как для востока, так и для запада. Однако протесты никогда не могли перерасти в национальное движение, пока их требования были привязаны к ЕС и Западу. Семена разделения уже были посеяны. Характер требований означал, что студенческие протесты ранней осени достигли предела, за которым они вряд ли будут обобщаться дальше. Возможно, к концу ноября протесты пошли на убыль. Но 30 ноября Янукович и его сторонники приняли судьбоносное решение. За два года поддержка Януковича упала с 42 до 14 процентов; он опасался, что протестного движения будет достаточно, чтобы сместить его. Воспоминания об “Оранжевой революции” 2004 года и прецеденте, созданном “Революцией на граните” 1990 года, имели для украинских правителей более чем символический резонанс. Янукович решил смести протестующих с площади в ходе акции, которая, как он надеялся, быстро положит конец протесту. Он направил туда пресловутые войска МВД: “Беркут", чтобы насильно разогнать студентов. Корни "Беркута" уходят в советский ОМОН, созданный в конце 1980-х годов для борьбы с шахтерами и движением за независимость. Им платили вдвое больше, чем обычным полицейским, и они имели глубоко антисемитскую культуру. Они не только очистили площадь от протестующих, но и преследовали их по улицам с дубинками и осадили Михайловский монастырь, где многие укрылись. Демонстрации десятков тысяч превратились в демонстрации сотен тысяч и более. К началу декабря протестующих было до полумиллиона. Мотивация демонстрантов поучительна. В опросе, проведенном среди 1037 демонстрантов на Майдане и вокруг него 7-8 декабря, 70% заявили, что пришли протестовать против жестокости полиции 30 ноября; 53,5% - за Соглашение об ассоциации с ЕС; 50% - “за изменение жизни в Украине”; 40% - “за смену власти в стране”. Только 17% протестовали из-за опасений, что Украина вступит в Таможенный союз с Россией, или против возможности обратного поворота в сторону России. Ничтожные 5,4 процента заявили, что ответили на призывы лидеров оппозиции.24 Как отмечает Дэвид Кадье: “Протесты, первоначально вызванные отказом от Соглашения об ассоциации, стали значительно более масштабными и решительными после того, как полиция их подавила; они стали меньше думать о верности либо ЕС, либо России, чем об осуждении коррумпированной и неэффективной политической исполнительной власти”.25 Однажды на площади требования политической оппозиции вышли на первый план. Но тем не менее, когда их попросили выбрать, какие три политических требования они больше всего поддерживают, подписание соглашения с ЕС заняло четвертое место, и менее половины протестующих включили его в качестве требования. Во-первых, со значительным отрывом, было освобождение арестованных на Майдане и прекращение репрессий; во-вторых, отставка правительства; в-третьих, отставка Януковича и досрочные президентские выборы.26 Столкновения и демонстрации продолжались всю зиму. Затем 16 января правительство приняло ряд антипротестных законов, вскоре названных “законами диктатуры”, которые включали в себя десять лет тюремного заключения за блокирование правительственных зданий, один год тюремного заключения за клевету на государственных чиновников или “групповые нарушения общественного порядка”, амнистию от уголовного преследования для беркутовцев и сотрудников правоохранительных органов, совершивших преступления против протестующих, и множество других мер. Это вызвало новую волну массовых протестов, против которых "Беркут" развернул свой самый жестокий и убийственный натиск. Более 100 протестующих были убиты. Фашисты и ультраправые смогли представить себя и как жертвы, и как наиболее решительную защиту от "Беркута", и вышли на первый план во многих последовавших столкновениях. Правительственная стратегия привела к катастрофическим последствиям. Янукович бежал, а правящая "Партия Регионов" почти развалилась, когда олигархи и депутаты освободились. Выгодоприобретателями стали прозападные олигархи и политики, которые взяли на борт фашистов "Свободы" и "Правого сектора", назначив их на ключевые министерские посты. Этот процесс был изображен частью левых как путч от начала до конца. Это опасная бессмыслица и в лучшем случае путает результат с намерением. Он игнорирует роль "Беркута" и убийства демонстрантов во многом так же, как некоторые сторонники режима игнорируют массовое убийство анти-киевских активистов в Одессе прокиевской толпой и Правым сектором. Но не "Свобода", не "Правый сектор" и не прозападные политики превратили ранние демонстрации в массовые протесты - это был поворот Януковича и его сторонников к смертельной силе, решение, которое привело к его падению, оставив вакуум, в который вступили проевропейские, прозападные политики. Украина: между Востоком и Западом С момента распада Советского Союза ЕС и НАТО стремились расширить сферу своего влияния на территорию бывшего Советского блока, в то время как Россия стремилась сохранить влияние и, по возможности, восстановить свое господство над своим “ближним зарубежьем” - бывшими республиками Советского Союза, получившими независимость после 1991 года.27 Баланс уже давно был в пользу Запада, и Россия практически ничего не могла сделать, поскольку одна за другой восточноевропейские страны, включая Прибалтику, вступали в ЕС и НАТО. К 2009 году 12 бывших советских государств вступили в НАТО, 11 из них-в ЕС. В 2014 году Грузия, Молдова и Украина подписали “Соглашение о глубокой и всеобъемлющей свободной торговле” с ЕС. Важно понять, что нарастающая напряженность по поводу членства в конкурирующих торговых блоках в Восточной Европе и на российской периферии не случайна и не является просто вопросом агрессивной внешней политики со стороны ЕС; это не просто сентиментальная привязанность к бывшей империи или просто страх окружения со стороны России. Это не вопрос вступления в “клуб” только для того, чтобы получить какие-то привлекательные предложения или сделки. Соперничество за эти региональные экономические блоки является выражением экономической конкуренции между столицами в мировом масштабе. На карту поставлены огромные ресурсы и рынки. Каждый блок вынужден стремиться к максимальному преимуществу перед своими конкурентами и укреплять свои позиции на мировом рынке. Европейский союз был создан именно для того, чтобы его государства-члены могли конкурировать с другими крупными экономиками, такими как США, Япония, государства Юго-Восточной Азии, а теперь и Китай. С окончанием холодной войны было неизбежно, что ЕС повернет на восток. Дэвид Кадье, хотя и на языке академического экономиста, довольно проницательно проследил динамику конкуренции между ЕС и спонсируемым Россией Евразийским таможенным союзом (ЕЭС), и противоречивое давление, которое эта конкуренция оказывает на государства, которые они хотят “интегрировать”. Как и в случае с Украиной, ни одно из этих государств не попадает в ту или иную экономическую сферу влияния. Все они имеют противоречивые интересы как в России, так и в ее партнерах по ЕЭС, а также на рынках ЕС. 28 Сами главные соперники также сильно зависят друг от друга. Несмотря на это, оба “партнерства” являются взаимоисключающими; их правила исключают членство в обоих региональных блоках. Как отмечали Ленин и Бухарин столетие назад, выступая против Карла Каутского, усиление экономической интеграции в мировом масштабе не уменьшает конкуренции. Напротив, стремление получить преимущество за счет конкурирующего капитала или захватить ресурсы и рынки, которые он контролирует, означает, что конкуренция всегда будет восстанавливаться, каким бы “нелогичным” это не казалось. Кадье утверждает, что эти экономические “партнерства” являются “двумя конкурирующими силами по захвату региона”, направленными на одну и ту же группу стран в российском “ближнем зарубежье”; таким образом, и Россия, и ЕС пытаются сформировать экономические, административные и, в некоторой степени, политические структуры государств их общего соседства, хотя и разными средствами и с разным успехом. 29 В марксистских терминах мы возвращаемся к классическому анализу империализма - развитию экономической конкуренции между блоками капитала - и военному соперничеству между государствами. Не случайно конкуренция между ЕС и Россией достигла апогея из-за Украины, хотя ни одна из сторон не ожидала такого исхода и обе эти стороны сильно просчитались. Мировой экономический кризис 2008-2009 годов привел к усилению давления на правящие классы национальных государств за пределами крупных региональных торговых блоков с целью поиска “партнерских” сделок или членского статуса, чего бы это ни стоило. Влияние кризиса на торговлю и рост дефицита увеличивают необходимость снижения тарифов (что само по себе является инструментом капиталистической конкуренции). Это в сочетании с быстро истощающимися запасами оказывает огромное давление на эти государства, чтобы они присоединились к этим “партнерствам”, каковы бы ни были условия. Условия, конечно, имеют свою цену для самих рабочих этих государств. Классический пример - Украина. Президент Янукович пытался балансировать между ЕЭС и ЕС. Он добивался статуса наблюдателя в ЕЭС, одновременно ведя переговоры по Соглашению об ассоциации с ЕС. Однако надвигающийся экономический кризис на Украине и условия “бери или уходи”, представленные как Россией, так и ЕС, не позволят этому балансирующему акту продолжаться. ЕС "перестарался", и Янукович повернулся к России. Балансировка закончилась, и Украина рухнула. Россия всегда проводила красные линии вокруг приграничных государств Беларуси, Молдовы, Украины, Грузии, Армении, Азербайджана и Казахстана. Однако некоторые из этих стран значительно перевешивают другие по значимости. Украина была жемчужиной. Вступление Украины в ЕЭС было существенно важным для регионального экономического проекта Путина. Без Украины ЕЭС оставляет Россию, Белоруссию и Казахстан - совершенно сокращенным, неполноценным проектом, к которому у других государств меньше стимулов присоединяться. Экономическая экспансия ЕС также несет с собой угрозу все большего военного вторжения со стороны НАТО. Если бы Украина вообще соскользнула с орбиты России, региональные и глобальные позиции РФ были бы неизмеримо ослаблены. Путин никогда этого не допустит. Хотя он никогда не рассчитывал на падение Януковича и его замену прозападным режимом в Киеве, Запад, со своей стороны, сильно недооценил решимость России. Когда Янукович пал и Украина повернула на запад, экономических рычагов России стало уже недостаточно, и Путин использовал геополитическое преимущество и военные ресурсы России, чтобы дестабилизировать Украину и, по крайней мере, помешать ей полностью интегрироваться в западный экономический и военный союз. Стратегия России в отношении Украины следовала схеме интервенции, принятой ею с 1990-х годов. Россия избегала военного вмешательства в дела соседних государств, за исключением Чечни, в которую она вторглась после провозглашения независимости республики. Война в Афганистане и первая война в Чечне вызвали массовую оппозицию в России, и это наследие продолжает висеть над российской внешней политикой. 30 Вместо этого Россия поощряла национальные и этнические конфликты, которые дестабилизировали соседние государства и делали их зависимыми от воли России. Ценой этой политики стала серия кровавых конфликтов в ближнем зарубежье, в которых Россия играла ключевую роль. К ним относятся сепаратистские конфликты между Грузией и отколовшимися регионами - Абхазией и Южной Осетией; Молдавия и ее пророссийское отколовшееся Приднестровье, а также конфликт между Арменией и Азербайджаном из-за анклава Нагорный Карабах.31 Вместо того, чтобы выделять большое количество войск и бронетехники, Россия полагалась на “добровольцев”, часто высококвалифицированных, опытных военных и разведчиков среднего звена, чтобы руководить и направлять местные силы на местах и обеспечивать канал для российского оружия и материально-технического снабжения. В ходе этих конфликтов возник высокоидеологический слой глубоко реакционных русских националистов, движимых мечтами о восстановлении Российской/Советской империи. Многие из этих деятелей тяготели к ультраправому “евразийскому” движению, возглавляемому фашистом Александром Дугиным, антисемитской газете "Завтра" и новостной сети "День", возглавляемой ультраправым реакционером Александром Прохановым. Они были частью “красно-коричневого” союза сталинистов, великорусских шовинистов и откровенных фашистов, чьи ведущие фигуры культивировались Кремлем на расстоянии вытянутой руки. Начиная с 2000 года Путин создал гораздо более профессиональную, высокооплачиваемую и лучше оснащенную армию на фоне прилива энергетических богатств, когда цены на нефть и газ на мировом рынке выросли с 30 до 130 долларов за баррель, что привело к огромному притоку капитала. Однако эти военные ресурсы до сих пор использовались для укрепления стратегии России по использованию прокси-сил для дестабилизации своих соседей. Российская стратегия достигла апогея в 2008 году, когда Россия унизила Запад в короткой, острой пятидневной войне, чтобы помешать Грузии вступить в НАТО. Россия использовала пророссийский анклав Южную Осетию в качестве механизма для дестабилизации Грузии; Грузия тогда "перестаралась", думая, что заручится поддержкой Запада, и напала на южных осетин. Россия ответила войсками и прикрытием с воздуха в поддержку повстанцев. С тех пор Россия продолжает использовать свои экономические рычаги воздействия на Грузию, не в последнюю очередь через поставки энергоносителей. Западный империализм и русский “медведь” Те, кто предпочитает взвешивать один империализм против другого в пользу того, что они считают “наименее плохим”, часто оправдывают свою позицию преувеличением угрозы со стороны России, с одной стороны, или Соединенных Штатов - с другой. Это не означает, что они уравновешены в военном или экономическом отношении; Соединенные Штаты и их союзники явно значительно превосходят Россию по обоим показателям. Но это еще не конец дела. Империалистические конфликты не исчезают просто потому, что одна сторона сильнее другой. Как мы уже говорили, империализм - это система, а не боксерский поединок. В частности, напряженность и конфликты возникают по мере изменения параметров конкуренции между капиталами. В нынешнем конфликте между Западом и Россией у каждого есть свои уязвимые места, свои преимущества и слабые стороны. Некоторые из них очевидны. Мечта неоконсерваторов о “Новом американском веке” лежит в руинах на полях сражений в Ираке, Афганистане и Сирии. США в значительной степени полагаются на свое военное преимущество, чтобы компенсировать относительную потерю экономического господства после Второй мировой войны. Однако это военное преимущество уменьшается по мере приближения зоны конфликта к границам растущих или возрождающихся соперничающих держав, таких как Китай или Россия. США страдают от перенапряжения, а НАТО пошла на многое, чтобы не быть втянутой в войну в Украине. С другой стороны, у России есть свои трудности; ее военное перевооружение крайне неравномерно и сопряжено с проблемами. Российский рост пошел вспять, и, каким бы популярным ни казался Путин, прошлый опыт показывает, что участие в войне во время экономического спада может вскоре изменить ситуацию. За день до крымского референдума в Москве против войны выступили около 50 тысяч человек. Они не только выступали против войны, но и многие, возможно, большинство, выступали против аннексии самого Крыма - впечатляющая позиция в сложившихся обстоятельствах, которая позорит многих западных левых.32 В этом отношении и Запад, и Россия сталкиваются с одинаковыми трудностями. Роль антивоенного движения в ограничении интервенции США, Великобритании и союзников в Сирию и Иран, а также огромный масштаб противостояния войнам в Афганистане и Ираке общепризнаны. Несмотря на образ русского населения, которое обожает Путина за восстановление имперской гордости России, Путин опасается, что столкнется с серьезными проблемами, если Россия увязнет в Украине. На первый взгляд кажется, что существует высокий уровень народной поддержки путинского разжигания войны на востоке Украины. Однако это обманчиво по ряду пунктов. Это правда, что при опросе более 50 процентов россиян заявили, что Россия должна оказать поддержку сепаратистскому руководству и боевикам в Донецке и Луганске, при этом 20 процентов высказались против и 20 процентов не уверены. Однако, в то время как 40% поддержали отправку войск, 45% были против.33 (Еще одним признаком потенциальной оппозиции Путину является гнев среди семей и родственников по поводу секретности и запугивания, связанных с десятками смертей российских солдат в Украине во время “учений”)34. Во-первых, такие взгляды в нынешних условиях, при потоке контролируемой правительством пропаганды в средствах массовой информации и слабо организованном антивоенном движении, невероятно впечатляют. Однако еще более значимыми являются взгляды среди молодежи. Другой опрос показывает, что процент людей в возрасте от 18 до 30 лет, выступающих против оказания какой-либо поддержки сепаратистам, точно совпадает с теми, кто выступает за это, - 41 процент.35 Ограниченность возможностей для достижения быстрых побед на поле боя и риск массового противостояния внутри страны привели к тому, что и Запад, и Россия в своих империалистических авантюрах стали в значительной степени полагаться на доверенных лиц. В этих условиях укрепление сектантского, национального и этнического разделения достигает абсолютного первенства, даже когда непредвиденные последствия, такие как в Ираке, Сирии и Украине, создают огромные трудности для правящего класса. Такая стратегия крайне непредсказуема, отчасти потому, что она включает в себя поддержку акторов, чьи собственные реакционные идеологии часто заставляют их бросать вызов своим империалистическим покровителям. Одно, предсказуемо - такая стратегия доказала свою весомость в уничтожении всякой перспективы объединенного сопротивления снизу правящему классу и империализму. За это наши правители поплатятся любой “местной трудностью”. Сойдет ли им это с рук, зависит отчасти от оппозиции, с которой они сталкиваются, а также от политики левых и международного антивоенного движения. Поэтому крайне важно понять, что происходит в Украине и как должны реагировать левые. Крым и восток Свержение Януковича и распад "Партии регионов" имели огромные последствия. Стратегия России состояла в том, чтобы удержать Украину, если не прочно в российской сфере, то, по крайней мере, вне западного альянса.36 Теперь это оказалось под угрозой. Запад бросил свою поддержку Киеву, закрыв глаза на абсолютно реакционный характер режима и роль "Свободы" и "Правого сектора". Это продолжалось и во время резни антикиевских русских националистов в Одессе 2 мая. В результате так называемой “Антитеррористической операции” на востоке Украины погибло более 3000 человек и миллион стали беженцами. Недовольство в рядах украинских военных и членов их семей, а также полуразрушенное состояние вооруженных сил Украины вынудили Киев сделать ставку на использование фашистов из "Правого сектора" и других формирований ополчения. Киев сейчас ненавидят на востоке, особенно в Донецкой и Луганской областях, в том числе и многие из тех, кто ранее относился лояльно. Разногласия между рабочими в Украине сейчас очень глубоки. Тем не менее ошибочно считать движение на востоке антифашистским или менее реакционным, чем его более сильный аналог на западе. Ключевым моментом стала аннексия Крыма Россией. В Крыму находится жизненно важная военно-морская база России на Черном море, арендованная у Украины. Она была пробным камнем для великорусских шовинистов с 1980-х годов. Год за годом звучали требования, в том числе из Кремля и российского парламента, аннексировать Крым.37 Это никогда не имело ничего общего с правом на самоопределение угнетенного меньшинства, которое русскоязычным в Украине не было, все это связано с установлением российского господства не только над самой Украиной, но и по всей периферии России. Именно сети, получившие военную поддержку в предыдущих конфликтах через посредников, помогли построить политический плацдарм для России в Крыму, а затем и на востоке Украины. Среди них были глубоко реакционный Сергей Аксенов, занявший пост премьер-министра Крыма, несмотря на то, что его партия получила только 4 процента на выборах 2010 года; Игорь Гиркин (также известный как Стрелков), Александр Бородай, Игорь Безлер и Владимир Антюфеев - все они были ветеранами предыдущих конфликтов, особенно в Приднестровье. Антюфеев, менее известная, но, возможно, более значимая в настоящее время фигура, занимал пост начальника службы безопасности в Приднестровье и участвовал в неудавшейся попытке государственного переворота в Латвии в 1991 году. После аннексии Крыма, Гиркин и Бородай переехали на восток Украины, где заняли руководящие позиции сепаратистов. Их связи имели решающее значение для обеспечения потока оружия, поставок и добровольцев-бойцов из России. Нет никаких сомнений в том, что сепаратисты получили значительный уровень поддержки в результате политической оппозиции правительству в Киеве и резни, инициированной Киевом на востоке, но это не меняет того факта, что они могут существовать только как посредники для российских интересов в Украине. Активная поддержка боевиков была ограничена среди местных жителей; Сам Гиркин яростно жаловался на это, обвиняя украинцев на востоке в трусости. В июне 2013 года Гиркин участвовал в круглом столе, организованном прокремлевским российским информационным агентством по военной стратегии России. Его главный тезис состоял в том, что России необходимо вести войну нового типа по образцу “упреждающих” ударов по врагам за ее пределами. Между прочим, он продолжал говорить о “демографическом разложении русского общества” среди этнических русских как за пределами России, так и внутри нее; он жаловался на угрозу миграции и радикального ислама, а также на то, что большевики преуспели в 1917 году при поддержке “тайных международных структур” (евреев), потому что действия не были предприняты достаточно рано, чтобы “нейтрализовать” врага.38 Некоторые левые, кажется, почти охотно обманываются “антифашистской” риторикой сепаратистов, не понимая, что эта риторика имеет давнюю сталинскую и реакционную родословную. Она была использована против восточногерманского восстания 1953 года и Венгерской революции 1956 года; она была снова использована державами Варшавского договора для оправдания поддержки вторжения в Чехословакию в 1968 году. Обвинение в “национал-фашизме” использовалось для того, чтобы попытаться разжечь российский антагонизм по отношению к движениям за независимость в бывших советских республиках с конца 1980-х годов. Это гораздо более глубокая проблема, чем реакционные пристрастия отдельных людей. Сам характер и политика сепаратистского движения основаны на великорусском шовинизме и этническом расколе, несмотря на то, что они получили народную поддержку. На самом деле, хотя сепаратисты и получили значительную пассивную поддержку против Киева, они никогда не мобилизовали массовое восстание. Боевые силы и даже самые крупные демонстрации были совсем не того порядка. Им никогда не удавалось распространить оккупацию за пределы некоторых городов и поселков в двух регионах, где этническое русское население является самым массовым. И Запад, и Россия поддержали своих соответствующих доверенных лиц в Украине, и результатом этого стал карнавал реакции с обеих сторон конфликта. Оба лагеря вызвали раскол между украинскими рабочими, и тем самым усилили власть соперничающих империалистов над всем рабочим классом. Утверждение некоторых европейских и русских левых о том, что движение на востоке основано на прогрессивной артикуляции классовых требований, ложно. Именно субъективное отсутствие классового движения в Украине позволило обоим этим шовинизмам меньшинства доминировать в политическом ландшафте Украины с такими катастрофическими последствиями. Империализм и левые На левом фланге возник спор о том, как реагировать на роль России в конфликте. За этими спорами стоят различия в подходах к пониманию империализма вообще и, среди марксистов, в том, как мы должны применять наше понимание классической теории империализма, разработанной революционерами в начале 20-го века. Доминирующей реакцией, по праву, было противодействие любому вмешательству. Это должно стать отправной точкой для революционеров и антивоенных активистов в Британии. Нельзя допустить, чтобы разногласия по поводу роли России препятствовали единому ответу нашим собственным разжигателям войны, чье лицемерие выходит за рамки сатиры. Президент Обама заявил об аннексии Крыма Россией: “Ввод войск и, поскольку вы больше и сильнее, захват части страны - это не то, как работает международное право и международные нормы в 21 веке.” Очевидно, что нормы 21-го века "не применимы" к Афганистану, Ираку или Газе. Однако это не может быть поводом для социалистов преуменьшать характер конфликта или роль России. Это может только подорвать построение международного движения против войны в долгосрочной перспективе. Трудность начинается с тенденции рассматривать роль России только через призму военного доминирования США. Таким образом, некоторые из наиболее принципиальных и давних противников американского и британского империализма утверждали, что Россия не является виновной стороной конфликта или что она находится в “обороне” от США и НАТО. Такие позиции были сформулированы, с разной степенью акцента, Ноамом Хомским, Джоном Пилгером, Джонатаном Стилом и Шеймусом Милном из The Guardian, а также Стивеном Ф. Коэном - проклятием американских идеологов холодной войны.39 Это понятно, если ошибаться; однако такие позиции распространяются на те слои левых, которые ссылаются на революционную традицию, и это имеет особые последствия для левых в России и бывшем советском блоке. Внутри антивоенного движения отношение к конфликту как к межимпериалистическому было обескуражено на том основании, что мы должны сосредоточить весь огонь на наших собственных империалистах и воздержаться от критики роли России.40 Однако Россия не является Ираком или Афганистаном и не может рассматриваться исключительно в изолированном отношении к мощи США и расширению НАТО. 41 Россия занимает огромную территорию и имеет свои империалистические интересы как в своем регионе, так и в других частях мира, включая Ближний Восток. Это соперник, хотя и слабый, в империалистической мировой системе. Россия является частью мировой системы конкурирующих капиталов и стремится конкурировать с господствующими державами, чтобы доминировать и угнетать своих собственных рабочих, а также рабочих в странах “ближнего зарубежья”. Россия по-прежнему является второй ядерной державой в мире. Важно не путать межимпериалистические конфликты между соперничающими империалистическими державами с конфликтами между крупными державами и подчиненными или угнетенными государствами. Если бы в последнем случае мы в равной степени противостояли обеим воюющим сторонам, то в конечном итоге поддержали бы наиболее могущественную. Однако было бы ошибкой подходить к межимпериалистическому конфликту так, как если бы это был конфликт между империалистом и подчиненным государством. Опасность, как и в холодной войне, заключается в нисхождении в “кампизм”, в котором один империализм рассматривается как более или менее желанный “противовес” другому. Здесь социалисты и антивоенные активисты могут оказаться в ловушке оправдания авантюр “наименее плохих” из соперничающих держав. Именно такую позицию некоторые заняли как в связи с аннексией Крыма, так и в связи с сепаратистами на востоке Украины.42 Опасность здесь заключается в том, что антиимпериалистический принцип, столь необходимый для построения массового антивоенного движения, может быть дискредитирован. Это также означает, что социалисты в “наименее плохом” империализме освобождены от аргументации, что “главный враг находится дома”. Между тем те, кто придерживается противостояния собственным империалистам, но занимает “кампистскую” позицию, рискуют впасть во все более глубокую апологетику, с одной стороны, или, как в холодной войне, внезапно сменить позицию, когда поддержка соперничающего империализма уже не выдерживает критики. Настаивание на империалистическом характере соперничества между великими державами не является абстракцией. Это также не подразумевает “нейтральной” позиции. Напротив, в случае с Украиной это означает, что даже если мы на мгновение приостановим реальность и предположим, что Россия является доминирующей экспансионистской державой, мы все равно будем абсолютно против вмешательства НАТО или санкций. Оппозиция нашим собственным империалистам не опирается на необходимость маскировки роли своих соперников. Прежде всего, только настаивая на том, что мы сталкиваемся с империалистической войной, имеет смысл утверждать, что в каждой стране главный враг находится дома. Цель социалистов состоит не только в том, чтобы противостоять войне, но и в том, чтобы превратить войну между нациями в гражданскую войну между классами, объединить рабочих всех стран против международной “шайки разбойников”. Позиция российского социалиста Бориса Кагарлицкого иллюстрирует проблему исключения России из уравнения, особенно учитывая давление на левых в постсоветских государствах. Кагарлицкий был видным радикальным диссидентом в 1980-е годы и сыграл важную роль в первой пропаганде перестройки и гласности “снизу”. Он имел высокий международный авторитет и был известен на антикапиталистических и антиглобалистских форумах. Однако уязвимость Кагарлицкого была очевидна еще до украинского кризиса. Он пренебрежительно отнесся к масштабным “болотным” протестам 2011 года против фальсификаций на президентских выборах в России, назвав их просто протестами “среднего класса”, оторванными от забот рабочих (эту тему Кагарлицкий вновь затронул в случае с Украиной).43 К сожалению, отнюдь не утверждая, что в России, как и в Великобритании, “главный враг находится дома”, Кагарлицкий удовольствовался нападками на НАТО, поддерживая российских доверенных лиц на востоке Украины и восхваляя этнических русских в Крыму.44 Действительно, он критиковал Путина за то, что он недостаточно решительно вмешался и выступил против 26-тысячного антивоенного протеста в Москве 21 сентября 2014 г.45 Это трагическая политическая позиция, но в которой западные левые также несут определенную ответственность. В самой Украине левые катастрофически расколоты. Одна организация, “Боротьба”, с сильными сталинскими традициями, распалась на союз сталинистов и великорусских шовинистов и призвала к поддержке восточных сепаратистов. Другая группа, связанная с Четвертым интернационалом, ориентирована на движение, возникшее из протестов Майдана. К сожалению, последние направили свои основные аргументы против России, а не против глубоких иллюзий в НАТО и ЕС на западной Украине. На Западе Майдан также привлекал надежды тех, кто возвысил “стихийный” характер "Оккупай" и других общественных движений, причем некоторые из них считали Россию главным врагом, а западный империализм - всего лишь мелким игроком.46 Заключение Хотя мы можем строить предположения относительно исхода нынешнего перемирия, очевидно, что экономический кризис и империалистическое соперничество глубоко раскололи Украину. Тем не менее, объективный потенциал для единого ответа трудящихся востока и запада продолжает существовать. Это будет зависеть от того, начнет ли возникать движение и сила слева, которые бросают вызов не только олигархам, но и соперничающим империализмам и соперничающим национальным шовинизмам, которые они подпитывают. Примкнуть к тому или иному шовинизму в Украине, окрасить ту или иную сторону в фальшивую социалистическую окраску или утверждать, что один империалистический лагерь является оборонительным, - значит бросить вызов урокам, извлеченным революционерами в Первой мировой войне. Правда, перед социалистами на Украине, в России и здесь, на Западе, стоят разные конкретные задачи. Однако эти задачи опираются на два общих принципа: во-первых, признание того, что это империалистический конфликт; во-вторых, что социалисты стремятся к укреплению международного единства рабочего класса через все национальные и этнические различия. Именно из этих принципов вытекает бескомпромиссная оппозиция соперничеству наших собственных правителей в Украине, в то же время не делая никаких уступок своим империалистическим соперникам или их доверенным лицам. Это так же верно в Лондоне, как и в Москве, Киеве или Донецке. В своей брошюре “Социализм и война” Ленин утверждает: С точки зрения буржуазной справедливости…Германия была бы совершенно права в отношении Англии и Франции, ибо она “покончила” с колониями, ее враги угнетают неизмеримо большее число наций, чем она, и славяне, угнетаемые ее союзницей Австрией, несомненно, пользуются гораздо большей свободой, чем в царской России, этой настоящей “тюрьме наций”. Но Германия борется не за освобождение, а за угнетение народов. Ленин продолжает утверждать, что не дело социалистов помогать одному грабителю грабить другого: “Социалисты должны воспользоваться борьбой между грабителями, чтобы свергнуть их всех. Для этого социалисты должны прежде всего сказать народу правду, а именно, что эта война есть в тройном смысле война между рабовладельцами за укрепление рабства”.47 Уроки, извлеченные в процессе формирования единого международного рабочего движения в условиях войны, кризиса и национального шовинизма в монументальных масштабах, существовавших в Первую мировую войну, необходимо переосмыслить. Долгие десятилетия низкой классовой борьбы, подъем и падение движений повлекли за собой определенные политическик отсупления для левых, заставляя многих обращаться к другим социальным силам, чтобы принести изменения. В конечном счете это приводит к опасности компромисса с самой существующей системой. Нигде эта задача не стоит так остро, как в вопросе об Украине. Неспособность понять характер государственного капитализма в России после сталинской контрреволюции также вернулась, чтобы преследовать нас. Во время холодной войны Тони Клифф впервые использовал лозунг: “Ни Вашингтон, ни Москва, а международный социализм!”, чтобы восстановить принципиальные позиции, занятые Лениным и большевиками во время Первой мировой войны. Клифф сделал это в ситуации, когда левые на международном уровне заняли “кампистскую” позицию в пользу поддержки того или иного империализма, в частности государственной капиталистической Советской империи, и повернулись спиной к международному рабочему классу, способному разорить их собственных империалистов и всю “банду грабителей”. Это позиция, которую левые должны переосмыслить в контексте многополярного мира соперничающих столиц и государств: В своем безумном стремлении к наживе, к богатству две гигантские империалистические державы угрожают существованию мировой цивилизации, угрожают человечеству страшными страданиями атомной войны. Интересы рабочего класса, всего человечества требуют, чтобы ни одна из империалистических мировых держав не была поддержана, но чтобы против обеих велась борьба. Боевой клич настоящих, подлинных социалистов сегодня должен быть: “Не Вашингтон и не Москва, а Международный социализм”.48 Источники: 1: Lenin, 1917. 2: Lenin, 1914. 3: Cumming-Bruce, 2014, and UN High Commissioner for Refugees, 2014. 4: Stratfor, 2014a. 5: Lieven, 1999, pp7-9. Ливен не из левых, но написал интересную и содержательную работу о Чечне и Украине. 6: О том, как следует применять классические теории империализма, см. Harman, 2003. См. также дебаты между Алексом Каллиникосом и Лео Паничем и Сэмом Гиндином (Callinicos, 2005; Panitch and Gindin, 2006; Callinicos, 2006). О последних дебатах также см. Rees, 2006, pp212-17 (это представляет особый интерес в свете недавних разногласий между мной и Джоном Рисом по поводу Украины). 7: Communist Party of the Soviet Union, 1939, pp331-52. Эта заключительная глава “Краткого курса” Истории Коммунистической партии Советского Союза (большевиков) начинается с международного положения и заканчивается “Ликвидацией остатков Бухаринско-Троцкистской банды шпионов, вредителей и предателей”. 8: Троцкий предсказал союз между Сталиным и Гитлером в 1937 году, документируя попытки Сталина достичь взаимопонимания с нацистским режимом — Комиссия Дьюи, 1937. Также Broué, 1997, p716. Пьер Бруэ утверждает, что чистки Польской коммунистической партии были частично мотивированы необходимостью Сталина расчистить путь для сделки с нацистами по разделению Польши; по условиям пакта, Сталин захватил украинские области Галиции и Волыни, включая Львов. Если Бруэ прав, то подобные расчеты применимы и к украинским коммунистам. Я благодарен Гарету Дженкинсу за эту рекомендацию. 9: Trotsky, 1939. 10: Garnett, 1997; Lieven, 1999. See also Goodby, 1998. Сильный постмайданный анализ из той же “реалистической” школы см. Тренин, 2014. 11: Harman and Zebrowski, 1988; Harman, 1990. Эти две статьи, написанные в момент окончательного распада Советского Союза, содержат классический анализ корней кризиса и роли национальных движений в бывших советских республиках. 12: Krawchenko, 1993. 13: Gillman, 1998, p398. 14: 1,300 Ukrainian Hryvnia, about £62 at the time of writing. 15: Vladimirovich, 2011. 16: Rudling, 2013, pp228-231. 17: Pew Research Centre, 2014, p10. 18: Fisher, 2013. 19: Centanni, 2014. 20: Lieven, 1999, p16. 21: Diuk, 2012, pp120-121. 22: Pew Research Centre, 2014, p4 23: Rao, 2013. 24: Ilko Kucheriv Democratic Initiatives Foundation, 2014. 25: Cadier, 2014. 26: Ilko Kucheriv Democratic Initiatives Foundation, 2014. 27: Stewart, 1997, pp18-21. 28: Although in the case of the ECU, the balance of trade is overwhelmingly with Russia. Belarus and Kazakhstan remain bit players. 29: Cadier, 2014. 30:Даже в случае с Чечней Путин извлек уроки из опыта поражения 1994-96 годов. В начале войны он очень заботился о том, чтобы создать сильный местный чеченский режим под руководством бывшего повстанца, жестокого Ахмата Кадырова, которого после убийства в 2004 году сменил его столь же жестокий и коррумпированный сын Рамзан. Путин вложил миллиарды долларов в реконструкцию Грозного, чтобы укрепить свое правление. 31: О войне в Чечне и конфликтах 1990-х годов см. Ferguson, 2000. 32: Демонстрации были впечатляющими, но показали слабость русских левых, которых насчитывалось всего несколько сотен. Это имеет серьезные последствия для движения, в политической ориентации которого в значительной степени доминируют либералы свободного рынка (я благодарен Бену Нилу, который живет в Москве и активно участвовал в протестах, за это наблюдение). 33: Levada, 2014. 34: Schlossberg, 2014a and 2014b. 35: Goryashko, 2014. 36: See for example, Stratfor, 2014b. 37: Stewart, 1997, pp21-6. 38: Investigate This, 2014. 39: Chomsky, 2014; Pilger, 2014; Milne, 2014; Steele, 2014; Vanden Heuvel and Cohen, 2014. 40: German, 2014; Nineham, 2014. 41: See Nineham, 2014 for a comparison of positions on Russia to, for example, Serbia. 42: Kagarlitsky, 2014a; 2014b; 2014c; 2014d; 2014e. 43: Kagarlitsky, 2011. См. также Haynes, 2008; Crouch, 2002; Harman, 1994 и Callinicos, 1990 для критики ключевых аспектов подхода Кагарлицкого, не в последнюю очередь по национальному вопросу и его неоднозначной позиции в отношении российских “левых”. 44: Kagarlitsky, 2014a; 2014b; 2014c; 2014d; 2014e. 45: Rabkor, 2014. 46: Zizek, 2014. 47: Lenin, 1915. 48: Cliff, 1950. Ссылки: Broué, Pierre, 1997, Histoire de L’Internationale Communiste: 1919–1943 (Fayard). Cadier, David, 2014, “Eurasian Economic Union and Eastern Partnership: the End of the EU-Russia Entredeux”, LSE (27 June), www.lse.ac.uk/IDEAS/publications/reports/pdf/SR019/SR019-Cadier.pdf Callinicos, Alex, 1990, “A Third Road?”, Socialist Review (February), www.marxists.org/history/etol/writers/callinicos/1990/02/3rdroad.html Callinicos, Alex, 2005, “Imperialism and Global Political Economy”, International Socialism 104 (autumn), www.isj.org.uk/?id=140 Callinicos, Alex, 2006, “Making Sense of Imperialism: a Reply to Leo Panitch and Sam Gindin”, International Socialism 110 (spring), www.isj.org.uk/?id=196 Centanni, Evan, 2014, “How Sharply Divided is Ukraine, Really? Honest Maps of Language and Elections” Political Geography Now (9 March), http://tinyurl.com/orv5vgm Chomsky, Noam, 2014, “Interview: Noam Chomsky”, Chatham House (June), www.chathamhouse.org/publication/interview-noam-chomsky# Cliff, Tony (as R Tennant), 1950, “The Struggle of the Powers”, Socialist Review (November), www.marxists.org/archive/cliff/works/1950/11/powers.html CPSU, 1939, History of the Communist Party of the Soviet Union (Bolsheviks) (Foreign Languages Publishing House). Crouch, Dave, 2002, “The Inevitability of Radicalism”, International Socialism 97 (winter), www.marxists.org/history/etol/newspape/isj2/2002/isj2-097/crouch.htm Cumming-Bruce, Nick, 2014, “More than a Million Ukrainians have been Displaced, UN says”, New York Times (2 September), http://tinyurl.com/jwgx7pn Dewey Commission, 1937, “The Case of Leon Trotsky, 8th Session” (14 April), http://tinyurl.com/qfjmeec Diuk, Nadia M, 2012, The Next Generation in Russia, Ukraine, and Azerbaijan: Youth, Politics, Identity and Change (Rowman and Littlefield). Ferguson, Rob, 2000, “Chechnya: The Empire Strikes Back”, International Socialism 86 (spring), www.marxists.org/history/etol/newspape/isj2/2000/isj2-086/ferguson.htm Fisher, Max, 2013, “This One Map helps explain Ukraine’s Protests”, Washington Post (9 December), http://tinyurl.com/op4s9ce Garnett, Sherman W, 1997, Keystone in the Arch: Ukraine in the Emerging Security Environment of Central and Eastern Europe (Carnegie). German, Lindsey, 2014, “Does Opposing our Government’s Wars mean we Support ‘the Other Side’?” (13 July), http://tinyurl.com/knsfch7 Gillman, Max, 1998, “A Macroeconomic Analysis of Economies in Transition”, in Amnon Levy-Livermore (ed), Handbook on the Globalization of the World Economy (Edward Elgar). Goodby, James E, 1998, Europe Undivided: The New Logic of Peace in US–Russian Relations (United States Institute of Peace Press). Goryashko, Sergei, 2014, “Russians do not Understand the Objectives of the Lugansk and Donetsk Republics”, Kommersant (4 September). Harman, Chris, 1980, “Imperialism, East and West”, Socialist Review (February), www.marxists.org/archive/harman/1980/02/imp-eastwest.htm Harman, Chris, 1983, “Increasing Blindness”, Socialist Review (June), www.marxists.org/archive/harman/1983/06/bukharin.htm Harman, Chris, 1990, “The Storm Breaks”, International Socialism 46 (spring), www.marxists.org/archive/harman/1990/xx/stormbreaks.html Harman, Chris, 1994, “Unlocking the Prison House”, Socialist Review (July/August), www.marxists.org/archive/harman/1994/07/centasia.html Harman, Chris, 2003, “Analysing Imperialism”, International Socialism 99 (summer), www.marxists.org/archive/harman/2003/xx/imperialism.htm Harman, Chris, and Andy Zebrowski, 1988, “Glasnost-Before the Storm”, International Socialism 39 (summer), www.marxists.org/archive/harman/1988/xx/glasnost.html Haynes, Mike, 2008, “Valuable but Flawed”, International Socialism 119 (summer), www.isj.org.uk/?id=471 Ilko Kucheriv Democratic Initiatives Foundation, 2014, “Maidan 2013: Who, Why and for What?” http://dif.org.ua/ua/events/gvkrlgkaeths.htm Investigate This, 2014, “Ukraine Crisis: Militia Leader Igor Girkin a Hardline Russian Ex-FSB Colonel (Updated)” (15 August), http://tinyurl.com/lbqf4xd Kagarlitsky, Boris, 2011, “Boris Kagarlitsky: A Very Peaceful Russian Revolt”, Links: International Journal of Socialist Renewal (11 December), http://links.org.au/node/2663 Kagarlitsky, Boris, 2014a, “Boris Kagarlitsky: Crimea Annexes Russia”, Links: International Journal of Socialist Renewal (24 March), http://links.org.au/node/3790 Kagarlitsky, Boris, 2014b, “Boris Kagarlitsky on Eastern Ukraine: The Logic of a Revolt”, Links: International Journal of Socialist Renewal (1 May), http://links.org.au/node/3838 Kagarlitsky, Boris, 2014c, “Solidarity with the Anti-fascist Resistance in Ukraine Launch”, (Video Link with Boris Kagarlitsky-2 June), http://tinyurl.com/lg52v87 Kagarlitsky, Boris, 2014d, “Boris Kagarlitsky: Eastern Ukraine People’s Republics between Militias and Oligarchs”, Links: International Journal of Socialist Renewal (16 August), http://links.org.au/node/4008 Kagarlitsky, Boris, 2014e, “Ukraine’s Uprising against Nato, Neoliberals and Oligarchs-an Interview with Boris Kagarlitsky”, Counterfire (8 September), http://tinyurl.com/pgnpn64 Krawchenko, Bohdan, 1993, “Ukraine: the Politics of Independence”, in Ian Bremmer and Ray Taras (eds) Nations and Politics in the Soviet Successor States (Cambridge University Press). Lenin, V I, 1914, “Letter to A.G. Shlyapnikov” (17 October), http://tinyurl.com/phfy3gd Lenin, V I, 1915, “Socialism and War” (July-August), http://tinyurl.com/nmq7nrq Lenin, V I, 1917, “In the Footsteps of Russkaya Volya” (13 April), http://tinyurl.com/psufcxc Levada, 2014, “Russian Views on Events in Ukraine” (27 June), http://tinyurl.com/on2w23s Lieven, Anatol, 1999, Ukraine and Russia: a Fraternal Rivalry (United States Institute of Peace Press). Milne, Seamus, 2014, “It’s not Russia that’s Pushed Ukraine to the Brink of War”, (30 April), www.theguardian.com/commentisfree/2014/apr/30/russia-ukraine-war-kiev-conflict Nineham, Chris, 2014, “Ukraine: Why Being Neutral Won’t Stop a War”, (23 March), www.counterfire.org/articles/analysis/17119-ukraine-why-being-neutral-wont-stop-a-war Panitch, Leo, and Sam Gindin, 2006, “Feedback: Imperialism and Global Political Economy-a reply to Alex Callinicos”, International Socialism 109 (Winter), www.isj.org.uk/?id=175 Pew Research Centre, 2014, “Despite Concerns about Governance, Ukrainians Want to Remain One Country”, Pew Research Global Attitudes Project (8 May), http://tinyurl.com/pxayt3u Pilger, John, 2014, “In Ukraine, the US is Dragging us Towards War with Russia”, Guardian (13 May), http://tinyurl.com/le5v6h4 Rabkor, 2014, “Anti-fascists were Removed by Police from the ‘Peace March’ in Moscow, Rabkor (21 September), http://rabkor.ru/news/2014/09/21/peace-march Rao, Sujato, 2013, “Banks Cannot Ease Ukraine’s Reserve Pain”, Global Investing (9 December), http://blogs.reuters.com/globalinvesting/2013/12/09/banks-cannot-ease-ukraines-reserve-pain/ Rees, John, 2006, Imperialism and Resistance (Routledge). Rudling, Per Anders, 2013, “The Return of the Ukrainian Far Right: The Case of VO Svoboda”, in Ruth Wodack and John E Richardson (eds), Analysing Fascist Discourse: European Fascism in Talk and Text (Routledge). Schlossberg, Leo, 2014a, “The Army and the Volunteers”, Novaya Gazeta (3 September). Schlossberg, Leo, 2014b, “They weren’t just Tricked, They were Humiliated”, Novaya Gazeta (4 September). Steele, Jonathan, 2014, “The Ukraine Crisis: John Kerry and Nato must Calm Down and Back Off”, Guardian (2 March), http://tinyurl.com/mped2pn Stewart, Dale B, 1997, “The Russian-Ukrainian Friendship Treaty and the Search for Regional Stability in Eastern Europe (Thesis)”, Monterey Naval Postgraduate School (December), https://archive.org/details/russianukrainian00stew Stratfor, 2014a, “Potential New Dangers emerge in the US-Russian Standoff” (3 September), http://tinyurl.com/l8usyt5 Stratfor, 2014b, “Ukraine: Russia Looks Beyond Crimea” (3 March), http://tinyurl.com/ktjaybx Trenin, Dmitri, 2014, “The Ukraine Crisis and the Resumption of Great Power Rivalry”, Carnegie Moscow Center (9 July), http://tinyurl.com/kc9uwul Trotsky, Leon, 1939, “The Problem of the Ukraine”, Socialist Appeal (9 May), www.marxists.org/archive/trotsky/1939/04/ukraine.html UNHCR, 2014, “Number of Displaced inside Ukraine more than Doubles Since early August to 260,000” (2 September), www.unhcr.org/540590ae9.html Vanden Heuvel, Katrina, and Stephen F Cohen, 2014, “Cold War Against Russia-Without Debate”, The Nation (19 May), http://tinyurl.com/kmnx48d Vladimirovich, Smetanin Ihor, 2014, “Coal miner: People are Expendable”, Kyiv Post (5 August), http://tinyurl.com/lg3w963 Zizek, Slavoj, 2014, “What Europe Can Learn from Ukraine”, In These Times (8 April), http://inthesetimes.com/article/16526/what_europe_can_learn_from_ukraine

Несмотря на прошедшие годы, вопрос вооружённого конфликта на юго-востоке Украины до сих пор будоражит левое движение. В связи с этим мы вспоминаем подробный анализ нашего товарища, написанный в 2014 году. Данная статья не несёт в себе цели в полной мере разобрать ситуацию, в которой Украина оказалась со времени начала "Майдана". Автор поставил перед собой задачу проанализировать исключительно характер вооружённого восстания в приграничных с Россией регионах. Материал публикуется в практически неизменном виде, присутствуют лишь чуть более поздние незначительные правки автора. Читателю необходимо иметь это в виду, так как материал готовился "по горячим следам". На сегодняшний день некоторые положения статьи могут потерять свою актуальность. После того, как был свергнут Янукович, на Юго-Востоке Украины образовался новый очаг борьбы. Комментарии представителей разных сил разнились в прямо противоположных направлениях. Кто-то называл происходящее новой революцией или антифашистским, национально-освободительным сопротивлением, кто-то наоборот – крайней реакцией, служащей российскому империализму. Как человек, не склонный никому безоговорочно доверять, я решил самостоятельно проанализировать доступную мне информацию, чтобы сделать выводы и поделиться ими с другими в виде этой статьи. Собирать информацию достаточно тяжело – в условиях информационной войны каждая новость, высказывание в блоге, фотография и даже некоторые видеозаписи нуждаются в проверке. Поэтому при анализе старался брать лишь факты, в которых можно быть достаточно уверенным. I Попробуем для начала восстановить последовательность событий, происходящих на Юго-Востоке Украины. Антимайдан как движение появился еще в ноябре 2013-го года. Тогда появились первые информационные площадки и стали проводиться первые митинги. Так, первые записи в группе Вконтакте «Антимайдан» датированы 24 ноября – то есть всего через 3 дня после начала Евромайдана. Основная направленность в тот момент – критика Евромайдана и протестующих, договора ассоциации с ЕС и самой Европы, защита Януковича. Идейная направленность в тот момент – поддержка сближения с Россией и Беларусью, мотивированные братством славян, видеозаписи крестных ходов, проимперские и проСССРовские публикации, были и видеозаписи с представителями Боротьбы (надо заметить — уже тогда – когда группа Антимайдан была еще очень малоизвестной и Боротьба никак себя не связывала с этим движением). Чуть позже, уже после первых столкновений (то есть в начале декабря), начинает раскручиваться тема «бандеровцев», под которых записываются все участвовавшие в столкновениях с полицией, и в то же время начинается активная поддержка Беркута и его защита. Первые митинги по Антимайдану проходили в основном в Киеве, где были в основном свезенные автобусами бюджетники или нанятые титушки, а также в Крыму и на Юго-Востоке Украины. Организаторы в основном –Партия Регионов и КПУ, иногда – прорусские правые. Вот примеры митингов – 7 декабря в Донецке -, он же в Живом журнале, из комментариев становится ясно, что организаторы – «Славянское единство и Донецкая республика, но уже известно, что к ним присоединятся Русский блок и местный комсомол. Несмотря на местами противоположные взгляды политические пристрастия отошли в сторону». Митинг в Симферополе 2-го декабря, там «В руках митингующих флаги России, Украины, Партии регионов и плакаты: «Бендеровцы не пройдут», «Милиция с народом», «Качинский, вон из Украины!»». На видео 15 декабря из Одессы, преобладают красные флаги КПУ и пожилые люди в толпе. Антимайдан в Харькове напоминает обычное провластное официальное мероприятие. В январе 2014-го антимайдановские акции были представлены слабо, в основном велась информационная война на интернет ресурсах с обличением протестующих, поддержкой Беркута. Лишь в конце января начинается преимущественное выделение Юго-Востока из всей Украины. Появляются «дружины самообороны» в разных городах, что стало ответом на начавшиеся захваты городских администраций восставшими по всей Украине. В этот момент появляется «антифашистская» риторика, начинает активно использоваться георгиевская ленточка. Идейная направленность остается той же – против Европы, «бандеровцев», за Беркут и интеграцию с Россией. Надо заметить, что в группах подобного рода все это время поддерживалась ситуация силового разгона протестующих на Майдане, поддерживались избиения и даже убийства участников Майдана. Вот одна из цитат с подобного сайта: «Наконец-то бойцам МВД разрешили огонь на поражение! У бандеровцев уже около двух десятков трупов! Ура, товарищи!». Так что сначала была активная поддержка происходящих убийств и лишь потом участники подобных групп начали заявлять о том, что снайперы – провокаторы со стороны оппозиции. С того момента как Янукович был свергнут, начинаются сразу же призывы о помощи к России. При этом поднимается антиукраинская волна – если раньше в группах антимайдана публиковали украинский флаг, поддерживали единство Украины, выступали против попытки «расколоть Украину», то после этого начинаются прямо противоположные публикации. Если раньше поднимался лозунг украинского патриотизма, то после свержения Януковича, сразу же начинаются публикации о «Новороссии», посты с сожжением украинского флага, и все в этом роде. Такую разительную перемену можно заметить, если просматривать публикации за это время из антимайдановских групп. Наконец, с конца февраля – начала марта, начинается уже собственно движение Юго-Востока, происходят многочисленные выступления в Крыму, Донецке, Луганске и других городах. Крым, как мы знаем, довольно быстро отошел к России, а в остальных частях Юго-Востока выступления продолжились и дальше. Их-то мы будем рассматривать подробнее. II Дальнейшая история Юго-восточного движения достаточно насыщена, поэтому разбирать в подробностях все события не имеет смысла. Посмотрим лишь краткую хронологию важнейших событий, чтобы потом перейти к анализу собственно движения. В течение всего марта происходят массовые выступления против новой украинской власти, основные лозунги –федерализации, полной автономии или присоединения к России. Начиная с середины марта происходят нападения на сторонников Майдана. Одно из первых зафиксированных убийств – 13.03 в Донецке. В те же дни происходят столкновения в Харькове между сторонниками и противниками Майдана. В апреле начинаются штурмы местных администраций и других важных зданий (отделений милиции и СБУ, телевиденья) в Донецке, Луганске и областях этих городов. В остальных частях Юго-Востока происходят параллельные выступления сторонников и противников федерализации, происходят отдельные столкновения (в основном, нападавшие из числа антимайдановцев). В середине апреля украинская власть начинает посылать вооруженные силы для подавления движения – официально это называется «контртеррористической операцией». К этому моменту можно сказать, что Донецкая и Луганская область находятся под частичным контролем «сепаратистов», остальные области ими не контролируются. Наконец, в мае мы видим закончившиеся трагедией столкновения в Одессе и жестокие бои в Мариуполе, происходит референдум за отделение от Украины. III Какие главные группы можно выделить при рассмотрении движения Юго-Востока. Во-первых, это те, кого можно назвать «ополченцами» — хорошо вооруженные люди, поддерживающие захваты и бои с правительственными силами. Во-вторых, это участники политических организаций, участвующие в движении. И, наконец, это местные жители разных слоев, которые поддержали движение. Кто такие «ополченцы»? По версии сторонников федерализации, это обычные люди, вооружившиеся и вставшие на путь борьбы с «хунтой». Но такая версия не выдерживает критики. У «ополченцев» имеется современное первоклассное вооружение, которое не может появиться просто так. Его можно либо купить (разумеется не на обычном рынке, а только имея хорошие связи и много денег – то есть для простого народа это исключено), либо отнять в качестве трофея у хорошо вооруженной армии. Версия трофеев исключается, так как такое вооружение появилось еще задолго до первых столкновений с Украинской армией. Значит, что ополченцы явно не простые местные жители. Другая версия говорит о том, что это представители российских спецслужб и армии, и прочие наемники из России. Но и эта версия вызывает много сомнений. Если в Крыму действительно были российские военные, что в последствии не отрицалось даже Путиным, то на Юго-Востоке они если и есть, то не составляют основной части движения. Во-первых, поддержка Путиным движения Юго-Востока гораздо слабее, и если бы это была российская армия, то он бы не мешкая присоединил бы Донецкую и Луганскую Области, но этого не происходит. Так что на «спецоперацию» подобную крымской это не очень походит. Во-вторых, украинская армия ведет бои с «повстанцами», и если бы большинство из них было российскими военными, то уже бы появилось много неоспоримых доказательств этого. Пока их нет. Значит, основу «ополченцев» составляют не российские наемники – они вполне могут присутствовать, но не в таком большом количестве. Если это не представители народа и не российские военные, то наиболее вероятным является то, что это наемники, получающие средства от местных правящих кланов (возможно – из России). У них есть достаточно средств, чтобы покупать оружие, связи с производителями оружия (в том числе из России), средства для найма «ополченцев» и для ведения борьбы. И именно они больше всего заинтересованы сейчас в поддержании конфликта (об этом подробнее – ниже). И действительно, сейчас это начинает всплывать на поверхность: «Оказалось, что две трети из активистов уже на содержании олигарха Ахметова. Очень небольшая группа лиц сохраняла верность идее, но при этом все равно брала деньги. Деньги брали все!», слышим мы от Павла Губарева. Так что именно версия поддержки со стороны местного правящего класса, боящегося потерять все после Майдана, оказывается наиболее близкой. (Более поздняя информация, такая как признания Стрелкова, говорит о большей роли российских сил в разжигании конфликта - ред.) IV Теперь о политических силах, которые участвуют в движении. Организация «Донецкая республика», идеи которой собственно и легли в основание сепаратистской идеологии. Эта организация существует с 2005-го года, можно полюбоваться на ее страничку Вконтакте. Там полно занимательных фотографий со старых выступлений этой организации. На акциях используются имперские флаги, иконы, лозунги «русскому Донбассу – русскую власть», картинки с надписями «траур по жертвам сионизма». Таким образом, организация не просто пророссийская, но имперско-националистическая, ультраправая. Партия «Русский Блок» на словах выступает только за поддержку русского и русскоязычного населения, на деле (в чем можно убедиться просматривая издания этой партии) имеет место очередное русское державничество, поддержка РПЦ, русского национализма, организация русских маршей. КПУ. Эта партия не нуждается в представлении. Продажная партия олигарха, давно попахивающая русским национализмом, поддержавшая расстрел рабочих в Жанаозене. Даже ее нынешние союзники по движению Юго-Востока из Боротьбы пишут, что «не только руководство т.н. КПУ, но и вся эта партия целиком стоят на правых консервативных, а нередко и на ультраправых позициях». ПСПУ – еще одна партия русских националистов, православных клерикалов, когда-то бывшая относительно левой. В ее программных документах один только заголовок должен указать любому здравомыслящему человеку, насколько она «прогрессивная» и социалистическая»: «Крещение Руси – это праздник торжества Русского государства». Партия «Украинский выбор» из того же числа русских националистов-клерикалов-имперцев. Тоже одна цитата (на этот раз из Википедии) характеризует ее полностью: «В июле 2013 года «Украинский выбор» провёл в Киеве конференцию «Православно-славянские ценности — основа цивилизационного выбора Украины», на которой выступил с речью президент Российской Федерации Владимир Путин.» Разоблачители мировых заговоров из КОБ тоже не нуждаются в представлении. Из лидеров движения замечательны бывший РНЕшник Павел Губарев, мошенник из МММ Денис Пушилин, Олег Царев из бывшей правящей Партии Регионов, Валерий Кауров – председатель «Союза православных граждан Украины» — проРПЦшных клерикалов, Игорь Стрелков – ярый любитель Белого движения. Из числа русских помощников движения Юго-Востока – представители РНЕ, Другой России Лимонова, Евразийского союза Дугина, казаки – сплошь националисты-имперцы. Теперь о социальном составе движения. К сожалению, опросов с митингов и баррикад по этой теме не нашлось. Приходится довольствоваться наблюдениями очевидцев. «Левые» сторонники выступлений говорят о том, что они организованы рабочими. Но никакой статистики, опросов не приводили. Все, на что они были способны – это противопоставлять как Кагарлицкий бедно одетых антимайдановцев «богато» одетым майдановцам. Но это такая вульгарная пошлость, которую себе не позволяет даже буржуазная социология, а для человека, называющего себя марксистом просто стыдно такое говорить. Это не классовый анализ, и даже не анализ по доходам, а лишь по возрасту. Очевидно, что молодежь даже более бедная (но не совсем нищая) будет стремиться одеваться лучше (и знать где можно одеться модно и довольно дешево – к слову!), чем даже сравнительно богатые люди старше 40-50 лет. А возрастной состав судя по фотографии именно такой. Но возрастное распределение – это совсем не классовое, и кстати, по результатам опросов в России зарплаты молодежи меньше, чем у их родителей – думаю, на Украине ситуация близкая. Здесь можно аргументировать лишь тем, что старшее поколение, наученное горьким опытом 90-х, боится любых перемен, а после десятилетий советской и российской демонизации «бандеровцев» готово выйти против них. Зато если просматривать видеозаписи с захватов администраций, можно заметить большое количество людей в милицейской форме. Так же известно, что многие бывшие беркутовцы участвуют в этом движении. Во время событий в Одессе видно, как провокаторы из числа антимайдановских боевиков обстреливали людей из-за спин ментов.На других видеозаписях милиция как бы не участвует, но совершенно не препятствует действиям захватывающих. В то же время очевидцы из числа анархистов пишут: «Всё силовое крыло представлено бывшими и настоящими сотрудниками МВД, бывшими военными, десантиками, спецурой при поддержке мелкого и крупного криминалитета и безработных маргиналов.» Другой анархист, сторонник движения, пишет: «За исключением боевого костяка (его численность не разглашается, а подсчитать невозможно, но это до 500 чел.), там сидят простые люди заебаные безработицей, безденежьем, беспределом властей и милиции вусмерть. Луганчан на ночь остается мало, да их там и вообще мало. В основном область.» При этом не упоминается, кто составляет боевой костяк. Он же пишет далее: «Менты по большому счету с народом». Во время провозглашения «Луганской народной республики» выступающие говорили о том, что их поддерживают СБУ, Внутренние Войска, офицеры запаса, милиция. В то же время, нельзя сказать о поддержке со стороны организованного рабочего движения. Во время забастовки шахтеров на Краснодонугле не было политических лозунгов, только экономические. Забастовка на Харьковском подшипниковом заводе была тоже только экономической. Криворожские шахтеры выступают под украинскими флагами, что свидетельствует об отрицательном отношении к «сепаратистам». Наконец, как минимум большая часть шахтеров выступает активно против присоединения к России, обещают начать партизанскую войну, так как уверены в том, что в России шахты закроются. Некоторые просят у власти оружие, чтобы самим вести войну с «террористами». Недавно был шахтерский марш за повышение зарплат и против сепаратистов. Таким образом, относительно социального состава участников можно сказать, что основную боевую силу составляют менты — бывшие и действующие представители силовых органов и наоборот, представители криминала. Тесная спайка их не должна удивлять того, кто живет в России, где криминал тесно связан с полицией, а заодно и с бизнесом и чиновниками. Относительно массовки – то большая ее часть либо безработные, либо очень бедные жители, либо пенсионеры. V Теперь проследим действия участников. Захваты администраций достаточно сложно назвать захватами, так как реальных боев при этом не было, и не было заметно, чтобы кто-то препятствовал этим действиям. Скорее, речь идет о том, что администрации были заняты при молчаливом согласии милиции и руководства администраций. Другая сторона – это террор против политических оппонентов. Уже упоминалось о нападении на майдановцев в марте в Донецке. Были нападения на митинги в Харькове, события 2-го мая в Одессе начались с обстрела майдановцев со стороны антимайдановцев. Позже они будут утверждать, что это «переодетые провокаторы из Правого Сектора», но часть активистов антимайдана узнали. Дальше. Имеются сведения о захватах заложников. Были избиения шахтеров – сторонников Майдана. По словам профсоюза горняков, эти случаи – неоднократные. Всех, кто высказывает неугодные идеи – избивают. Пытки царят повсеместно, так что даже сторонники попадают под слишком усердную работу «контрразведки». В то же время – имеются факты защиты собственности местных олигархов. УкрБизнесБанк, принадлежащий Януковичу попытались захватить – его защищали именно сторонники ДНР. Вячеслав Пономарев, провозглашенный мэр Славянска, заявлял о национализации предприятий. Однако, речь идет только о тех предприятиях, которые закрыты и не работают – ни о какой социалистической экспроприации собственности речи не идет. Ни о каких захватах работниками – сторонниками ДНР — заводов речи не было, ни о каком рабочем самоуправлении — тоже. Еще один пример мифической «национализации» — это объявленная «национализация железных дорог». Обычно под национализацией подразумевается передача в государственную собственность. Так вот, железные дороги на Украине принадлежали государственной компании – Украинским железным дорогам, которые были и остаются монополистом в сфере железнодорожных перевозок. Таким образом, была «национализирована» собственность, бывшая и до того государственной – это уж явно не национализацией называется. Но даже если национализация какого-то имущества произойдет, то это еще не значит, что она будет носить какой-то положительный характер. Тем более, что национализированную собственность потом скорее всего снова приватизируют кому-нибудь из сторонников республик. Резюме политических действий – откровенный террор, защита собственности местных кланов, популистские лозунги о национализации без практических действий в пользу народа. VI О господствующих идеях на баррикадах. Сторонники движения из числа «левых» утверждают, что там господствуют «социальные требования». Так вот – это ошибка или ложь. Я просмотрел много фотографий с митингов и баррикад, видеозаписей публичных выступлений, постов в группах. Социальных требований – не нашел при всем желании. Единственное «социальное требование» — это «против олигархов», без какой-то конкретики. Остальные требования – против США, ЕС и НАТО. Против геев. Против «хунты» и за референдум. За Россию. В поддержку «Беркута». Требования наказать зачинщиков революции в Киеве. «Против фашизма». В духе «мы русские – с нами Бог». Таким образом – подавляющее большинство требований, которые можно видеть на фотографиях и в группах – типичный русский имперский национализм. Проект конституции Донецкой республики тоже позволяет сделать однозначный вывод о том, что это за образование. Чего стоит только ее преамбула, написанная в духе 19-го века, в которой авторы ощущают себя «неотъемлемой частью Русского Мира как русской цивилизации», исповедуют «Православную веру (Веру Христианскую Православную Кафолическую Восточного Исповедания) Русской Православной Церкви (Московский Патриархат)» и признают ее «основой основ Русского Мира» и прямо заявляют о перспективе «вхождения в состав Большой России как ореола территорий Русского Мира». Правый консерватизм проходит сквозь всю Конституцию. Так, «права человека» «гарантируются с момента зачатия человека» — то есть любой аборт будет запрещен. Социальная политика основана на понимании «традиционных религиозных[на первом месте!], социальных, культурных и моральных ценностей». Государство не является светским, так как «господствующей верой является Православная вера». Ну и против «гейропы», разумеется: «Никакие формы извращенных союзов между людьми одного пола в Донецкой Народной Республике не признаются, не разрешены и преследуются по закону.» Чтобы у леваков не было никаких иллюзий, «признаются и равным образом защищаются частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности». Чтобы никто не надеялся на национализацию[в социалистическом ключе, разумеется] в будущем, она сразу признается незаконной:«Никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда. Принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения». Таким образом, конституция более реакционная, чем действующие буржуазные конституции России и Украины. VII Нельзя не отметить вполне вероятную причину обострения на Юго-Востоке – проекты по добыче сланцевого газа. Как известно, несколько лет назад Украина подписала соглашение с Shellо разработке добычи сланцевого газа на Юзовском участке, который находится в Донецкой и Харьковской Областях. Сразу же после этого начались массовые выступления, критикующие добычу сланцевого газа как разрушительную с точки зрения экологии. Судить о том, насколько в действительности процесс добычи вреден для окружающей среды (или точнее – вреднее, чем другие виды добычи – так как любая добыча ископаемых имеет неблагоприятное воздействие на окружающую среду), не будучи профессионалом, сложно. И поэтому понять местных жителей, участвовавших в тех выступлениях можно. Но кроме экологической стороны дела есть и экономическая. Не секрет, что Газпром отказался от участия в разработках сланцевого газа. Такая логика находится вполне в духе российского капитализма – отказ от долгосрочных инвестиций в пользу текущего получения максимальной прибыли. Но отказ от разработок означает лишь то, что положение монополиста на своих рынках оказывается под угрозой. Пока себестоимость добычи сланцевого газа слишком дорога, Газпром может не волноваться. Но если технологии усовершенствуются, то себестоимость снизится и корпорации придется отказаться от значительной части прибыли. Так как для Украины Газпром является монополистом, то позиции Газпрома и той части украинской буржуазии, что газ потребляет, явно расходятся. Как следствие, Украина начинает разработку сланцевого газа, чтобы не зависеть от монопольных цен, устанавливаемых из России. Газпром, напротив, заинтересован в том, чтобы эту разработку остановить. И вот, мы видим, что еще до событий, связанных с Майданом, вся идеологическая рать российского империализма начинает шуметь о том, как убийственен сланцевый газ для экологии. Про гораздо более опасные проекты в самой России эти «экологи», разумеется, помалкивают. Начались выступления местных жителей, активно поддерживаемые пророссийскими правыми. Однако, эти движения не принесли своих плодов, и проекты по разработке месторождений газа продолжились. Сейчас у Газпрома появился новый шанс остановить конкурентов, и мы видим обострение ситуации в Донецкой области. Не случайно самые активные бои ведутся в Славянске и Краматорске – городах, которые как раз находятся в центре Юзовского месторождения. Можно посмотреть на карты месторождений и карты основных очагов борьбы, чтобы заметить географическую связь между ними. Таким образом, можно сделать выводы, что одна из важнейших причин, по которым российский империализм поддерживает движение Юго-Востока – это сопротивление разработке сланцевых месторождений. При этом, у России нет желания присоединять эти области, так как их обеспечение потребует слишком больших ресурсов. Дестабилизации обстановки вполне достаточно для того, чтобы нарушить возможность разработки и добычи. VIII Какой вывод можно сделать про характер данного движения? Является ли оно антифашистским (при всей ограниченности этого термина)? Нет, напротив, оно выдвигает лозунги ультраправого содержания. То, что участники понимают под «фашизмом», с которым они борются, явно не соотносится с определением этого термина – так как для них «фашисты» — все те, кто против российского государства и российского империализма. Является ли это движение социальным? Нет, так как подавляющее большинство требований не социальных, а политических, причем консервативного и реакционного содержания. Является ли движение национально-освободительным? Нет, оно не разрешает национальные противоречия, а напротив – пытается разжигать противоречия на национальной почве, чтобы отвлечь от социально-классовых противоречий. С самого начала это движение было организовано с целями защиты старого режима и против буржуазно-демократической революции. Роль «бандеровцев» — проукраинских правых — постоянно преувеличивалась идеологами «антимайдана», чтобы нагнетать обстановку и пугать население опасностью «фашизма». Движение Юго-Востока – это прямое продолжение «антимайдана» изначального, только с большей силой. Его идейная направленность – защита российского империализма, консерватизм, имперский национализм с элементами клерикализма. Это движение контрреволюционное, реакционное, отчасти – фашистское в классическом смысле слова. IX Какие интересы преследуют разные сторонники движения? Российский империализм пытается не допустить разрастания революционной борьбы на постсоветском пространстве. Он пытается приучить украинцев к мысли о том, что за восстание против «паханов» неизбежно следует «наказание». Пытается не допустить дальнейшего разрастание украинской революции в радикально-демократическом и социальном ключе, и для отвлечения использует национальную карту. Наконец, он пытается препятствовать добыче сланцевого газа, которая угрожает положению России как локальной сырьевой монополии. При этом, Россия почти не заинтересована в присоединении этих областей, так как это потребует их экономического обеспечения и политически дестабилизирует ситуацию в России. На Юго-Востоке не расположены какие-то стратегические объекты, а производимые товары можно и импортировать (это даже в какой-то мере будет дешевле, так как рабочая сила на Украине более дешевая). Местная крупная буржуазия, потерявшая власть над всей страной в результате Майдана, пытается использовать это движение для того, чтобы выторговать у новой власти наилучшие для себя условия. При этом распад Украины в целом не в интересах местных олигархов, так как их производство тесно связано и с другими регионами Украины. Что интересует их – так это сохранение экономических связей с Россией (которые могут быть оборваны при слишком тесном сближении с ЕС), сохранение политической власти в своих областях (в виде «федерализации-феодализации»), сохранение экономического влияния на другие области. Поэтому мы видим, что крупнейший олигарх Украины и Юго-Восточного региона Ринат Ахметов сначала платит «народным ополченцам», а после наоборот призывает рабочих к борьбе против ДНР. Такие колебания могут быть связаны лишь с попытками использовать это движение как аргумент в переговорах, и «сливом» его, после успешного завершения переговоров. Либо наоборот – с попыткой сделать свое влияние на ДНР скрытым для массовой публики. Представители силовых структур по всей Украине, особенно Юго-Восточной, возненавидели Майдан, который может положить конец их безнаказанности. Кровавая борьба народа с «Беркутом» в Киеве – это пример того, что отныне полицейская форма не делает ее обладателя всесильным. Это значит, что на любую новую Врадиевку, да и вообще на любую попытку превышения полномочий, будет получен народный ответ. Это бьет по возможности коррупционной деятельности полицейских чинов. Поэтому силовики страстно надеются на присоединение к России, где сохраняются старые отношения – пассивный народ и почти неограниченная (только высшим чинами) власть полиции. Криминальные кланы, тесно связанные с крупной буржуазией, чиновничеством и полицией, имеют схожий интерес. Для них старые чиновники, старые полицейские – это старые связи, с которыми уже установлены все договоренности. Новые чиновники, назначенные из Киева – это еще пол беды, с ними можно было бы договориться. Но если начнется народное движение как на Западе Украины, где чиновников и полицейских народ старается контролировать, то всем криминальным схемам может прийти конец. Действительно ведь какой-то «фашизм» получается – быдло из народа пытается ставить на место господ! Наконец, мелкие криминальные и люмпенизированные элементы, пытаются извлечь свою выгоду из происходящего, когда можно легко заработать на «борьбе». Постоянно появляется информация о несанкционированных с руководством ДНР и ЛНР сборах средств. Кроме того, идеология, исповедуемая российским империализмом очень блика по духу «зоновской» терминологии – воспевание «братков» по телевидению, преклонение перед «паханами», презрение к гомосексуалистам («петухам»), клерикально-религиозные идеи. Наконец, единственные, кому можно посочувствовать – это возмущенные социальным бесправием и экономической нищетой местные жители, которые не имели достаточных сил, чтобы организоваться самостоятельно, и поэтому готовы поддержать любое выступление, выглядящее протестным.А так как майдан практически не дошел до восточных областей, то они идут за «антимайданом». Но никакой политической и экономической выгоды они при этом извлечь не смогут. Не видно и какой-то самостоятельной политики – выдвижения своих лидеров, своих требований, противостояния российскому национализму. Не имеющие своего опыта борьбы, рядовые участники полностью следуют за навязанной повесткой. Но такие участники не должны нас смущать. В черносотенном движении сто лет назад так же присутствовало немало бедных рабочих и крестьян, которые были еще забиты и не осознавали свои собственные интересы. В нацистском движении Германии тоже были не одни только мелкие буржуа, были и рабочие. X Итого. Единственное отношение, которое может быть у социалистов к этому движению – критическое и резко негативное. Не может быть речи о поддержке данного движения. А тем представителям угнетенных, которые в нем участвуют, мы можем говорить только то, что оно противоречит их интересам, и бороться надо самостоятельно, а не погибая за интересы российского капитала и местных кланов. «Левые» же в лице Боротьбы и их союзников из России фактически солидаризуются с реакционным и контрреволюционным движением. Критика российского империализма выражена крайне слабо, лишь формально, появившиеся недавно заявление «против консервативного поворота» — курам на смех, с учетом, что консервативная направленность была с самого начала, и игнорировалась лишь Боротьбой и поддерживающими ее левачками. Ресурс «Рабкор», когда реакционную направленность движения, стало просто невозможно скрывать, стал выдавать такие перлы, как «левые, проявив достаточно наглости и изобретательности, смогут использовать консерваторов и, что ещё важнее, их медиа-ресурсы в своих собственных целях». И далее следует откровенное признание в том, что они на деле то служат местным политическим кланам: «Что же касается фрондёрствующих представителей региональных элит и «прогрессивно» настроенных начальников среднего звена, то у них появляется всё больший спрос на услуги левых — в роли экспертов, координаторов социальных проектов и журналистов.» «И мы им эти услуги с радостью окажем», — забыл добавить автор. Такое вот изображение «маккиавеллизма» — просто попытка прикрыть свое прислуживание реакции. Только уже настолько неудачная, что голый зад предательства уже выглядывает со всех сторон фигового листка «реальной политики». Для нас банкротство «левых» реакционеров – просто подарок. Ведь они банкротятся, не имея за собой никакого реального движения, никакой фактической поддержки масс. Они не смогут увлечь за собой хоть какую-то весомую часть трудящихся, не говоря уже об организованном рабочем движении, как это смогли сделать в свое время обанкротившиеся социал-демократы и позже сталинисты. XI Какие могут быть перспективы развития движения Юго-Востока? Есть несколько вариантов, различающихся по своей вероятности. Менее всего вероятным мне кажется открытое вмешательство России. Это слишком рискованная игра для Путина, и все может закончиться экономическими потерями и ростом социальной напряженности. Что же означает для революционеров такая перспектива, судить крайне сложно – это может быть как рост полицейского террора и крайнего национализма в стране и бесповоротный откат к реакции, но может привести и к революции. Более вероятным кажутся два сценария – либо Украина смирится с существованием Донецкой и Луганской Республик, либо эти республики будут «слиты» крупными игроками, и тогда движение Юго-Востока будет разбито. Существование ДНР и ЛНР в течение длительного срока обернется крайней реакцией на этих территориях. Это будет означать как скатывание этих режимов в националистически-клерикальную диктатуру, усиление российских ультраправых имперского толка и реакционных настроений во всей стране. Это будет так же означать остановку украинской революции и успех киевского правительства в перенаправлении гнева народа с врага внутреннего на внешнего. В экономике жителей отколовшихся республик ждет дальнейшее обнищание, но к нему прибавится откровенный террор против рабочего класса (который уже начался). Криминальные кланы и полиция чувствуют себя безнаказанными. Возможность какой-то классовой борьбы в этом случае практически исключается. Пролетариат этих республик становится еще более забитым и беспомощным, чем был. По этой причине, сохранение новообразовавшихся республик – худший исход. Революционные левые должны бороться против них. Другой исход – это подавление этих республик властями Украины. Но для нас он ничего хорошего тоже не несет. Если победа ДНР и ЛНР – это один вид реакции, то победа армии – это другой вид реакции. Этот результат означает, что действующее правительство Украины (или тот президент, которого изберут) получает в глазах народа статус «освободителя» от России, и ему удается сгладить противоречия внутри страны. Это означает и то, что представители армии и полиции, подавлявшие реакцию на Юго-Востоке, могут быть брошены и против революции на Западе. Усиление украинского государства для нас совершенно не выгодно, так как мы боремся против него. Победа его будет означать усиление неолиберальных и националистических тенденций в Украине и то, что основной мишенью для него станут уже те, кто стремится к продолжении революции в радикально-демократическом и социальном ключе. Те левые, что поддакивают сейчас официальным украинским властям, категорически поддерживая «антитеррористическую операцию», в перспективе роют свою могилу. Будучи против диктатуры на Юго-Востоке, мы так же против буржуазной демократии на Западе – «демократии» господ Порошенок, Коломойских и Тимошенок, делящих в парламентах созданные народом Украины богатства, и обделывающие свои дела с Российским и Европейским империализмом. Наконец, есть еще один исход, который хотя и не очень вероятен, но был бы наилучшим с точки зрения революционной перспективы. Это тот случай, когда правительство ДНР и ЛНР будет снесено новой волной революции, теперь уже на Юго-Востоке (разумеется – самостоятельной – не под руководством олигархов). В этом случае народ сам получит опыт борьбы с контрреволюцией. Он поймет, что не стоит надеяться на защиту со стороны властей как Украины, так и России. Этот исход приведет к банкротству российского имперского национализма – якобы «народные республики» окажутся свергнутыми народным восстанием. Этот исход будет ударом и по действующей украинской власти, так как станет ясно, что народ сам без помощи государства может защищать и продолжать свою революцию. Уже сейчас мы видим отдельные рабочие выступления на Юго-Востоке, которые правда пока в основном аполитичны. Движение шахтеров, уже бастовавших на Краснодонугле, может стать новым очагом борьбы. Задача наших товарищей, революционеров Украины заключается в том, чтобы бороться с Киевским правительством на Западе, с правительством ДНР и ЛНР на Юго-Востоке, наконец – как против правительства, так и против Антимайдана – в таких городах как Харьков, Одесса и других. Если социальную и радикально-демократическую часть Майдана удастся совместить с новым рабочим движением, то это будет лучшим шансом для продолжения революции. Тогда холопы перестанут биться чубами за дела «своих» панов против «чужих», а начнут стоят плечом к плечу против всех панов. Тогда имперски-консервативной и праволиберальной реакциям придет конец.

В левом движении не утихают страсти по поводу готовящегося российскими законодательными органами закона о просветительской деятельности. Закон уже был одобрен Государственной Думой в 3-ем чтении, следующий этап - рассмотрение закона Советом Федерации. Если закон будет принят и войдёт в силу, то последствия будут тяжёлыми для всех левых активистов и сочувствующих им людей. В двух словах описывая суть данного закона, необходимо указать, что понятия «просветительской деятельности» и «порядка контроля» за ней настолько неточны и не имеют конкретики, что у властей развязываются руки для дальнейшего давления и даже уничтожения любого проявления свободы информации и информационной деятельности, что также отразится на науке и образовании. Данные обстоятельства указывают на то, что под угрозой будут находиться любые проявления информационной активности, в том числе марксистские кружки, лектории, кинопоказы, просветительские мероприятия и т.д. На горизонте действительно появляется перспектива того, что подобная деятельность вынуждена будет проходить процедуры лицензирования и "согласования" государством. Приглашение же иностранного лектора тем более ставится под сомнение. Вопиющий беспредел со стороны властей не должен остаться без внимания. Мы призываем всех левых активистов, всех участников кружков, групп и организаций распространять информацию о готовящемся законе, о его тяжёлых последствиях для левого движения, а также объединять свои усилия для того, чтобы показать как можно большему числу людей намерения государства превратить информационную деятельность в собственную монополию.

Не так давно из мест лишения свободы освободился Виктор Мохов - маньяк, удерживающий в плену и насиловавший двух несовершеннолетних девушек. Вместо предоставления потерпевшим девушкам защиты и ограничения действий маньяка в отношении их, мы видим обратную картину - Мохов получает в распоряжение медиа-ресурсы для личных целей. В нашумевшем интервью с Ксенией Собчак маньяк угрожал жертвам насилия "помочь зачать ребёнка" и признавался им "в любви". Кроме этого, за своё интервью он получил весомые денежные гонорары. Полиция закрывает глаза на происходящее, пострадавшие девушки не чувствуют себя в безопасности, а маньяк, благодаря медиа-огласке, чувствует вседозволенность. Но главная проблема состоит в том, что это только один из многих случаев, когда вышедшие на свободу преступники продолжают воздействовать на свои бывшие жертвы и угрожать им. Сколько их всего по стране? Для того, чтобы защитить жертв насилия и сделать жизнь в стране безопаснее, инициативная группа требует изменить правила административного надзора за убийцами и насильниками. Список возможных решений из текста петиции: 1. Охранные ордера, запрещающие преступникам разыскивать пострадавших и их близких, приближаться к ним, общаться и переписываться, подсылать вместо себя третьих лиц. 2. База данных осужденных за тяжкие насильственные преступления в сфере половой свободы и половой неприкосновенности, а также база данных людей, привлеченных к ответственности за домашнее насилие. 3. Оповещение пострадавших о месте пребывания их насильника, когда преступник выходит на свободу, а также электронные браслеты, позволяющие отслеживать передвижения убийц и насильников. Педофил не должен иметь возможности подойти к школе или детскому садику, а похититель — к своей жертве. 4. Анонимизация пострадавших для насильника (государственная защита переживших насилие, включая адрес проживания, матримониальный статус, данные членов семьи, место работы), если сами пострадавшие обращаются за такой анонимизацией. 5. Защита неприкосновенности частной жизни пострадавших от насилия (запрет осужденному за тяжкие насильственные преступления в сфере половой свободы и половой неприкосновенности рассказывать публично подробности совершенного им преступления с точки зрения подробностей жизни пострадавших, их характеров, иных подробностей, касающихся неприкосновенности частной жизни пострадавших). 6. Запрет насильникам заниматься популяризацией совершенных ими преступлений и получать от этого финансовую выгоду в виде гонораров за свои книги, выступлений в СМИ и иных действий публичного характера. Государство должно защищать жертв преступлений и следить за теми, кто их совершил. Подпишите петицию — пусть наши с вами голоса услышат!

Мало какие вопросы вызывали в марксистских кругах больше дискуссий, чем вопрос об отношениях между партией и классом. Вероятно, в язвительных спорах на эту тему было вызвано больше огня, чем в любых других. Из поколения в поколение бросаются одни и те же эпитеты – «бюрократ», «заменитель», «элитарный», «самодержец». Однако принципы, лежащие в основе таких дебатов, обычно путаются. И это несмотря на важность затронутых вопросов. Например, раскол между большевиками и меньшевиками, возникший по поводу характера организации партии в 1903 году, застал многих из тех, кто оказался по другую сторону баррикад от Ленина в 1917 году в его фракции (например, Плеханова), в то время как против него в 1903 году были революционеры уровня Троцкого и Розы Люксембург. И эта путаница не была единичным случаем. Это было постоянной чертой революционной дискуссии. Стоит вспомнить высказывания Троцкого на II конгрессе Коминтерна в ответ на утверждение Поля Леви о том, что рабочие массы Европы и Америки понимают необходимость партии. Троцкий указывает, что ситуация гораздо сложнее, чем кажется: «Если вопрос поставлен абстрактно, то я вижу, с одной стороны, Шейдемана, а с другой – американские, французские или испанские синдикаты, которые не только хотят бороться с буржуазией, но, в отличие от Шейдемана, действительно хотят оторвать ей голову, - поэтому я говорю, что предпочитаю вести обсуждение с этими испанскими, американскими или французскими товарищами, чтобы доказать им, что партия необходима для выполнения возложенной на них исторической миссии ... Я постараюсь доказать им это по-товарищески, на основе собственного опыта, а не противопоставляя им многолетний опыт Шейдемана, говорящего, что для большинства вопрос уже решен ... Что общего между мной и Реноделем, прекрасно понимающим необходимость партии, или Альбером Томасом и другими господами, которых я даже не хочу называть "товарищами", чтобы не нарушать правил приличия?» [1] Трудность, на которую ссылается Троцкий, – что и меньшевики, и большевики ссылаются на “необходимость партии", хотя они имеют в виду совершенно разные вещи, - усугубилась в последующие годы подъемом сталинизма. Словарь большевизма был взят и использован в целях, совершенно противоположных тем, которые его формулировали. Однако слишком часто те, кто продолжал революционную традицию, противостоящую как сталинизму, так и социал-демократии (в современном её понимании - примечание СТ), не принимали всерьез тезисы Троцкого в 1920 году. Они часто опирались на “опыт”, чтобы доказать необходимость партии, хотя это был опыт сталинизма и социал-демократии. Из этого аргумента следует, что большая часть дискуссий даже в революционных кругах является, как следствие, дискуссией за или против в основном сталинских или социал-демократических концепций организации. Мы будем считать, что организационные взгляды, имплицитно развитые в трудах и действиях Ленина, радикально отличаются от обеих этих концепций. Это было затемнено сталинским принижением теории и практики Октябрьской революции и тем, что развитие большевистской партии происходило в условиях нелегальности и часто аргументировалось на языке ортодоксальной социал-демократии. Социал-демократический взгляд на отношения партии и класса Классические теории социал–демократии, которые до 1914 года никто из марксистов принципиально не оспаривал, по необходимости отводили партии центральную роль в развитии социализма. Ибо это развитие рассматривалось, по существу, как непрерывный и плавный рост организации и сознания рабочего класса при капитализме. Даже такие марксисты, как Каутский, которые отвергали идею постепенного перехода к социализму, признавали, что в настоящее время необходимо постоянно наращивать организационную мощь и электоральную поддержку. Рост партии был необходим для того, чтобы при неизбежном переходе к социализму, будь то через выборы или через оборонительное насилие со стороны рабочего класса, существовала партия, способная взять на себя и сформировать основу нового государства (или обновленного старого). Развитие массовой рабочей партии рассматривается как неизбежное следствие тенденций капиталистического развития. «Все больше растет число пролетариев, все громаднее армия лишних рабочих, все острее противостояние между эксплуататорами и эксплуатируемыми» [2], кризисы «естественно происходят во все большем масштабе» [3], «большинство людей все глубже погружается в нужду и нищету» [4], «промежутки процветания становятся все короче, продолжительность кризисов все длиннее». Это приводит все большее число рабочих «в инстинктивную оппозицию существующему порядку». Социал-демократия, опирающаяся на «самостоятельное научное исследование буржуазных мыслителей», существует для того, чтобы поднять рабочих на ту ступень, где они имеют «ясное понимание социальных законов». Такое движение, «выросшее из классовых антагонизмов ... не может встретить никаких других поражений, кроме временных, и должно в конечном счете победить». [9] «Революции совершаются не по своей воле ... Они приходят с неизбежной необходимостью». Центральным механизмом этого развития являются парламентские выборы (хотя даже Каутский играл с идеей Всеобщей стачки в период непосредственно после 1905-1906 гг.). «У нас нет оснований полагать, что вооруженное восстание приведёт нас к социализму... скорее, он (парламент) является самым мощным рычагом, который может быть использован для поднятия пролетариата из его экономической, социальной и моральной деградации. Он перестает быть простым орудием в руках буржуазии» [13]. «В конечном счете такая деятельность должна привести к организации рабочего класса и к такому положению, когда социалистическая партия будет иметь большинство и сможет сформировать правительство... (Рабочая партия) должна иметь своей целью завоевание правительства в интересах класса, который она представляет. Экономическое развитие естественным образом приведет к достижению этой цели» [14].] Эта перспектива не только легла в основу большинства социалистических действий в Западной Европе за 40 лет до Первой мировой войны, но и теоретически почти не оспаривалась, по крайней мере, левыми. Удивление Ленина поддержкой СДПГ войны хорошо известно. Не так часто, однако, понимается тот факт, что даже левые критики Каутского, такие как Роза Люксембург, не отвергли основ теории отношения партии к классу и подразумеваемого развития классового сознания. Их критика каутскианства, как правило, оставалась в рамках общей теоретической базы, обеспечиваемой каутскианством. Для социал-демократа главным является то, что партия представляет класс. Вне партии у рабочего нет сознания. Действительно, сам Каутский, казалось, испытывал почти патологический страх перед тем, что рабочие будут действовать без партии, и перед связанной с этой опасностью «преждевременной» революции. Таким образом, это должна была быть партия, которая берет власть. Другие формы организации и деятельности рабочего класса могут помочь, но должны быть подчинены носителю политического сознания. «Это «прямое действие» профсоюзов может эффективно действовать только как вспомогательное и подкрепляющее, а не заменяющее парламентское действие» [15]. Революционные левые и социал-демократические теории Ни одна из дискуссий, имевших место по вопросам организации партии до 1917 года, не может иметь никакого смысла без понимания того, что этот социал-демократический взгляд на отношения партии и класса нигде не оспаривался открыто (за исключением анархистов, отвергавших всякое понятие партии). Ее предположения разделяли даже такие, как Роза Люксембург, выступавшие против ортодоксальной социал-демократии с точки зрения массовой самодеятельности рабочего класса. Это был не просто теоретический провал. Это вытекало из исторической ситуации. Парижская коммуна была тогда единственным опытом власти рабочего класса, да и то всего два месяца в преимущественно мелкобуржуазном городе. Даже революция 1905 года дала лишь самое зачаточное выражение того, как на самом деле будет организовано рабочее государство. Основные формы рабочей власти – Советы – ещё не были признаны. Так, Троцкий, который был председателем Петроградского Совета в 1905 году, не упоминает о них в своем анализе уроков 1905 года, «Итоги и перспективы». Фактически единственный, кто предвидел социалистическое содержание русской революции, Троцкий, не смог предвидеть, какую форму она примет. «Революция есть прежде всего вопрос власти – не государственной формы (учредительное собрание, республика, Соединенные штаты), а социального содержания правительства». [16] Подобное упущение было и в ответе Розы Люксембург на Массовую забастовку 1905 года. Только после Февральской революции Совет занял центральное место в трудах и мыслях Ленина. [17] Революционные левые никогда полностью не принимали позицию Каутского, видевшего именно в партии непосредственного предтечу рабочего государства. Например, в работах Люксембурга признается консерватизм партии и необходимость выхода масс за ее пределы с самого раннего периода. Но никогда не было явного отказа от официальной социал-демократической позиции. Но без теоретического выяснения отношений между партией и классом не может быть ясности в вопросе о необходимой внутренней организации партии. Без отказа от социал-демократической модели не могло быть и зарождения реальной дискуссии о революционной организации. Наиболее ярко это проявляется в случае с Розой Люксембург. Было бы неправильно попасть в ловушку (тщательно расставленную как сталинистами, так и будущими последователями Люксембурга), приписав ей теорию «стихийности», «игнорирующую необходимость партии». Во всех ее работах подчеркивается необходимость партии и положительная роль, которую она должна играть: «В России Социал-демократическая партия должна своими силами восполнить целый исторический период. Она должна вывести русских пролетариев из их нынешнего «атомизированного» состояния, которое продлевает самодержавный режим, к классовой организации, которая помогла бы им осознать свои исторические цели и подготовить их к борьбе за достижение этих целей». [19] «Задача социал-демократии состоит не в технической подготовке и руководстве массовыми стачками, а прежде всего в политическом руководстве всем движением». [20] «Социал-демократы — самый просвещенный, самый сознательный авангард пролетариата. Они не могут и не смеют ждать, фаталистически сложив руки, наступления «революционной ситуации»». [21] И все же в работах Люксембурга о роли партии постоянно присутствует двусмысленность. Она была озабочена тем, чтобы руководящая роль партии не была слишком велика, ибо она определила это как «благоразумную позицию социал–демократии». Она отождествляла «централизм», который считала так или иначе необходимым («Социал-демократия, как правило, враждебна любому проявлению местничества или федерализма» [23]), с «консерватизмом, присущим такому органу», т. е. такая двусмысленность не может быть понята без учета конкретной ситуации, которая действительно волновала Люксембург. Она была ведущим членом СДПГ, но всегда испытывала беспокойство по поводу ее специфики работы. Когда Роза действительно хотела проиллюстрировать опасность централизма, она ссылалась именно на это: «Нынешняя тактическая политика германской социал-демократии завоевала всеобщее уважение своей гибкостью и твердостью. Это признак тонкой адаптации нашей партии к условиям парламентского режима ... Однако само существование этого приспособления уже закрывает перед нашей партией более широкие горизонты». Блестяще предсказывая то, что должно было произойти в 1914 году, она не начинает объяснять происхождение растущего склероза и ритуализма СДПГ, не говоря уже о том, чтобы указать способы борьбы с этим. Сознательные активисты и группы не могут противостоять этой тенденции. Ибо «такая инерция в значительной степени обусловлена тем, что в вакууме абстрактных гипотез неудобно определять линии и формы несуществующих политических ситуаций». Бюрократизация партии рассматривается как неизбежное явление, преодолеть которое может только ограничение степени сплоченности и эффективности партии. Не особая форма организации и сознательного направления, а организация и сознательное направление как таковые ограничивают возможности «самосознательного движения большинства в интересах большинства». «Бессознательное предшествует сознательному. Логика истории предшествует субъективной логике людей, участвующих в историческом процессе. Тенденция состоит в том, что руководящие органы социалистической партии играют консервативную роль». [26] В этом аргументе есть правильный и важный элемент: тенденция к тому, что некоторые организации не могут (или не хотят) реагировать на быстро меняющуюся ситуацию. Достаточно вспомнить максималистское крыло Итальянской социалистической партии в 1919 году, весь «центр» II интернационала в 1914 году, меньшевиков-интернационалистов в 1917 году или КПД в 1923 году. Даже в Большевистской партии была очень сильная тенденция к проявлению такого консерватизма. Но Люксембург, поставив диагноз, не делает никаких попыток найти его источник, кроме как в эпистемологических обобщениях, или ищет организационные средства. Есть сильный фатализм в ее надежде, что «бессознательное» сможет исправить «сознательное». Несмотря на свою исключительную чувствительность к своеобразным темпам развития массового движения, особенно в Массовой забастовке, она уклоняется от попыток выработать ясное представление о том, какая политическая организация может обуздать такое стихийное развитие. Парадоксально, но этот самый ярый критик бюрократического ритуализма и парламентского кретинизма выступал в дебатах 1903 года именно за ту фракцию русской партии, которая должна была стать наиболее совершенным историческим воплощением этих недостатков: за меньшевиков. В Германии политическая оппозиция каутскизму, развивавшаяся уже на рубеже веков и полностью сформировавшаяся к 1910 году, еще пять лет не принимала конкретных организационных форм. Существуют значительные параллели между позицией Люксембург и позицией Троцкого вплоть до 1917 года. Он тоже очень хорошо осознает опасность бюрократического ритуализма: «Работа агитации и организации в рядах пролетариата имеет внутреннюю инерцию. Европейские социалистические партии, особенно крупнейшая из них, Немецкая социал-демократическая партия, развивали инерцию по мере того, как большие массы принимали социализм, а большие массы становились организованными и дисциплинированными. Вследствие этого социал-демократия, как организация, воплощающая политический опыт пролетариата, может в известную минуту стать прямым препятствием для открытого конфликта между рабочими и буржуазной реакцией». [27] И снова его революционный дух приводит его к недоверию ко всякой централизованной организации. Ленинская концепция партии может, по мнению Троцкого в 1904 году, привести лишь к тому, что: «Организация партии подменяет собой партию в целом, затем Центральный комитет подменяет собой организацию, и, наконец, “диктатор” подменяет собой Центральный комитет». [28] Но для Троцкого реальные проблемы власти рабочего класса могут быть решены только, «путем систематической борьбы между ... многими тенденциями внутри социализма, тенденциями, которые неизбежно проявятся, как только пролетарская диктатура поставит десятки и сотни новых ... проблем. Никакая сильная «властная» организация не сможет подавить эти тенденции и противоречия...» [29] Однако страх Троцкого перед организационной жесткостью заставляет его поддерживать и ту тенденцию внутрипартийной борьбы в России, которая исторически оказалась наиболее напуганной стихийностью массовых выступлений. Хотя ему предстояло все более отдаляться от меньшевиков политически, он начал создавать оппозиционную им организацию лишь очень поздно. Был ли он прав или нет в своей критике Ленина в 1904 году (и мы считаем, что он был неправ), он смог стать эффективным историческим актором только в 1917 году, вступив в партию Ленина. Если организация действительно порождает бюрократию и инерцию, то Люксембург и молодой Троцкий были, несомненно, правы в том, что необходимо ограничить стремление революционеров к централизму и сплоченности. Но важно принять все последствия этой позиции. Самым важным должен быть исторический фатализм. Отдельные люди могут бороться среди рабочего класса за свои идеи, и эти идеи могут быть важны для того, чтобы дать рабочим необходимую сознательность и уверенность для борьбы за свое собственное освобождение. Но революционеры никогда не смогут создать организацию, способную дать им эффективность и сплоченность в действии, сравнимые с теми, кто имплицитно принимает нынешние идеологии. Если это неизбежно ограничивает самодеятельность масс, то «бессознательное» предшествует «сознательному». В результате приходится ждать «спонтанного» развития событий в массах. Между тем можно было бы мириться и с теми организациями, которые существуют в настоящее время — даже если не соглашаться с ними политически, как с наилучшими из возможных —как с максимальным настоящим выражением стихийного развития масс . Ленин и Грамши о партии и классе В трудах Ленина присутствует постоянное неявное признание проблем, которые так волнуют Люксембург и Троцкого, но нет того же фатализма, которому они поддаются. Растет признание того, что проблемы бюрократизации порождает не организация как таковая, а конкретные формы и аспекты организации. Только после Первой мировой войны, а затем и событий 1917 года, Ленин начал четко замечать радикально новые концепции, которые он сам разрабатывал. Даже тогда они не были полностью разработаны. Разрушение русского рабочего класса, крах любой значимой советской системы (т.е. основанной на реальных рабочих советах) и подъем сталинизма задушили обновление социалистической теории. Бюрократия, возникшая в результате уничтожения и деморализации рабочего класса, взяла на себя теоретические основы революции, исказив их в ложную идеологию, оправдывая свои собственные интересы и преступления. Ленинский взгляд на то, что такое партия и как она должна функционировать по отношению к классу и его институтам, не успел достаточно четко определиться в противовес старым социал-демократическим концепциям, как он снова был затемнен уже новой сталинской идеологией. Однако многие концепции Ленина были приняты итальянцем Антонио Грамши и получили четкую и согласованную теоретическую форму. Комментаторы Ленина обычно игнорируют то, что на протяжении всей его деятельности было развито две взаимосвязанные и взаимодополняющие концепции, которые для поверхностного наблюдателя кажутся противоречивыми. Во-первых, постоянное внимание на возможность внезапных преобразований сознания рабочего класса, на возможность неожиданного всплеска, который характеризует самореализм рабочего класса, на глубоко укоренившиеся инстинкты рабочего класса, которые приводят его к началу отказа от привычек авторитета и подчинения. «В истории революций выделяются противоречия, которые созревали на протяжении десятилетий и столетий. Вся жизнь становится необычайно насыщенной. Массы, которые всегда стояли в тени и поэтому часто презирались поверхностными наблюдателями, выходят на политическую арену в качестве активных участников... Эти массы предпринимают героические усилия, чтобы подняться на высоту и справиться с гигантскими задачами мирового значения, навязанные им историей; и какими бы великими ни были индивидуальные поражения, какими бы сокрушительными ни были реки крови и тысячи жертв, ничто никогда не сравнится по значимости с этой прямой подготовкой, которую массы и классы получают в ходе самой революционной борьбы» (31) «... Мы в состоянии оценить важность медленной, устойчивой и зачастую незаметной работы политического образования, которую социал-демократы всегда проводили и всегда будут проводить. Но мы не должны допустить в нынешних условиях большую опасность – отсутствие веры в силы народа. Мы должны помнить, какую огромную образовательную и организационную силу имеет революция, когда могучие исторические события выносят человека на улицу из его отдаленного чердака или подвального угла, и делают из него гражданина. Месяцы революции иногда воспитывают граждан быстрее и в большей мере, чем десятилетия политического застоя» (32) «Рабочий класс инстинктивно, спонтанно Социал-демократический» (33) «Особое состояние пролетариата в капиталистическом обществе приводит к стремлению рабочих к социализму; союз их с Социалистической партией вырывается со спонтанной силой на самых ранних стадиях движения» (34) Даже в худшие месяцы после начала войны в 1914 году он мог написать: «Объективная созданная войной ситуация ... неизбежно порождает революционные чувства; она закаляет и просветляет всех лучших и наиболее сознательных в классе пролетариев. Внезапное изменение настроения масс не только возможно, но становится все более вероятным...» (35) В 1917 году эта вера в массы приводит его в апреле и в августе-сентябре в конфликт с собственной партией: «Ленин не раз говорил, что массы левее самой партии. Он знал, что в своих низах партия была слева от своего верхнего слоя «старых большевиков»» (36) В связи с «Демократической конференцией» он также писал: «Мы должны привлечь массы к обсуждению этого вопроса. Сознательные рабочие должны взять этот вопрос в свои руки, организовать дискуссию и оказать давление на «тех, кто находится на самом верху»» (37) Однако в мысли и в практике Ленина есть второй фундаментальный элемент: подчеркивание роли теории и партии как ее носителя. Наиболее известное признание этого происходит в «Что делать?», когда Ленин пишет, что «без революционной теории не может быть революционной практики». Но это тема повторяется на каждом этапе его деятельности, не только в 1903 году, но и в 1905 и 1917 годах, в котрой он проклинал неспособность партии реагировать на радикализацию масс. И для него партия сильно отличается от массовых организаций всего класса. Это всегда авангардная организация, членство в которой требует самоотверженности, которую нельзя найти у большинства рабочих. (Но это не значит, что Ленин когда-либо хотел организацию, состоящую только профессиональных революционеров). Это может показаться явным противоречием. Тем более, что в 1903 году Ленин использует аргументы, взятые из Каутского, которые подразумевают, что только партия может наполнить класс социалистическим сознанием, в то время как позже он ссылается на класс, который более «левый», чем его партия. На самом деле, однако, увидеть здесь противоречие – это не понять основы мышления Ленина по этим вопросам. Для реальной теоретической основы его аргумент в пользу партии заключается не в том, что рабочий класс не способен самостоятельно прийти к теоретическому социалистическому сознанию. В этом он признается на втором съезде РСДРП, когда отрицает слова о том, что «Ленин не принимает во внимание то, что рабочие тоже имеют долю в формировании идеологии» и добавляет, что «... «Экономисты» пошли на одну крайность. Чтобы выправить разногласия, кто-то должен был пойти в другом направлении - и это то, что я сделал» (40) Реальная основа его аргумента заключается в том, что уровень сознания в рабочем классе никогда не бывает однородным. И хотя масса рабочих быстро учится в революционной ситуации, некоторые слои рабочего класса все равно будут по-прежнему более продвинутыми, чем другие. Просто радоваться спонтанной трансформации – это принимать некритично любые временные продукты, которые она подбрасывает. Но это отражает отсталость класса, а также его движение вперед, его положение в буржуазном обществе, его потенциал дальнейшего развития для того, чтобы сделать революцию. Рабочие не роботы без идей. Если они не будут подвержены социалистическому мировоззрению вмешательством сознательных революционеров, они будут продолжать принимать буржуазную идеологию существующего общества. Это тем более вероятно, потому что это та идеология, которая проникает во все аспекты жизни в настоящее время и увековечена всеми средствами массовой информации. Даже если бы некоторые рабочие «спонтанно» пришли к полноценной научной точке зрения, они все равно будут вынуждены спорить с другими, которые этого не сделали. «Забыть о различии между авангардом и целыми массами, тяготеющих к нему, забыть о постоянном долге авангарда поднимать все более широкие слои до своего продвинутого уровня, значит просто обмануть себя, закрыть глаза на необычность наших задач и сузить эти задачи» (41) Этот аргумент не является аргументом, который может быть ограничен определенным историческим периодом. Это не то, как некоторые люди хотели бы утверждать, что относится к отсталому российскому рабочему классу 1902 года, это так же относится к рабочему классу в развитых странах сегодня. Абсолютные возможности для роста сознания рабочего класса могут быть выше в последнем, но сама природа капиталистического общества продолжает обеспечивать огромную неравномерность в рабочем классе. Отрицать это – значит путать революционный потенциал рабочего класса с его нынешним положением. Как Ленин пишет против меньшевиков (и Розы Люксембург!) В 1905 году: «Используйте меньше банальностей о развитии самостоятельной деятельности рабочих – рабочие не проявляют законченной независимой революционной деятельности - но следите за тем, чтобы вы не деморализовали неразвитых рабочих своим собственным хвостизмом» (42) «Существует два вида самостоятельной деятельности. Существует независимая деятельность пролетариата, который обладает революционной инициативой, и есть независимая деятельность пролетариата, который неразвит... Есть социал-демократы и по сей день, которые с благоговением рассматривают второй вид деятельности, которые считают, что они могут уклониться от прямого ответа на насущные вопросы дня, повторяя слово «класс» снова и снова» (43) Короче говоря: прекратите говорить о том, чего может достичь класс в целом, и начните говорить о том, как мы в рамках его развития будем действовать. Как пишет Грамши: «Чистой спонтанности в истории не существует: она совпала бы с чистым механическим действием. В «самых спонтанных» движениях элементы «сознательного направления» только неуправляемы... Существует множество элементов сознательного направления в этих движениях, но ни один из них не является преобладающим...» (44) Человек никогда не бывает без какого-либо представления о мире. Он не развивается иначе, кроме как в какой-либо коллективности. «В своем представлении о мире человек всегда принадлежит к какой-то группировке, и именно к той, что из всех социальных элементов разделяет тот же образ мышления и работы». «Человек принадлежит одновременно к многообразию масс, его собственная личность составляется странным образом. Он содержит элементы пещерного человека и принципы самого современного передового обучения, потрепанные предрассудки всех прошлых исторических фаз и интуицию будущей философии человеческой расы, объединенной во всем мире» (45) «Активный человек из масс работает практически, но не имеет четкого теоретического сознания своих действий, что также является знанием мира, поскольку он его меняет. Скорее его теоретическое сознание может противостоять его действиям. Можно сказать, что у него есть два теоретических сознания (или одно противоречивое сознание), одно неявное в его действиях, которое объединяет его со всеми его коллегами в практическом преобразовании реальности, и одно поверхностно явное или словесное, которое он унаследовал от прошлого и которое он принимает без критики... Это разделение может достичь точки, где противоречие в его сознании не позволит никаких действий, решений, никакого выбора, и производит состояние моральной и политической пассивности» (46) «...Все действия являются результатом различных стремленицй с различной степенью интенсивности, различного сознания, но однородности со всей массой коллективной воли ... Ясно, что соответствующая, неявная теория будет сочетанием убеждений и точек зрения, запутанной и неоднородной. Если практические силы, выпущенные в определенный исторический момент, должны быть эффективными и экспансивными, необходимо построить на решительной практике теорию, которая, совпадая с решающими элементами той же практики и отождествляясь с ними, ускоряет исторический процесс в действии, делает практику более однородной, последовательной, более эффективной во всех ее элементах...» (47) В этом смысле вопрос о предпочтительности «спонтанности» или «сознательного направления» становится вопросом о том: «предпочтительнее думать, не имея критического осознания, разрозненным и нерегулярным образом, другими словами, «участвовать» в представлении о мире, «навязанном» механически внешней средой, то есть одной из многих социальных групп, в которых каждый автоматически участвует с момента его вступления в сознательный мир, или предпочтительнее выработать свое собственное представление о мире сознательно и критически» (48) Партии существуют для того, чтобы действовать в этой ситуации для распространения того или иного мировоззрения и соответствующей ему практической деятельности. Они пытаются объединить в коллектив всех тех, кто разделяет тот или иной взгляд на мир, и распространить его. Они существуют, чтобы придать однородность массе людей под влиянием различных идеологий и интересов. Но они могут сделать это двумя способами. Первый Грамши характеризует способ католической церкви. Она пытается связать различные социальные классы и слои с единой идеологией. Она пытается объединить интеллектуалов и «обычных людей» в единое организованное мировоззрение. Но сделать это можно только железной дисциплиной над интеллигенцией, которая сводит их к уровню «обычных людей». «Марксизм противоречит этой католической концепции». Вместо этого он пытается объединить интеллектуалов и работников, чтобы постоянно повышать уровень сознания масс, с тем, чтобы они могли действовать по-настоящему самостоятельно. Именно поэтому марксисты не могут просто «поклоняться» спонтанности масс: это было бы копированием католиков в попытке навязать самым передовым разделам отсталость наименьшего. Для Грамши и Ленина это означает, что партия постоянно пытается заставить своих новых членов подняться до уровня понимания своих старейших. Она всегда должна уметь реагировать на «спонтанные» события класса, привлекать те элементы, которые развивают в результате этого четкое сознание. «Чтобы быть партией масс не только по названию, мы должны получить все более широкие массы, чтобы они участвовали во во всех партийных делах, неуклонно поднимать их от политического безразличия к протесту и борьбе, от общего духа протеста к принятию социал-демократических взглядов, от принятия этих взглядов до поддержки движения, от поддержки до организованного членства в партии» (49) Однако партия, способная выполнить эти задачи, не будет стороной, которая обязательно является «самой широкой». Это будет организация, которая сочетает в себе постоянную попытку вовлечь в свою работу все более широкие круги рабочих, ограничение ее членства до тех, кто готов серьезно и научно оценить свою собственную деятельность и деятельность партии в целом. Это обязательно означает, что определение того, что представляет собой член партии, имеет важное значение. Партия должна состоять не только из тех, кто хочет идентифицировать себя как принадлежащих к ней, а только из тех, кто готов принять дисциплину своей организации . В обычное время их число будет лишь относительно небольшим процентом рабочего класса; но в периоды подъема они будут расти неизмеримо. Здесь есть важный контраст с практикой в Социал-демократических партиях. Сам Ленин стоит на социал-демократических позициях только тогда, когда дело касается России до 1914 года, но его позиция ясна. Он противопоставляет свою цель – «действительно железную сильную организацию», «маленькую, но сильную партию», «всех тех, кто хочет воевать» – с «расползающимся монстром, новыми разношерстно-пестрыми элементами меньшевиков». Этим объясняется его настойчивость в том, чтобы установить данный принцип вне вопроса об условиях членства в партии, когда произошел раскол с меньшевиками. В концепции Ленина те элементы, которые он сам бережно рассматривает как исторически ограниченные, и элементы общего применения должны быть различимы. Первые касаются действия в закрытых конспиративных организациях и необходимости тщательного руководства сверху вниз партийных деятелей и т.д. «В условиях политической свободы наша партия будет построена исключительно на выборном принципе. При самодержавии это невыполнимо для коллективных тысяч рабочих, которые составляют партию» (51) Из гораздо более общего применения касается вопрос о необходимости ограничения членства в партии до тех, кто собирается принять её дисциплину. Важно подчеркнуть, что для Ленина (в отличие от многих его последователей) это не слепое признание авторитаризма. Революционная партия существует для того, чтобы дать возможность наиболее сознательным и воинственным работникам и интеллигенции участвовать в научной дискуссии в качестве прелюдии к согласованным и сплоченным действиям. Это невозможно без общего участия в партийной деятельности. Это требует ясности и точности в аргументации в сочетании с организационной решительностью. Альтернативой этому является «болото» - где элементы, мотивированные научной точностью, настолько смешаны с теми, кто безвозвратно запутался, что приводит предотвращению любых решительных действий, фактически позволяя наиболее отсталым вести за собой остальных. Дисциплиной, необходимой для таких дебатов, является дисциплина тех, кто «объединен свободно принятым решением». Если у партии нет четких границ, и если она не достаточно последовательна для осуществления решений, обсуждение ее решений, далеко не «свободных», бессмысленно. Централизм для Ленина далеко не противоположность развитию инициативы и независимости членов партии; это является предварительным условием этого. Стоит отметить, как Ленин подвел итоги своей борьбы за централизм за последние два года в 1905 году. Говоря о роли центральной организации и центральной газеты, он говорит, что результатом должно было стать: «создание сети агентов ... Что... не придется сидеть в ожидании призывов к мятежу, но будет осуществляться такая регулярная деятельность, которая гарантировала бы самую высокую вероятность успеха в случае восстания. Такая деятельность укрепит наши связи с самыми широкими массами рабочих и со всеми слоями, недовольными аристократией... Именно такая деятельность послужит культивированию способности правильно оценивать общую политическую ситуацию и, следовательно, способность выбирать надлежащий момент для восстания. Именно такая деятельность научит все местные организации одновременно отвечать на те политические вопросы, инциденты и события, которые агитируют всю Россию, и самым строгим, единообразным и целесообразным образом реагировать на эти «инциденты»...» (53) Будучи частью такой организации, рабочий и интеллектуал обучаются оценивать свою конкретную ситуацию в соответствии с научной социалистической деятельностью тысяч других. «Дисциплина» означает признание необходимости соотносить индивидуальный опыт с общей теорией и практикой партии. Как таковое это не противоречит, а является необходимым условием способности делать независимые оценки конкретных ситуаций. Именно поэтому «дисциплина» для Ленина не означает сокрытие различий, которые существуют внутри партии, а скорее разоблачение их в полном свете, с тем, чтобы аргументированно приводить их к единству. Только таким образом масса членов может делать научные оценки. Партийный орган должен быть открыт для мнений тех, кого он считает непоследовательными. По нашему мнению, необходимо сделать все возможное, — даже если это предполагает определенные отходы от аккуратных моделей централизма и от абсолютного послушания дисциплине, - для того, чтобы эти группы могли высказаться и дать возможность всей партии взвесить важность или неважность этих различий и определить, где, как и с чьей стороны проявляется непоследовательность. (54) Короче говоря, важно то, что в партии есть политическая ясность и твердость, с тем, чтобы все ее члены были привлечены к обсуждению и понимали актуальность своей собственной деятельности. Поэтому абсурдно то, что пытались сделать меньшевики — и как это до сих пор делают некоторые — абсурдно путать партию с классом. Класс в целом постоянно занимается бессознательным противодействием капитализму; партия – это та его часть, которая уже находится в сознании и объединяется, чтобы попытаться дать сознательное направление борьбе остальных. Её дисциплина – это не то, что навязывается сверху вниз, а то, что добровольно принимается всеми теми, кто участвует в её решениях и действует для их осуществления. Социал-демократическая партия, Большевистская партия и Сталинская партия Теперь мы видим разницу между концепцией партии, которую разработал Ленин, и Социал-демократической концепцией партии, которую одновременно предусмотрели и опасались Роза Люксембург и Троцкий (до 1917 года — примечание СТ). Последнее считалось партией всего класса единовременно. Приход к власти класса должен был стать захватом власти партией. Все тенденции в классе должны были быть представлены в ней. Любой раскол внутри партии должен был рассматриваться как раскол внутри класса. Централизация, хотя и признавалась необходимой, вызывала страх как централизация сверх и против стихийной активности класса. И все же именно в партии такого типа больше всего развивались «самодержавные» тенденции, против которых предостерегала Люксембург. Ибо внутри такой партии наблюдалась путаница членов и сочувствующих, массивный аппарат, необходимый для того, чтобы удержать вместе массу только частично политизированных членов в ряде социальных действий, привел к смягчению политических дебатов, отсутствию политической серьезности, что, в свою очередь, уменьшило способность членов делать независимые политические оценки, увеличило потребность в аппаратном участии. Без организационной централизации, направленной на придание ясности и решительности политическим разногласиям, независимость рядовых членов неизбежно была бы навсегда подорвана. Узы личной привязанности или уважения к авторитетным лидерам становятся более важными, чем научная, политическая оценка. В болоте, в котором никто не идет по ясной дороге, даже если это неверная дорога, нет никакого спора о том, какая из дорог правильная. Отказ связывать организационные связи с политическими оценками, даже если это делается с благородным намерением сохранить «массовую партию», неизбежно приводит к тому, что организационные лояльности заменяют политические. Это, в свою очередь, повлекло за собой неспособность действовать самостоятельно при противодействии со стороны «старых» коллег (самым ярким примером этой тенденции был, несомненно, Мартов в 1917 году). Важно понимать, что сталинская партия также не является разновидностью большевистской. В ней также доминировали организационные структуры. Важна была приверженность организации, а не ее политике. Теория здесь существует для того, чтобы оправдать внешне обусловленную практику, а не наоборот. Организационная лояльность аппарата отвечает за политические решения (которые, в свою очередь, связаны с потребностями российского государственного аппарата). Стоит отметить, что в России действительная победа аппарата над партией требовала именно привлечения в партию сотен тысяч «сочувствующих», разбавления «партии» «классом». В лучшем случае политически неуверенные в себе кадры поплняли ряды партии. «Ленинский призыв» был рассчитан на то, что такие кадры будут слепо или почти слепо подчиняться аппарату. Партия, созданная по ленинской концепции, не страдает от тенденции к бюрократическому контролю именно потому, что она ограничивает свое членство теми, кто готов быть достаточно серьезным и дисциплинированным, чтобы взять политические и теоретические вопросы в качестве отправной точки и подчинить им всю свою деятельность. Но не подразумевает ли это очень элитарную концепцию партии? В некотором смысле так оно и есть, хотя в этом виновата не партия, а сама жизнь, порождающая неравномерное развитие сознания рабочего класса. Партия, чтобы быть эффективной, должна стремиться к вербовке тех, кого она считает наиболее «продвинутыми». Она не может снизить свой собственный уровень науки и сознания только для того, чтобы не быть «элитой». Она не может, например, признать, что рабочие-шовинисты «так же хороши», как и члены интернационалистской партии, чтобы принимать во внимание «самодеятельность» класса. Но быть «авангардом» - это не то же самое, что подменять свои собственные стремления, политику или интересы интересами класса. Здесь важно видеть, что для Ленина не партия зародыш рабочего государства, а Рабочий Совет. Рабочий класс в целом будет вовлечен в организации, составляющие его государство, как наиболее отсталые, так и наиболее прогрессивные элементы - «Каждый повар будет править». В главном труде Ленина о государстве, партия почти не упоминается. Функция партии состоит не в том, чтобы быть государством, а в том, чтобы вести постоянную агитацию и пропаганду среди наиболее отсталых элементов класса, чтобы поднять их самосознание и уверенность в себе до такой степени, чтобы они одновременно создавали рабочие советы и боролись за свержение форм организации буржуазного государства. Советское государство есть высшее конкретное воплощение самодеятельности всего рабочего класса; партия есть та часть класса, которая наиболее сознает всемирно-исторические последствия этой самодеятельности. Функции рабочего государства и партии должны быть совершенно разными... Нужно представлять все многообразные интересы всех слоев – географических, промышленных и т.д. Государство должно признать в своем способе организации всю разнородность класса. Партия же строится вокруг тех вещей, которые объединяют класс на национальном и международном уровнях. Она постоянно стремится путем идеологического убеждения преодолеть разнородность класса. Она касается национальных и международных политических принципов, а не местнических интересов отдельных групп трудящихся. Она может только убедить, а не принудить их принять её руководство. Организация, занимающаяся участием в революционном свержении капитализма рабочим классом, не может и помыслить о том, чтобы подменить собой органы прямого господства этого класса. Такая перспектива доступна только социал-демократической или сталинской партии (и те, и другие слишком боялись массовой самодеятельности, чтобы пытаться подменить ее революционной практикой в передовых капиталистических странах). Существующая при капитализме революционная организация неизбежно будет иметь совершенно иную структуру, чем то рабочее государство, которое возникнет в процессе свержения капитализма. Революционная партия должна будет бороться внутри института рабочего государства за свои принципы против тех, у которых они противоположны; это возможно только потому, что она сама по себе не является рабочим государством. [56] Это позволяет нам видеть, что ленинская теория партии и его теория государства не являются двумя отдельными сущностями, которые можно рассматривать изолированно друг от друга. Пока он не разработал теорию государства, он склонен был рассматривать большевистскую партию как своеобразное приспособление к российским условиям. При социал-демократической (а затем и сталинской) концепции превращения партии в государство вполне естественно, что подлинно революционные и потому демократические социалисты не хотят ограничивать партию наиболее передовыми слоями класса, даже если признается необходимость такой организации наиболее сознательных слоев. Этим объясняется двусмысленность Розы Люксембург в вопросе политической организации и теоретической ясности. Она позволяет ей противопоставить «ошибки, допущенные подлинно революционным движением», «непогрешимости умнейшего центрального комитета». Но если партия и институты классовой власти различны (хотя одно, безусловно, влияет на другое), то «непогрешимость» одного является центральным компонентом процесса, посредством которого другой учится на своих ошибках. Это видит Ленин. Именно Ленин извлекает уроки, а не (по крайней мере, до самого конца своей жизни) Люксембург. Неверно, что «Для марксистов в передовых индустриальных странах исходная позиция Ленина может служить гораздо меньшим ориентиром, чем позиция Розы Люксембург ...» [57] Необходимо еще построить организацию революционных марксистов, которая подвергнет научному анализу свое положение и положение класса в целом, будет беспощадно критиковать свои собственные ошибки и, участвуя в повседневной борьбе рабочих масс, будет пытаться повысить их самостоятельную самодеятельность, неустанно противодействуя их идейному и практическому подчинению старому обществу. Реакция против отождествления классовой и партийной элиты со стороны как социал-демократии, так и сталинизма очень большая. Однако это не должно препятствовать ясному пониманию того, что мы должны сделать, чтобы преодолеть их наследие. Источники 1. Лев Троцкий, Первые пять лет Коммунистического интернационала, Том 1, Нью-Йорк, 1977, стр. 98 2. Карл Каутский, Эрфуртская программа, Чикаго, 1910, стр. 8 3. там же. 4. там же, стр. 43 5. там же, стр. 85 6. там же, стр. 198 7. там же, стр. 198 8. там же, стр. 198 9. Карл Каутский, Дорога к власти, Чикаго, 1910, стр. 24 10. См. Карл Каутский, Социальная революция, стр. 45. Также Карл Э. Шорске, Немецкая социал-демократия 1905-1917, Кембридж, Масс. 1955, стр. 115. 11. Карл Каутский, соч. стр. 47 12. Карл Каутский, Эрфуртская программа, стр. 188 13. там же, стр. 188 14. там же, стр. 189 15. Карл Каутский, Дорога к власти, стр. 95 16. Лев Троцкий в "Нашем слове", 17 октября 1915 г. Цитируется по книге Льва Троцкого "Перманентная революция", Лондон, 1962, стр. 254 17. например, хотя они упоминаются как “органы революционного правления”, в важной статье о перспективах в "Социал-демократе" в 1915 году они получают очень мало внимания – ссылки на них составляют всего пять или шесть строк в статье на четырех страницах. 18. Организационные вопросы Русской социал-демократии (изданные ее эпигонами под заглавием "Ленинизм или марксизм"), и Массовая забастовка, Политическая партия и профсоюзы. 19. Rosa Luxemburg, Leninism or Marxism, Ann Arbor 1962, p. 82. Интересно, что Ленин в своем ответе концентрируется не на вопросе о централизме вообще, а на фактических ошибках и различиях в статье Люксембург. 20. Роза Люксембург, Массовая забастовка, стр. 57 21. там же. 22. Роза Люксембург, Ленинизм или марксизм, стр. 92 23. там же, стр. 85 24. там же, стр. 94 25. там же, стр. 93 26. там же, стр. 93 27. Лев Троцкий, Итоги и перспективы (1906), в Перманентной революции и Итоги и перспективы, Лондон, 1962, стр. 246 28. Цитируется в I. Deutscher, The Prophet Armed, London 1954, стр. 92-93 29. там же. 30. К сожалению, здесь нет места для дальнейшего обсуждения этих вопросов Троцким. 31. В. И. Ленин, Революционные дни (31 января 1905 года), в Собрании сочинений, Т. VIII, стр. 104 32. В. И. Ленин, Революционная армия и революционное правительство, там же, стр. 564 33. Цитируется по Рае Дуневской, Марксизм и свобода, Нью-Йорк, 1958, стр. 182 34. там же. 35. В. И. Ленин, Крушение II интернационала, в Собрании сочинений, Т. XXI, с. 257-258. 36. Лев Троцкий, История русской революции, Лондон, 1965, стр. 981 37. В. И. Ленин, Собрание сочинений, Т. XXVI, стр. 57-58 38. В. И. Ленин, Что делать, Москва, н. д., стр. 25. 39. В. И. Ленин, Собрание сочинений, Т. VII, стр. 263 40. В. И. Ленин, Собрание сочинений, Т. VI, стр. 491 41. там же, Том VII, стр. 491 42. там же, Т. VIII,стр. 265 43. там же, Т. VIII, стр. 55 44. Antonio Gramsci, Passato e Presente, Turin 1951, стp. 55. 45. Антонио Грамши, Современный принц и другие эссе, Лондон, 1957, стр. 59 46. там же, стр. 66-67 47. Antonio Gramsci, Il Materialismo storico e la filosofia di Benedetto Croce, Turin 1948, стp. 38. 48. Антонио Грамши, Современный принц и другие эссе, стр. 67 49. В. И. Ленин, Собрание сочинений, Т. VII, стр. 117 50. там же, Т. VIII, стр. 145 51. там же, Т. VIII, стр. 196 52. В. И. Ленин, Что делать, стр. 11 53. В. И. Ленин, Собрание сочинений, Т. VIII, стр. 154 54. там же, Т. VII, стр. 116 55. Наивное высказывание противоположной точки зрения см. в Открытом письме к товарищам ИС, "Солидарность", сентябрь 1968 г. 56. В спор вкрадывается некоторая путаница из-за опыта России после 1918 года. Важно, однако, то, что не форма партии производит партию в противовес советской власти, а уничтожение рабочего класса. (См. 30) Клифф делает это замечание в “Троцком о сухституционализме”, но по какой-то необъяснимой причине также говорит, что в ранних заявлениях Троцкого о том, что ленинская теория организации была “заместительной”, "можно видеть его пророческий гений, его способность заглядывать вперед, приводить в единую систему все стороны жизни". 57. T. Cliff, Rosa Luxemburg, London 1959, p. 54. Здесь снова желание Клиффа почтить великого революционера, кажется, преодолевает подлинную научную оценку.

18 марта 1871 впервые в истории рабочий класс в союзе с другими угнетёнными классами устанавливает свою собственную диктатуру, длившуюся 72 дня. Данное событие сильно повлияло на развитие марксистской революционной мысли - Карл Маркс и Фридрих Энгельс тщательно проанализировали произошедшее и продолжили развивать пролетарскую теорию исходя из полученных ими выводов. Опыт первого установления революционной власти также анализировался и использовался Владимиром Лениным в период установления диктатуры пролетариата в России. Несмотря на относительно короткий срок существования, коммуна оставила мощный отпечаток на сознании как правящего, так и угнетенных классов. Если первый боится повторения данного опыта, и как прежде готов на любые союзы для его предотвращения, то вторые, избегая ошибки прошлого, жизненно в нём нуждаются. Отголоски этой истории встречаются и по сей день. По отношению к Парижской Коммуне возможно установить отношение той или иной личности к революции и к власти рабочего класса. Память о подвиге революционных бойцов будет жить вечно!

Сектантство и оппортунизм - это две ошибки, которые могут случиться с любой организацией, сформированной в соответствии с каким-либо принципом. Сектант подчеркивает абсолютную истину своего принципа перед любым другим, находит в каждом небольшом разногласии семена фундаментального различия, видит самого смертоносного врага в ближайшем сопернике, ставит чистоту догм выше тактического преимущества, отказывается идти на компромисс или изменять свои цели, и гордится тем, что движется против течения. Проще говоря, сектантство - это полное отсутствие солидарности. Оппортунист всегда готов адаптировать свои принципы к обстоятельствам, сводит к минимуму значение внутренних разногласий, относится даже к противникам как к «меньшему злу», ставит тактическое преимущество выше верности своим принципам, слишком готов идти на компромиссы и слишком сильно следит за течением потока. Неудивительно, что сектант или оппортунист неизменно отказывается от ярлыка как такового, и вместо этого меняет свои требования. Между тем, эти ярлыки очень легко навешиваются сектантами и оппортунистами на позиции меньшинства в попытке опровергнуть их мнения как «антипартийные», просто потому, что они разные и вызывающие. Естественно, существуют реальные различия внутри групп и между разными организациями. Если это фундаментальные различия, при попытке выработать общий курс следует ожидать противодействия и конфликта. Проблема сектантства в том, что его представители ведут себя так, как если бы фундаментальные различия существовали, тогда как их нет; в то время как оппортунисты активно игнорируют реальные различия. Таким образом, когда, например, анархисты и социалисты пытаются предпринять совместные действия, можно ожидать возникновения некоторых областей конфликта. Некоторая путаница возникает из-за того, что сама природа коммунизма заключается в поддержке рабочего класса в целом, включая партии, союзы, организации и т.д. Такая цель трудна, и иногда переступается тонкая грань между содействием повышению классового сознания и сектантским уклоном, диктующим рабочим, что их интересы не являются интересами рабочих! Таким образом, взаимное уважение и непоколебимая солидарность - два бескомпромиссных принципа настоящих коммунистов. Сектантство и оппортунизм существуют во всем; но они не более доминируют в рабочем движении, чем в религиозных организациях или капиталистических правительствах. В Соединенных Штатах, например, республиканская и демократическая партии в течение более 100 лет вели глубокие сектантские битвы за то, как лучше всего управлять капиталистическим правительством. Хотя они видят друг в друге принципиальную оппозицию (мы ясно знаем, что это не так), у них есть терпимость до такой степени, что они осознают необходимость друг друга для выживания своего правительства. Таким образом, искоренить сектантство невозможно (попытка, которую мы видели в Советском Союзе, завершилась самыми жестокими результатами), но контроль над ним в определенных границах может быть источником огромной силы.

Теория партии Ленина является одним из самых спорных вопросов в левом движении со времен большевистской революции, это также и один из самых важных вопросов с точки зрения того, как левые организуются вокруг нынешней антикапиталистической и промышленной борьбы. Это также центральный вопрос в политических дебатах о создании социалистической альтернативы реформистам. Одним из наиболее распространенных недоразумений в отношении революционной партии является то, что это что-то навязанное рабочему классу извне. Картина этого заблуждения выглядит так, что группа идеологов собирается вместе, образует партию и, используя самые недемократические средства, навязывают свою волю остальной части рабочего класса. На самом деле, правильно понятая ленинская теория партии подразумевает как раз обратное. Её необходимость вытекает из самой природы борьбы рабочего класса. Существует центральная особенность сопротивления рабочего класса капиталистической системе, которая требует, чтобы мы понимали, как некоторые из нас могут организоваться для укрепления организации и сознания всего класса. Фундаментальным вопросом здесь, с которым Ленин столкнулся очень рано, является то, что борьба против системы развивается по своей сути неравномерно. Различные группы работников переходят к борьбе против системы в разное время и с различными наборами идей. Это проблема неравномерного сознания в движении рабочего класса. Если бы жизнь была проще, если бы правящий класс выстраивал свои силы с одной стороны, а рабочие выстраивались на борьбу с другой, возможно, не было бы необходимости в дальнейшем обсуждении политической организации. Но это не так, как классовая борьба работает. Везде, где мы смотрим, мы видим вместо аккуратных полков, чрезвычайно дифференцированное поле борьбы. Есть разрывы времени - за периодами интенсивного классового конфликта следуют периоды тишины. Есть разрывы в типе борьбы, которая происходит - некоторые из типов — экономические, другие — политические и третьи — идеологические, и это только три широкие категории в знаменитой формулировке Энгельса. Кроме того, существуют разрывы между различными слоями рабочего класса – различные традиции, противоречивые идеологии рабочего класса, различные уровни сознания, уверенности и боеспособности, и так далее. Сражения многочисленны и разнообразны. Рабочие имеют различные сильные и слабые стороны, могут победить или быть побеждены, могут двигаться в разных направлениях и прийти к разным выводам. Наконец, существуют разрывы между рабочим классом и другими классами в обществе, которые могут оказаться против капиталистической системы - например, с крестьянами, другими частями мелкой буржуазии, угнетенных национальностей. Все это ставит перед любым социалистом - ленинским или нет - особую проблему: как мы можем развивать организации в рамках рабочего класса, которые могут относиться к этому фундаментальному факту борьбы рабочего класса? В движении рабочего класса, конечно, есть традиционный ответ, который имеет такую же давнюю традицию, если не еще более давнюю, как и сам ленинизм: реформистская партия в конкретной стране и реформистские партии на международном уровне. Понятие здесь заключается в том, что партия представляет класс в своей совокупности - что каждая часть мнения в рабочем классе должна быть представлена в рамках организации. Целью таких организаций является изменение состояния рабочего класса с использованием институтов, предусмотренных системой – парламентской системы, местных парламентов и т.д. Фундаментальной трудностью такого подхода (и мы можем пересмотреть историю реформистов в правительствах разных стран, чтобы доказать это утверждение) является то, что до тех пор, как система продолжает доминировать в жизни и идеях рабочих, сама организация будет в конечном итоге отражать идеологию системы. Она превратится из организации сопротивления в организацию согласования. Кроме того, политические институты капиталистической системы не способны эффективно противостоять политической и экономической власти капиталистического класса. Конечно, возникнут противоречия между интересами сторонников рабочего класса и ограничениями, налагаемыми на такие реформистские партии. Будет борьба внутри таких организаций, но они всегда будут подчинены буржуазному государству, как это было с Лейбористской партией в Великобритании (или с КПРФ в России — примечание СТ). Иногда они будут двигаться влево, иногда вправо. Но они никогда не разрешат ключевые противоречия, потому что в принципе они пытаются представлять весь рабочий класс, а большие части рабочего класса в течение длительных периодов времени отражают доминирующую идеологию общества – идеологию капиталистического класса. Нам нужен альтернативный взгляд на то, как партийная организация относится к более широкой борьбе рабочего класса. Это именно та идея, с которой связано имя Ленина. Основная концепция заключается в том, что из борьбы рабочего класса возникает воинственное меньшинство, которое убеждено на своём опыте в том, что система должна трансформироваться в целом, что прямые методы борьбы, используемые рабочим классом, являются наиболее эффективными методами этого, и что партия и класс должны быть универсальными – по словам Ленина — трибуной угнетенных. Ключевым вопросом становится то, как мы организуем меньшинство, чтобы оно стало рычагом, который может поднять боеспособность всего класса? Мы стремимся не просто «представлять» класс, а представлять традиции борьбы, высокие точки классовой борьбы, и привнести этот опыт, вместе с деятельностью меньшинства, в нынешнюю борьбу. Троцкий высказал эту идею в эффективной метафоре. Он сказал, что первые пять рабочих, с которые он встретил, рассказали ему все, что ему нужно было знать о революционной организации. Был тот, кто всегда был воинственным, всегда стоял за угнетенных, и всегда был на переднем крае любой битвы. Был один, который был из реакционных, который всегда идёт за правящим классом. Но было три в середине, которые иногда могут быть под влиянием реакционера, а иногда и под влиянием боевика рабочего класса. Цель революционной организации состоит в том, чтобы объединить одного революционера из каждых пяти рабочих и дать этим революционерам организацию, силу, сознание, традиции борьбы, которые позволили бы им увлечь за собой троих в центре и изолировать реакционеров, не позволив реакционерам увлечь за собой троих в центре и изолировать социалистов. Идея организованного меньшинства заключается не в том, что оно отрезает себя от остального рабочего класса или навязывает им свою воли, а в том, что через взаимодействие с остальным рабочим классом оно стремится распространять свои идеи и получить большинство внутри движения. Георг Лукич выразился очень хорошо: мы отделяемся, чтобы объединиться. Мы отделяемся в организации, которые, в принципе, противостоят системе, но при каждой возможности мы стремимся объединиться, в частности, боремся вместе с большинством класса, чтобы продвинуть борьбу всего класса. Взаимодействие между партией и классом имеет жизненно важное значение здесь. Лукаш цитирует Энгельса таким образом: «Рядовые солдаты под давлением битвы развивают все достижения в военной тактике. Работа хорошего руководства заключается не в том, чтобы сказать, что у них есть все ответы, а в том, чтобы взять лучшее из того, что придумано рядовыми в разгар битвы, и распространить это по всей армии. Цель любой революционной партии состоит в том, чтобы учиться у людей в борьбе и обобщать то, что она узнает о борьбе у всего класса. Партия учится у класса, но это также и механизм, с помощью которого каждая часть класса учится на лучших моментах борьбы» Такая форма организации абсолютно необходима в той ситуации, в которой мы сейчас находимся. Принцип, согласно которому мы выступаем против капиталистической системы, что мы будем бороться с ее рыночной логикой и государственными репрессиями, которые «рынок» влечет за собой, по-прежнему жизненно необходим. Нам не нужен другой аргумент, кроме расстрела Карло Джулиани на великой антикапиталистической демонстрации в Генуе в июле 2001 года, чтобы напомнить нам о том, что у нас все еще есть государственная машина, которая будет использовать смертоносную силу, когда ей угрожают. Но это только часть того. Настоящее ядро этой идеи противодействия системе состоит в том, что она определяет, как мы действуем на каждом этапе борьбы. Если верить, как считает каждый ленинец, что простые трудящиеся имеют возможность полностью трансформировать систему демократическими организациями — рабочими советами, построенными из трудящихся, то это влияет на то, как вы относитесь каждый день к борьбе. На каждом этапе борьбы, на каждой забастовке или проведении кампании, всегда будет больше, чем один аргумент оставить систему такой, какая она есть. Всегда будут люди, которые скажут: «Мы не хотим раскачивать лодку. Мы не хотим слишком большого протеста. Мы должны просто написать нашему депутату, использовать установленные каналы» и так далее. Будут и другие люди — революционеры — которые в принципе считают, что работающие люди имеют возможность изменить систему снизу, которые будут спорить по-другому. Они скажут: «Какой бы малой ни была борьба, в которой мы участвуем, — это массовая организация, это участие людей в демонстрациях, это способность людей избирать забастовочные комитеты, чтобы им не говорили, что делать чиновники, — это может дать нам наилучшие шансы на победу». Именно этот принцип, воплощенный в каждой борьбе перед революцией, делает революционный принцип активным в каждой борьбе на пути к полной трансформации общества. Только организация, которая следует этому принципу, будет поднимать такую перспективу в каждой борьбе, когда мы можем идти вперед вместе со всем классом. Когда дело доходит до, например, железнодорожных забастовок, это будут люди, выходцы из этой традиции, которые будут наиболее последовательно поднимать идею протеста, прося солидарности у других рабочих, бастующих, полагающихся на собственные силы и не полагаясь на профсоюзных лидеров, местного депутата или местную газету, чтобы бороться за улучшения. Ключевой вопрос в антикапиталистическом движении заключается в массовой мобилизации рабочего класса, а не, с одной стороны, в компромиссе с МВФ или ВТО или, с другой стороны, в том, чтобы позволить небольшой элите активистов заменить массовые акции. Когда дело доходит до создания альтернативы реформистам, начинается дискуссия о том, как мы предоставим альтернативу неолиберальной повестке для рабочих. Спросите себя — когда дело доходит до прямой борьбы с фашистами, достаточно ли дать им свободу слова и надеяться на то, что они дискредитируют сами себя? Достаточно ли просто принять резолюции? Или нам нужно участие профсоюзов и рядовых рабочих, чтобы победить нацистов на улицах? Во всех этих случаях требуется один революционер, которого поддерживают его товарищи и пресса. Нужно встать и сказать: «Нет, мы все должны делать это вместе». В знаменитой сцене в фильме «Спартак», кто-то встает первым и говорит: "Я Спартак", не потому, что они могли бы бороться в одиночку - если бы никто не встал за этим первым и не сказал: «Я Спартак», они были бы изолированы и стали жертвами - но кто-то сказал это первым, а другие повторили, это позволило всем остальным сказать это после них. Действия меньшинства вызывают акт сопротивления большинства, и именно это гарантирует нам наибольшие шансы на победу. 2002 год

Десять лет назад миллионы египтян вышли на улицы в знак протеста против диктатора своей страны. Восстание длилось 18 дней, прежде чем вынудило Хосни Мубарака уйти в отставку. Он правил страной железной рукой около трех десятилетий. Революцию нужно праздновать и помнить. В средствах массовой информации египетская революция была представлена в основном как восстание «опытной в Интернете» молодежи, использующей социальные сети и смартфоны для организации внезапного восстания. Это было ошибкой, но это подходило некоторым группам в Египте и за его пределами. Это устраивало египетский средний класс, который страдал от неолиберальных реформ Мубарака. Он хотел ограниченного восстания, чтобы сменить главу режима, и, надеюсь, провести некоторые либеральные политические реформы, чтобы позволить себе больше влиять на то, как управляют страной. Это устраивало генералов египетской армии, потрясенных восстанием. Они хотели быстро положить конец беспорядкам на улицах с помощью лишь видимых политических изменений. Это оставит структуру власти практически неизменной и защитит привилегии силовиков. Это устраивало западных сторонников египетского режима, которые на протяжении трех десятилетий вооружали и финансировали Мубарака. Они видели в нём важную силу для стабильности в регионе, непрерывного потока нефти, защиты израильского государства и Суэцкого канала. Западные имперские державы были обеспокоены тем, что радикальные изменения в самой густонаселенной арабской стране могут поставить под угрозу их классовые интересы. Однако реальность отличалась от их повествования о революции через «Facebook». Революция января 2011 года стала результатом целого десятилетия борьбы, назревавшей в Египте. Борьба началась с пропалестинских протестов, охвативших страну осенью 2000 года. Движение возродило забытый ранее уличный протест и завоевало небольшое преимущество, благодаря чему оно могло организоваться против режима. После трех лет непрерывной мобилизации движения солидарности с Палестиной и против войны в Ираке оно превратилось в "Кефайя", что по-арабски означает «достаточно». Это вынудило Мубарака составить план по передаче престола своему сыну Гамалю. Электризация Протесты «Кефайя» не превысили нескольких тысяч человек. Но они наэлектризовали страну. Помог рост числа спутниковых телеканалов, которые доносили свои лозунги и сообщения до широких слоев населения в Египте и за рубежом. Среди тех, кто следил за постепенным ослаблением власти Мубарака в обществе, были египетские рабочие. Они испытали на себе основную тяжесть неолиберальных реформ, осуществленных Мубараком, его соратниками и друзьями его сына. В декабре 2006 года тысячи работающих женщин в городе Махалла в дельте Нила, где располагалась крупнейшая текстильная фабрика на Ближнем Востоке, вышли на протесты. Они призвали своих коллег-мужчин присоединиться к акции. Фабрика нанесла удар и вынудила правительство уступить, вызвав волну массовых забастовок в текстильном секторе страны. Затем забастовки распространились практически на все другие секторы промышленности и услуг. Массовые забастовки на фабриках вскоре переросли в местные восстания на улицах Махаллы, а позже и в других небольших городах на севере. Обострились столкновения фермеров с полицией из-за земли. Протесты городской бедноты в столице и провинции по поводу жилищных проблем стали почти ежедневной новостью. Беспорядки, направленные против жестокости полиции, спровоцировали активное движение за права человека. Коптское христианское меньшинство провело серию массовых демонстраций против насилия со стороны религиозных сект и с требованием положить конец дискриминации. Накануне января 2011 года Египет стал классическим примером того, что русский революционер Владимир Ленин назвал «революционной ситуацией». Ленин говорил, что это происходит, «когда правящие круги не могут сохранять свою власть без каких-либо изменений; когда происходит кризис в той или иной форме среди «верхов», кризис в политике правящего класса, ведущий к трещине, через которую вырываются недовольства и негодования угнетенных. Для того, чтобы произошла революция, обычно недостаточно, чтобы «низшие классы не хотели» жить по-старому; также необходимо, чтобы «высшие классы были неспособны» править по-старому». Страх перед Мубараком и его полицией практически исчез. Пыток и убийства молодого человека из среднего класса, Халеда Саида, было достаточно, чтобы вызвать восстание. Пытки Если бы убийство Халеда Саида произошло в 2000 или 2007 году, это бы не вызвало восстания. Фактически, машина пыток Мубарака производила жертвы и трупы регулярно, почти ежедневно. Но только после десятилетия накопления инакомыслия и гнева египетский народ почувствовал смелость бросить вызов режиму и его аппарату безопасности. Он сделал это 25 января, в День национальной полиции. Восстание, продолжавшееся 18 дней, стало свидетелем героических боев на площади Тахрир, изображения которых транслировались по всему миру. Однако несмотря на героизм на площадях, в основном именно заводы и фабрики свергли диктатора. Протесты, начавшиеся в Тахрире, вскоре перекинулись на рабочие места. Каждый сектор объявил забастовку. Военная хунта должна была поспешить вытеснить Мубарака, иначе мог рухнуть весь режим. Свержения Мубарака было достаточно, чтобы временно прекратить протесты на площадях. Но забастовки на заводах и в министерствах только начинались. У забастовок были общие требования - гарантии занятости, независимые профсоюзы и импичмент коррумпированным боссам, входившим в правящую Национально-демократическую партию Мубарака. Военная хунта осудила забастовки, а также часть революционеров. Они считали рабочих «эгоистами» вместо того, чтобы рассмотреть лозунги волны забастовок, выдвинутые на площади Тахрир как воплощение борьбы за социальную справедливость. Настоящей массовой революционной партии, которая могла бы возглавить забастовочную волну, не существовало. Итак, в революции преобладала реформистская оппозиция. Она настаивала на разделении политической сцены по светским/исламистским линиям, вместо разделения по классам. Это дало возможность агентам режима Мубарака переименоваться в диссидентскую революционную силу против основных исламистов ("Братьев-мусульман") и салафитов. Генералы армии были счастливы вступить в союз с исламистами в первые два года революции. Исламисты пообещали положить конец уличным восстаниям и защитить долю пирога военных. Однако союз стал шатким, когда стало ясно, что «Братья-мусульмане» не могут ни поддержать восстание, ни подавить его. Тайна Военные тайно связались со светской оппозицией (левыми, арабскими националистами, либералами) и заручились её поддержкой для государственного переворота в июле 2013 года. За этим последовали крупнейшие массовые убийства в современной истории Египта на фоне аплодисментов египетских левых. Они окрестили контрреволюцию во главе с генералом ас-Сиси «войной с религиозным фашизмом». Репрессии против левых и либералов, после подавления исламистов, были лишь вопросом времени. Картина в Египте сегодня, спустя десять лет после восстания, мрачна. В тюрьмах Эль-Сиси содержится около 60 000 политических заключенных всех мастей, включая товарищей-социалистов. Все независимые профсоюзы разгромлены. Молодёжные движения и политические партии либо кооптированы, либо осаждены, либо парализованы. Время от времени вспыхивают забастовки, в дополнение к спорадическим беспорядкам по поводу сноса домов. Египетские службы безопасности при полной поддержке Запада вовлечены в грязную войну во имя борьбы с терроризмом. Безумные казни, аресты родственников подозреваемых, пытки - всё это снова стало нормой. Контрреволюции не просто возвращают ситуацию в исходное состояние. Они возвращают общество к более низкой планке по всем фронтам и уровням. Сказать, что в будущем произойдет еще одна египетская революция, - не выдать желаемое за действительное. Основные требования, которые привели к восстанию 2011 года (хлеб, свобода и социальная справедливость), не были выполнены. И военная диктатура не может решить такие структурные проблемы. Политика Ас-Сиси только усугубляет положение. Но революция не разразится просто потому, что люди страдают или экономическая ситуация плохая. Должна быть надежда на то что, если египетский народ пойдет на риск и станет противостоять режиму, будет положительный исход. Чтобы восстановить уверенность в действиях снизу, потребуется время. И для этого может потребоваться длинная цепочка небольших сражений, которые накапливаются и накапливаются снежным комом. Это должно идти рука об руку с попытками восстановить организации, которые могли бы поддерживать мобилизацию - независимые профсоюзы и революционные партии. Такое восстановление после поражения не займет короткое время. Но в следующий раз мы будем более готовы и, надеюсь, извлечем уроки. Египетская революция дала надежду социалистам всего мира и показала силу простых людей. Редактор журнала «Социалистический рабочий» Джудит Орр прибыла в Египет на следующий день после падения Хосни Мубарака. Она написала, что Каир был «наполнен коллективным гулом празднования». «Это действительно был праздник угнетенных», - сообщила Джудит. «Десятки тысяч женщин мужчин, молодых и старых - которые никогда не думали, что увидят этот день - танцевали, пели и веселились» Люди изменились. Протестующий Мохаммед сказал: «Мы хотели дышать свободно. Мы решили, что сможем это сделать, мы сделали это» «Мы боялись смерти, но теперь мы ничего не боимся» Писатель Ахдаф Суиф сказал в то время «Социалистическому рабочему»: «Революция высвободила гигантскую творческую энергию с лозунгами, песнопениями, стендап-комедиями и уличным искусством» Это также показало, как обычные люди могут управлять вещами самостоятельно. Добровольцы собрались на площади Тахрир в Каире, чтобы не подпускать полицейских под прикрытием. Врачи помогали раненым, сражающимся с силами режима. Учителя давали уроки на площади. Огромная волна забастовок привела к тому, что десятки тысяч рабочих вышли из офисов, фабрик, текстильных фабрик, портов, больниц, школы и университетов. Рабочие, проявившие солидарность с «молодежью Тахрира», потребовали увольнения боссов - и высказали свое мнение о том, как управляются их рабочие места. Революционный социалист Вамукота сказал в то время: «Люди в борьбе коллективно принимали решения и делали ставки. Это то, чего мы не могли себе представить» «Каждый день мы начинали с беспокойства. Каждый день люди превосходили наши ожидания» Как сказал «Социалистический рабочий»: «Мубарака больше нет. Его свергла не армия. Это были не политики. Это были не иностранные войска. Это была революция, совершенная миллионами простых египтян» Источник

Эта статья была написана несколько лет назад нынешним участником группы «Социалистическая тенденция». На наш взгляд постулаты, декларируемые автором, не только не потеряли своей актуальности, но и наоборот- подтвердили свою правильность. В современной российской левой среде вопрос о пролетарском интернационализме часто сводится к «одинаковому осуждению обеих воюющих сторон» и борьбе против национальных предрассудков. Если со вторым пунктом всё понятно, то как быть с первым? Многие левые паблики абстрагируются от темы этнического угнетения, сводя всё сугубо к классовой борьбе, что не совсем верно, так как классы и государство являются производными от различных форм неравенства, в том числе и этнического, гендерного и подобных и , как уже было сказано, государства и классы вообще не исчезнут без исчезновения всех угнетательских общественных отношений, так как первые порождены последними, а не наоборот. Национально (на постсоветском пространстве более распространен данный термин, что не идентично слову этнически, но схоже с ним) русский народ, как титульный народ империи, метрополии, имел привилегии по сравнению с другими народами, порабощенными русским государством. Русский колониализм возникает после свержения татаро-монгольского ига, продолжается русским империализмом и на данном историческом этапе существует в форме неоколониализма и империализма. Но российские левые игнорируют эти темы в силу того, что они зачастую сами являются привилегированными, с удовольствием пользуются теми крохами сверхприбыли, которыми с ними делится национальная буржуазия, и не хотят выступать против собственных привилегий. Процитируем левого коммуниста Марлена Инсарова: «Если говорить о современной России вообще и современной Москве в особенности, то говоря о пролетарских низах, нужно говорить в первую очередь о проблеме мигрантского пролетариата. К современной Москве полностью применимы слова Маяковского о США 1920-х годов: белую работу делает белый, черную работу делает черный. Тяжелый физический труд и положение в низах пролетариата прочно заняты «понаехавшими», меж тем как коренные москвичи работают в офисах и могут жить, сдавая свои квартиры. Это социальная реальность, которую невозможно изменить, игнорируя ее. Без участия мигрантского пролетариата ни о какой революции, ведущей к прогрессивным преобразованиям, в России не может быть и речти. Меж тем левацкие группы в большинстве своем игнорировали и игнорируют эту проблему и состоят из коренных москвичей. Эти коренные москвичи (а именно к этой категории, сколь мы знаем, принадлежат в большинстве своем пропагандисты анационализма) могут сколько угодно пропагандировать чистый анационализм и лозунг «никакой борьбы кроме классовой!», только напоминает все это, в еще более карикатурном виде, французских прудонистов эпохи Первого Интернационала, которые проповедовали отрицание национальной борьбы и единство всех трудящихся на чистом французском языке, потому что других языков не знали и знать не хотели». Здесь мы попадаем в ловушку: ведь настоящий пролетарский интернационализм есть поддержка угнетенных против угнетателей-всегда, в том числе и угнетенных этносов в их национально-освободительной борьбе, в том числе и потому, что как мы видим из цитаты выше, это есть и классовая борьба! Но российские леваки продолжают игнорировать данный вопрос, неся околесицу про то, что якобы последовательные пролетарские интернационалисты говорят об «угнетенных таджикских буржуях» или «об угнетенном Порошенко» не понимая, что этносы это не отдельные люди , далекие от какого-либо угнетения вообще, но объективные общественные отношения, под влиянием которых находятся огромные массы простого народа. Курьезным было читать со страниц одного анархо-паблика критику феминизма по такой же логике: якобы Екатерина II доказала, что патриархата нет, став императрицей. Эти «анархисты» так и не поняли, что императрицей она стала в системе патриархата, была туда встроена. При ней крестьянкам не стало житься легче и они по прежнему имели третьестепенное значение после домашнего скота. Другие вообще говорят об угнетенном РУССКОМ народе, который в национальном смысле наоборот, довольно привилегированный. Да, российский рабочий класс чудовищно угнетен социально, но русский народ не угнетен национально, как , к примеру, и мужчины не угнетены гендерно. Левые сторонники русского имперского шовинизма, которые отрицают тот факт, что русские являются угнетающей нацией и более того — выдумывают нелепости типа того, что говорят о потребности «русской национально-освободительной борьбы», потому что сами русские якобы угнетены «сионо-американскими» империалистами и даже рабами-гастарбайтерами из Средней Азии, при том что в последнем случае на самом деле все наоборот, и именно русские угнетают иммигрантов, а не иначе. Т.е. это русские имперские шовинисты «навыворот», которые прикрывают свой имперский шовинизм «левой», «национально-освободительной», «антиимперской» риторикой и доходят в этом до полнейшего абсурда, когда колонизаторов объявляют колонизированными, а колонизированных наоборот объявляют колонизаторами, черное называют белым, а белое черным. Вот что по этому поводу сказал Владимир Ленин: «Одинаково ли действительное положение рабочих в угнетающих и в угнетенных нациях с точки зрения национального вопроса? Нет, не одинаково. 1. Экономически разница та, что части рабочего класса в угнетающих странах пользуются крохами сверхприбыли, которую получают буржуа угнетающих наций, сдирая всегда по две шкуры с рабочих угнетенных наций. Экономические данные говорят, кроме того, что из рабочих угнетающих наций больший процент проходит в «мастерки», чем из рабочих угнетенных наций, — больший процент поднимается в аристократию рабочего класса (См., например, английскую книгу Гурвича об иммиграции и положении рабочего класса в Америке («Immigration and Labor«). Это факт. Рабочие угнетающей нации до известной степени участники своей буржуазии в деле ограбления ею рабочих (и массы населения) угнетенной нации. 2. Политически разница та, что рабочие угнетающих наций занимают привилегированное положение в целом ряде областей политической жизни по сравнению с рабочими угнетенной нации. 3. Идейно или духовно разница та, что рабочие угнетающих наций всегда воспитываются и школой, и жизнью в духе презрения или пренебрежения к рабочим угнетенных наций. Например, всякий великоросс, воспитывающийся или живущий среди великороссов, испытывает это. Итак, в объективной действительности по всей линии различие, т. е. «дуализм» в объективном мире, независящем от воли и сознания отдельных лиц». Нам, революционным интернационалистам, ясно: системное угнетение, будь оно классовым, этническим, расовым или гендерным, должно уйти на свалку истории. Мы всегда будем осуждать тех, кто под мнимыми лозунгами «равенства и нейтралитета» будет пропагандировать имперщину и эксплуатацию. С угнетенными против угнетателей — всегда!

«Под патриархатом мы подразумеваем систему, в которой все женщины угнетены. Угнетение является тотальным, затрагивающим все аспекты нашей жизни. Как классовое угнетение предшествовало капитализму, так и наше угнетение так же ему предшествовало» «Красные женщины» (социалистическая феминистическая газета, существовавшая с 1976 по 1981 год) Большинство социалистов и феминисток считают, что угнетение женщин отделено от классовой эксплуатации. Они утверждают, что класс может объяснить определенные аспекты общества, в котором мы живем - бедность, неравенство, экономическую систему капитализма. Однако по их мнению это не даёт объяснения тому, почему половина человечества особенно притесняется и дискриминируется как женщины. Они объясняют это существованием системы, параллельной различным формам классового общества, системы патриархата. Утверждается, что класс и патриархат - это двойственные системы, с которыми нужно бороться отдельно. Поэтому феминистки утверждают, что борьба с патриархатом не может быть частью борьбы за социализм (против классового общества). Вместо этого движение должно состоять из отдельной борьбы женщин против мужчин, чтобы победить патриархат. Что подразумевается под термином «патриархат»? Буквально это означает «власть отца». Иногда его используют для описания некоторых ранних форм семьи. Карл Маркс использовал его специально для описания определённого типа семьи, а именно системы домашнего хозяйства, в которой обычно мужчина-глава семьи контролировал всю семью и то, что они производили. Но феминистки редко имеют в виду это, когда используют этот термин. Иногда они используют патриархат для описания мужских шовинистических идей. Это просто мысли в головах мужчин или, возможно, социальное определение гендера - то, как мальчики и девочки изучают свои соответствующие половые роли. Это определение основано не на каких-либо материальных факторах, а просто на формах ложного сознания. Таким образом, чтобы преодолеть патриархат, нужна идеологическая борьба. Выводы анализа знакомы - женщинам нужно повысить осознанность, чтобы понять свое угнетение. Мужчины нуждаются в перевоспитании своего сексизма. Это, в сочетании с более справедливым распределением работы по дому и ухода за детьми, может помочь преодолеть патриархат как идеологическую систему. Если эти выводы неудовлетворительны, то это потому, что они основаны на неудовлетворительной теории. Угнетение женщин очень часто выражается, а иногда даже устаналивается в виде идей. Но эти идеи не плавают в вакууме. Они проистекают из материальных условий, в которых люди живут и работают. Проблема с помещением патриархата просто в царство идей состоит в том, что это не объясняет, откуда эти идеи берутся. Ограничение теории состоит в том, что она полностью идеалистична. Она отделяет материальные обстоятельства от того, как меняются идеи, и, следовательно, подразумевает, что угнетение женщин и мужское господство неизменны, независимо от того, какие социальные потрясения происходят. Хотя эта идея является ядром теории, большинство социалистических феминисток также пытаются поместить патриархат в исторический контекст. Они понимают, что угнетение женщин, например, в феодальном обществе принимает иные формы, чем в капиталистическом обществе. Поэтому они предпринимают попытку материалистического анализа того, почему угнетение женщин продолжается, несмотря на переход от одного способа производства к другому. Одно из наиболее распространенных объяснений состоит в том, что в то время как переход от феодализма к капитализму предполагает разрушение старых классовых отношений и создание новых, семья переживает этот переход более или менее без изменений. Шейла Роуботэм в своей книге «Сознание женщины, мир мужчины» утверждает, что труд внутри семьи на самом деле является «способом внутри способа» производства, и что отношения жены с мужем при капитализме сравнимы с отношениями между вассалом и его хозяином в феодальной эпохе. Салли Александер определяет это иначе, говоря, что докапиталистическое разделение труда в семье переносится на капиталистический рынок труда. Французская феминистка-сепаратистка Кристин Дельфи утверждает, что существует два различных способа производства: промышленность и семья. В семье женщины полностью подчинены мужчинам, которые, по ее мнению, составляют отдельный от женщин класс. Практический вывод прост: в то время как мужчины и женщины должны объединяться для борьбы с капиталистической эксплуатацией, женщины должны вести вторую отдельную борьбу против мужского господства. Проблема с этим аргументом заключается в том, что семья рабочего класса во время и после промышленной революции в своей основе совсем не та, которая существовала до этого. Система домашнего хозяйства раньше была такой, при которой семья производила как предметы для собственного потребления, так и товары для рынка. Уничтожение английского крестьянства, значительно ускорившееся в конце 18 века, повлекло за собой разрушение домашнего производства, которое было перенесено на фабрику и мельницу. Это привело к значительному ослаблению патриархальной власти в семье, поскольку старые семейные отношения перевернулись с ног на голову. Кустарные ткачи-мужчины были выбиты фабричным производством, на котором работали женщины и дети. Каждый член семьи был выброшен на рынок труда в качестве индивидуального наемного работника. Семья как единица домашнего производства исчезла. Увеличилось бродяжничество, особенно среди женщин. Законодательные ограничения лишали крестьянство каких-либо средств к существованию с земли, поэтому они были вынуждены перебраться в города. Установление Закона о бедных привело к «бастиллиям» - рабочим домам, начиная с 1830-х годов, и стало дополнительным стимулом для каждого члена семьи работать, а так же к низкой заработной плате. Старая семья была разгромлена очень жестоко. Её распад был настолько велик, что современные наблюдатели, включая Маркса и Энгельса в 1840-х годах, полагали, что она исчезнет полностью. В качестве доказательств приводились младенческая смертность (каждого четвертого ребёнка) и отсутствие какой-либо домашней жизни. Эту позицию ещё больше подтверждал рост числа периферийных работ, которые возникли вокруг хлопковой промышленности Ланкашира: няньки для детей, производство пудингов и т.д., которые были призваны помогать женщинам-рабочим фабрик. Немыслимо, чтобы такие социальные преобразования могли происходить без фундаментальных изменений в самой семье. Семейный способ производства вовсе не оставался феодальным, а напротив, выросла отчетливо капиталистическая форма семьи. В чем заключались её основные особенности? Во-первых, все меньше и меньше связи с производством. Работа и дом были синонимами в большинстве форм классового общества. Одна из черт капитализма - их почти полное разделение. Во-вторых, по мере того, как домашнее производство уменьшается и практически исчезает, все больше и больше вещей, когда-то производимых дома, покупаются как товары. Это касается изготовления одежды, выпечки и пивоварения, которые сейчас обычно выполняются дома только в качестве хобби. В-третьих, наиболее важной характеристикой семьи сегодня является воспроизводство рабочей силы, обеспечивающее физически сильный, здоровый и социализированный рабочий класс, который будет эксплуатироваться классом капиталистов. Следовательно, домашний труд выполняется не для обслуживания отдельных мужчин, а для косвенного вклада в производство прибавочной стоимости для капиталиста. Семья при капитализме - это не отдельный способ производства или способ воспроизводства, а неотъемлемая часть самого капиталистического процесса. Но если семью можно объяснить потребностями капиталистического общества, может ли это также объяснить угнетение женщин? Опять же, большинство феминисток возразят, что это невозможно. Все более популярная точка зрения состоит в том, что угнетение заключено в капитализме через действия самих мужчин. Американскаяфеминистка Хайди Хартманн говорит, что угнетение коренится в разделении труда, которое либо полностью исключает женщин из общественного производства, либо ставит их в невыгодное положение. Эта дискриминация вызвана патриархальным союзом между рабочими-мужчинами и капиталом. «Мы определяем патриархат как набор социальных отношений, которые имеют материальную основу и в которых существуют иерархические отношения между мужчинами и солидарность между ними, которые позволяют им, в свою очередь, доминировать над женщинами. Материальной базой патриархата является мужской контроль над женской рабочей силой. Этот контроль поддерживается за счет исключения женщин из доступа к необходимым экономически производительным ресурсам и ограничения женской сексуальности» Союз капиталистов и рабочего класса принял форму того, что только мужчины имели доступ - через свои профсоюзы - к наиболее ценной квалифицированной работе. Мужчины также имеют «Защитное законодательство» (список запрещённых профессий), исключающее женщин и детей из определенных видов работы и, таким образом, обеспечивающее выплату «семейной заработной платы» (зарплата одного человека, достаточная чтобы прокормить семью), гарантирующую, что женщина будет зависеть от мужчины. Но аргументация Хартман, хотя и широко принята, просто ошибочна. Практически на протяжении всего девятнадцатого века большинство мужчин даже не состояло в профсоюзах. Лишь незначительное меньшинство квалифицированных рабочих были там. Остальные - неквалифицированные, иммигранты или женщины, были исключены. Хотя были примеры грубого мужского шовинистического отношения к работающим женщинам, совершенно необязательно прибегать к сексистским идеям для объяснения этого исключения женщин. Это можно объяснить тем, что выход женщин на традиционные профессии очень часто сопровождался ухудшением условий труда и снижением заработной платы всех работников. Защита условий труда - гораздо более вероятное объяснение, чем патриархат. Например, оплата труда переплетчиков книг в середине девятнадцатого века была существенно ниже в Эдинбурге, где женщины снизили ставку, чем где-либо в Британии. То же самое и с «Защитным законодательством». Первоначально введенное, чтобы остановить ужас детского труда на фабриках, оно было быстро расширено, чтобы полностью исключить женщин из угледобычи и большей части ночной работы. Часто это не приносило прямой пользы мужчинам. Женщины на угольных шахтах не были в прямой конкуренции с мужчинами, потому что они выполняли разные работы. Работа женщин часто предполагала более продолжительную работу за меньшие деньги. Мужчины мало что выиграли от того, что вытеснили женщин с этих должностей. Опять же, есть свидетельства того, что исключение женщин было в значительной степени защитным механизмом рабочего класса в целом, чтобы гарантировать продолжение существования семьи рабочего класса. Как выразилась Джейн Хамфрис, законодательство рассматривалось как средство защиты самой семьи рабочего класса. Причины этого вполне понятны. Семья пострадала от разрушительного воздействия индустриализации и практически оказалась под угрозой вымирания к 1840-м годам. И мужчины, и женщины рассматривали её консолидацию как средство сохранения своих средств к существованию и повышения уровня своей жизни. Хамфрис утверждает, что семья рабочего класса сохранилась, потому что она отражала «борьбу рабочего класса за популярные способы удовлетворения потребностей товарищей, не являющихся рабочими, в капиталистической среде». Вдобавок семейная структура давала рабочему классу некоторый контроль над рыночным предложением рабочей силы, особенно над замужними женщинами. Этими терминами можно было объяснить даже требование «семейной заработной платы». Заработная плата, покрывающая расходы на воспроизводство всей семьи, а не только заработную плату отдельного работника, рассматривалась как более предпочтительная по сравнению с ситуацией, когда все члены семьи работали. Интересы рабочего класса в сохранении семьи совпадали по разным причинам с интересами класса капиталистов. Им нужна была более здоровая, образованная и более квалифицированная рабочая сила для удовлетворения меняющихся потребностей капиталистического производства, но они не хотели брать на себя фундаментальную реструктуризацию, которая требовалась бы для любого серьезного обобществления семьи. Тем не менее, в действительности большинство рабочих-мужчин не получали «семейную заработную плату». Остальные члены семьи продолжали работать. Часто женщины продолжали работать, пока их дети были очень маленькими, и оставались дома только тогда, когда старшие дети также могли получать заработную плату. Число работающих замужних женщин увеличивалось на протяжении девятнадцатого века. Таким образом, патриархальный заговор, на котором Хартманн основывает свою теорию, в действительности не принес пользы мужчине. Но защита семьи рабочего класса явно несла за собой свои ограничения, и эти ограничения действовали в ущерб женщинам. Джейн Хамфриз пишет: «Трагедия состоит в том, что действие (занижение оплаты труда за счёт штрейкбрехерства, прим. пер.) не может быть контролируемо на базисе класса, вместо этого пришлось контролировать его систематически на базисе женского труда, а теоретически за счёт труда замужней женщины, таким образом укрепляя половые отношения доминантности и подчинения» Тем не менее, продолжение существования семьи рабочего класса имело причиной вовсе не поддержание мужской власти за счёт женской половины рабочего класса. Скорее, причиной было создание защитного механизма ради всего рабочего класса. Предполагаемые преимущества разделения труда по половому признаку для мужчин сегодня еще менее очевидны. Расширение участия женщин на рынке труда было одной из главных особенностей последних сорока лет. Замужние женщины составляют все большую часть женского рынка труда. Прогнозы на будущее предсказывают, что вместо сокращения участия женщин, их работа - и особенно работа с полной занятостью - скорее всего, станет основной областью расширения занятости в скором времени. Таким образом, картина Хайди Хартманн выглядит все более устаревшей, когда она утверждает, что: «Семейная заработная плата по-прежнему, как мы утверждаем, является краеугольным камнем нынешнего разделения труда по половому признаку, при котором женщины несут основную ответственность за работу по дому, а мужчины - главным образом за наемную работу ... Семья, поддерживаемая семейной заработной платой, таким образом позволяет контролировать женский труд мужчинами как в семье, так и вне её» Большинство семей, которые вынуждены существовать только на заработную плату мужчин, относятся к беднейшим. В конце концов, именно поэтому девять миллионов британских женщин выполняют какую-то оплачиваемую работу вне дома. Женщины являются наемными работницами, и их работа не находится под патриархальным контролем их мужей. Как и мужчины, они продают свою рабочую силу на рынке. Это капитал эксплуатирует их, а не мужчины. Но, несмотря на оплачиваемый женский труд, угнетение женщин по-прежнему остается важной чертой нашей жизни. Оно структурировано через семью, что гарантирует, что женщины работают за более низкую заработную плату, что они составляют основную часть работающих неполный рабочий день и что они по-прежнему несут основную ответственность за уход за детьми. Дальнейшее существование семьи держится на двух китах: с одной стороны, важность, которую сами мужчины и женщины рабочего класса придают семье как отдыху от мира труда, а с другой - потребности класса капиталистов в воспроизводстве следующего поколения рабочих и поддержании нынешнего. Это материальная основа семьи и угнетения женщин. Теоретически семья может быть упразднена при капитализме, а ее функции обоществлены, чтобы высвободить больше женщин на рынок труда и таким образом увеличить общее извлечение прибавочной стоимости. Но социальные, идеологические и экономические издержки такой реструктуризации будут настолько огромными, что маловероятно, что какой-либо отдельный класс капиталистов возьмется за такую задачу, тем более, что в действительности для них это не является необходимым. Семья - это деспотический институт, явно несовершенный как для работодателей, так и для рабочих. Но это, вероятно, лучше и безопаснее, чем любые альтернативы при капитализме. Таким образом, угнетение женщин связано с капитализмом двумя ключевыми способами. Средства, с помощью которых женщин эксплуатируют в качестве рабочих, задают основу их угнетению посредством выполняемой ими работы или заработной платы, которую они зарабатывают. Семья также даёт основу их эксплуатации. И угнетение, и эксплуатация, работа и семья создаются не патриархатом, а требованиями самой капиталистической системы. Теория патриархата ведет либо к идее, что люди могут изменить свои сексистские или мужские шовинистические идеи, не меняя общества в целом, либо к сепаратизму от мужчин. Обе они вполне соответствуют реформистским идеям. Люди, придерживающиеся таких идей, могут быть недовольны существующим положением вещей, но не могут предложить рецепта для перемен. Если, с другой стороны, мы поместим угнетение женщин в классовое общество и особенно в капитализм, тогда мы сможем понять, что борьба за освобождение женщин является частью борьбы за социализм. октябрь 1988