Поиск по сайту

Исполняется 150 лет со дня рождения великой революционерки Розы Люксембург. Розалия Люксенбург родилась 5 марта 1871 года в Российской империи в уездном городе Замосце (Замостье) Люблинской губернии Царства Польского. Была одним из лидеров "Союза Спартака" и одним из самых прогрессивных теоретиков марскизма. Убита в 1919 году фрайкоровскими фашистами с позволения лидеров аналога местного Учредительного собрания. He в этом ли состоит причина того, что мы вот уже многие годы ощущаем такой застой в марксовом учении? Ведь, в самом деле, если не считать нескольких самостоятельных работ, которые можно рассматривать как прогресс в теории, со времени появления последних томов «Капитала» и последних энгельсовских работ мы приобрели лишь несколько хороших популяризаций и изложений марксовой теории, но, по существу, теоретически стоим на том же самом месте, где нас оставили оба творца научного социализма. Происходит ли это потому, что марксова система поставила самостоятельные проявления духа в слишком жесткие рамки? Несомненно, нельзя отрицать определенного давящего влияния Маркса на теоретическую свободу действий некоторых его учеников. Ведь уже сами Маркс и Энгельс отказывались нести ответственность за идейные откровения любого «марксиста», а докучливый страх, как бы не сойти с «почвы марксизма», мог в отдельных случаях стать столь же роковым для идейной работы, как и другая крайность — мучительные усилия доказать любой ценой «самостоятельность собственного мышления», прежде всего путем полного отбрасывания марксова образа мыслей. Однако о более или менее завершенном здании марксова учения речь может идти только в области политической экономии. Что же касается самой ценной части его учения — диалектико-материалистического понимания истории, то она представляет собой только метод исследования, содержит несколько путеводных гениальных мыслей, позволяющих бросить взгляд в совершенно новый мир, открывающих бесконечные перспективы для самостоятельных занятий, для окрыляющих ум самых рискованных полетов в неисследованные сферы. И все же и в этой области, за исключением нескольких немногих деяний, наследие Маркса — это неосвоенная целина: остается неиспользованным великолепное оружие, а сама теория исторического материализма пребывает доныне столь же не разработанной и схематичной, какой она вышла из рук своих создателей. Дело, следовательно, не в жесткости и завершенности здания марксова учения, а в том, что оно не разрабатывается дальше. Часто жалуются на нехватку в нашем движении интеллектуальных сил, которые могли бы взять на себя дело продолжения теорий Маркса. Такая нехватка действительно наступила давно, но она сама требует объяснения, а не может объяснить первого вопроса. Ведь каждое время само формирует свой человеческий материал, и тогда, когда возникает истинная потребность в теоретической работе, эта потребность сама создает силы для своего удовлетворения. Но имеем ли мы потребность в теоретическом продолжении учения, выходя за рамки Маркса? В статье о споре между марксовой и джевонской школой*в Англии Бернард Шоу, сей остроумный представитель фабианского полусоциализма, высмеивает Гайндмана за то, что тот на основании уже первого тома «Капитала» делает вид, будто «полностью» понял всего Маркса и не заметил даже никакого пробела в марксовой теории, тогда как Фридрих Энгельс в предисловии ко второму тому сам заявил впоследствии, что первый том задал своей теорией стоимости основополагающую экономическую загадку, решение которой должен дать только третий том. Здесь Шоу и впрямь застиг Гайндмана в комическом положении, хотя последний мог бы утешиться тем, что разделяет такое положение почти со всем социалистическим миром. Поистине! Третий том «Капитала» с решением проблемы нормы прибыли — основной проблемы марксова экономического построения — вышел в свет только в 1893 г. И все же в Германии, как и в других странах, уже велась агитация при помощи того незавершенного материала, который содержался в первом томе; марксистское учение как целое популяризовалось и воспринималось на основе одного первого тома; более того, эта агитация с частичной марксовой теорией привела к блестящим успехам, и нигде не ощущалось никакого теоретического пробела. Более того. Когда третий том наконец вышел, он поначалу произвел в узком кругу ученых-специалистов некую сенсацию, вызвал некоторые комментарии и полемические замечания. Но если говорить о социалистическом движении в целом, то в широких кругах, где уже господствовала система мыслей первого тома, третий никакого отклика не нашел. В то время как теоретические заключения этого тома до сих пор не породили ни одной-единственной попытки популяризации и действительно нигде не получили доступа в широкие круги, недавно, наоборот, можно было слышать отдельные голоса с социал-демократической стороны, которые дословно повторяли высказывания буржуазных политэкономов насчет «разочарования» третьим томом и тем самым лишь показывали, сколь сильно срослись они с «незаконченным» изложением теории стоимости, данным в первом томе. Как объяснить столь странное явление? Шоу, который, по собственному выражению, охотно «хихикает» по адресу других, имел бы здесь основание потешиться над всем социалистическим движением, поскольку оно опирается на Маркса. Но вот только «хихикал» бы он тогда насчет очень серьезного явления нашей социальной жизни. Эта странная история с первым и третьим томами как раз и кажется нам наглядным подтверждением судьбы теоретического исследования в нашем движении вообще. Третий том «Капитала» с научной точки зрения, несомненно, следует рассматривать прежде всего как завершение марксовой критики капитализма. Без третьего тома не понять собственно ни господствующего закона нормы прибыли, ни раскола прибавочной стоимости на прибыль, процент и ренту, ни действия закона стоимости внутри конкуренции. Однако — и это главное — все эти проблемы, сколь ни важны они с теоретической точки зрения, довольно безразличны с точки зрения практической классовой борьбы. Для нее же огромной теоретической проблемой было:возникновение прибавочной стоимости, т. е. научное объяснение эксплуатации, а также тенденция обобществления процесса производства, т. е. научное объяснение объективных основ социалистического переворота. Ответ на обе проблемы дает уже первый том, который делает вывод об «экспроприации экспроприаторов» как о неизбежном конечном результате производства прибавочной стоимости и прогрессирующей концентрации капитала. Этим в общем и целом была удовлетворена собственно теоретическая потребность рабочего движения. Как же распределяется прибавочная стоимость между отдельными эксплуататорскими группами и какие сдвиги вызывает при этом распределении продукции конкуренция, непосредственного интереса для классовой борьбы пролетариата не представляло. И поэтому третий том «Капитала» так и остался до сих пор для социализма в целом непрочитанной главой. Но так же как и с марксовым экономическим учением, обстоит в нашем движении дело и с теоретическим исследованием вообще. Не более чем иллюзия думать, будто поднимающийся рабочий класс благодаря самому содержанию классовой борьбы может по собственной воле действовать в области теории неограниченно творчески. Сегодня только один рабочий класс, сказал Энгельс, сохранил вкус и интерес к теории. Присущая рабочему классу жажда знаний — это одно из важнейших культурных явлений нынешнего времени. И в нравственном отношении борьба рабочих означает культурное обновление общества. Но активное воздействие пролетарской борьбы на прогресс науки связано с вполне определенными социальными условиями. В любом классовом обществе духовная культура — наука, искусство — есть творение господствующего класса и имеет своей целью частично прямо удовлетворять потребности общественного процесса, а частично — потребности представителей этого господствующего класса. В истории предшествующей классовой борьбы восходящие классы — такие, как третье сословие в новое время, тоже предпосылали своему политическому господству господство интеллектуальное, поскольку, будучи еще угнетенным классом, они противопоставляли устаревшей культуре периода упадка собственную науку и новое искусство. Пролетариат находится в данном отношении в совсем ином положении. Как неимущийкласс он не может в своем стремлении к возвышению сам создать своей собственной духовной культуры, пока остается в рамках буржуазного общества. Внутри этого общества и до тех пор, пока существуют его экономические основы, не может быть никакой иной культуры, кроме буржуазной. Рабочий класс, как таковой, стоит вне нынешней культуры, даже если разные «социальные» профессора и восхищаются уже тем, что пролетарии носят галстуки, пользуются визитными карточками и велосипедами, считая это выдающимся участием в прогрессе культуры. Хотя рабочий класс и создает собственными руками все материальное содержание и всю социальную основу этой культуры, его допускают к пользованию ее плодами лишь настолько, насколько это требуется для удовлетворительного выполнения им своих функций в экономическом и социальном процессе буржуазного общества. Создать свою собственную науку и свое искусство рабочий класс будет в состоянии только после свершившегося освобождения от своего нынешнего классового положения. Все, на что он сегодня способен, это защищать буржуазную культуру от вандализма буржуазной реакции и создавать общественные условия свободного культурного развития. Сам он в сегодняшнем обществе может действовать на этом поприще лишь поскольку создает себе духовное оружие для своей освободительной борьбы. Но тем самым рабочему классу, т. е. его ведущим духовным идеологам, заранее поставлены весьма узкие пределы интеллектуальной деятельности. Областью его творческого действия может быть только совершенно определенный участок науки — общественная наука. Поскольку в результате особой взаимосвязи «идеи четвертого сословия» с нашим периодом истории для пролетарской классовой борьбы было особенно необходимо разъяснение законов общественного развития, социальная наука оказалась более плодотворной, и памятником этой пролетарской духовной культуры является марксово учение. Но уже творение Маркса, которое как научное свершение само по себе представляет гигантское целое, превосходит прямые запросы той классовой борьбы, ради которой оно создано. Как своим подробным и завершенным анализом капиталистической экономики, так и своим историческим методом исследования с его неизмеримо большой сферой применения Маркс дал гораздо больше, чем непосредственно необходимое для практической классовой борьбы. Лишь по мере того, как наше движение вступает в более продвинутую стадию и выдвигает новые практические вопросы, мы вновь обращаемся к марксовой сокровищнице мыслей, чтобы извлечь из нее отдельные куски его учения и использовать их. Но поскольку наше движение — как и всякая практическая борьба — еще долго обходится старыми руководящими идеями, хотя они уже потеряли свою пригодность, то и теоретическое использование марксовых импульсов продвигается вперед только крайне медленно. И если мы поэтому ощущаем сейчас в нашем движении теоретический застой, то не потому, что марксова теория, которой мы питаемся, не годится для нынешнего развития или «изжила» себя, а, наоборот, потому, что мы, взяв из марксова арсенала то самое важное идейное оружие, которое было нам необходимо для борьбы на прежней стадии, отнюдь не исчерпали тем самым этот арсенал до конца. Не потому, что мы «обогнали» Маркса в практической борьбе, а, наоборот, потому, что Маркс в своем научном творчестве заранее далеко обогнал нас как практическую борющуюся партию. Не потому, что Маркс для наших потребностей уже недостаточен, а потому, что наши потребности еще недостаточны для применения марксовых идей. Так теоретически открытые Марксом социальные условия бытия пролетариата мстят в нынешнем обществе самой марксовой теории. Ни с чем не сравнимый инструмент духовной культуры, она остается необработанной, поскольку для буржуазной классовой культуры непригодна, а вместе с тем далеко выходит за рамки потребностей рабочего класса в боевом оружии. И только после освобождения рабочего класса из оков его нынешних условий бытия подвергнется обобществлению вместе с другими средствами производства и Марксов метод исследования, дабы на благо всего человечества стать полностью применимым и проявить всю свою эффективность. 1903

Нация Две центральные идеи любой современной правой идеологии - это «раса» и «нация». Предполагается, что нация является народной основой государства, а «раса» - это лежащие в основе биологические отношения между членами нации, что делает их одной группой. Это как если бы семья была одновременно группой, связанной общим происхождением (своей расой), а также имела суверенный политический контроль над территорией, которую она населяла (в этом обличье она была бы «нацией»). На практике «нация» означает существующее государство, статус-кво , правящий класс, хотя по очевидным причинам оно подразумевает большинство граждан любой страны. Когда большинство совершенно очевидно выступает против статус-кво, когда происходит серьезный социальный кризис, идея «расы» воссоздается, чтобы предположить, что, какие бы временные «различия» ни существовали, общее биологическое единство по-прежнему объединяет всех жителей. Сегодня мир полностью разделен на эксклюзивные сегменты территории, находящиеся под контролем, фактическим или теоретическим, определенных правительств. Но это совсем недавнее явление. Империалистическая фаза капитализма была также последней фазой в расширении контроля отдельных правительств над недемаркированными территориями. Империалистическое соревнование уладило то, что теперь известно как национальные государства. Но в прошлом более распространенной практикой, по-видимому, была концентрация власти в определенных важных городах или семьях. Их власть распространялась только на непосредственную область физического контроля или потенциального контроля. Между территориями, контролируемыми определенными городами или семьями, могут существовать обширные участки земли, не востребованные тем или иным крупным центром власти. Города росли как центры экономической и военной мощи, контролируя свои внутренние районы. В процессе роста они изо всех сил пытались подчинить себе соседние города, а когда они это сделали, расширили свою территорию, включив в нее территорию, ранее контролируемую побежденными. Это, конечно, не единственный вид власти, существующий исторически - клановая и племенная организация, без того, что мы назвали бы «городом», также была системой власти. Однако в европейском случае класс, который контролировал города, в конечном итоге был в состоянии подчинить все другие источники власти, точно так же, как один город чаще всего мог подчинять все другие города в данной области. Таким образом, распространение власти определило границы, которые впоследствии стали границами национальных государств. Получив контроль, крупный город начал централизовать не только экономические ресурсы - через торговые и кредитные сети, - но и установил общую культуру. Он навязал общий язык и литературу, он создал некоторые из ключевых элементов, связанных с «нацией». Из смешения кланов и племен, определяемого ограниченной занятой территорией, он создал преобладающую лояльность в общем подчинении. Однако все это не означает национализма. Установление общего подчинения означает, что все жители данной территории для выживания должны понимать язык доминирующей группы, но это не означает, что жители оказывают этой группе положительную поддержку. Все, что нужно доминирующей группе, - это безразличное принятие, готовность избежать смерти, уплачивая налоги, а для некоторых - оказывать услуги. Если крестьяне выращивают зерно, лорд может собирать его силой, а купец - обманным путем. Но капитализму нужно гораздо больше. Это больше не преимущественно городской энергоблок, а, скорее, такой, в котором один класс успешно включает в свою власть целую территорию, как города, так и сельские районы. Его торговая и банковская сеть объединяет всю территорию в одно целое, а его производство требует потока добровольной рабочей силы, превышающей ресурсы традиционного города. По мере усложнения экономики ее части становятся более взаимозависимыми и, следовательно, более уязвимыми для внезапных последствий восстания или длительных последствий апатичного негодования. Капитализм все больше нуждается в психологическом участии всех жителей территории, в добровольном сотрудничестве всех. Чистая физическая сила не сможет удержать колеса промышленности в наиболее прибыльном темпе. В очень упрощенной форме это говорит о необходимости капиталистического правящего класса в национализме. Но территория, контролируемая правящим классом, национальным государством, слишком велика, чтобы ее могли ясно понять все; национализм - это абстракция, очевидно далекая от конкретной реальности, с которой каждый человек сталкивается в своей местности. Чтобы национализм прижился, он должен быть связан с любой любовью, которую мужчины испытывают к местам, в которых они живут. Тем не менее, привязанность не возникает, за исключением тех случаев, когда люди переселяются в районы, отличные от своих. Мобильность рабочей силы при капитализме, особенно миграция крестьян в города, действительно вызывает у многих ностальгию по месту их рождения. Конечно, необходимая часть этой ностальгии - отказ от места, где они поселились. Но это касается только мигрантов первого поколения. Их дети воспринимают ностальгию как идеологию, не имеющую отношения к их конкретному опыту. Для националиста эту идеологию нужно эксплуатировать. Память о золотом прошлом, когда истинные ценности местной культуры не были запятнаны иностранной миграцией и городской коррупцией, может быть мощной памятью для населения, измученного проблемами существования. «Иностранец» здесь живет посреди родного города и, кажется, олицетворяет все, что угрожает порядку в городе, но на более поздней стадии он может с таким же успехом жить в других национальных государствах, угрожая их «национальным государствам». Иммигранты Если новички в составе рабочей силы любят вспоминать свой дом (и это относится как к людям, переезжающим, скажем, в Лондон из других частей Британии, так и к людям, приезжающим из-за границы), они таким образом не становятся в серьезном смысле «меньшинством». Меньшинства в политическом смысле изобретаются, создаются столь же фиктивным «большинством». Изобретать одно - значит создавать другое. На практике различия в статус-кво большинства скрыты, чтобы подчеркнуть обособленность меньшинства, разрыв между «цветными иммигрантами» и «нами» (то есть Гарольдом Уилсоном, Королевой, сэром Освальдом Мосли, Енохом Пауэллом, меня и миссис Хаббард в будущем). Объясняется, что у «них» другая культура, хотя совершенно очевидно, что при любом определении культуры новичков в этой стране очень мало что объединяет. Что объединяет или может объединить их, так это враждебность большинства, которая заставляет иммигрантов идентифицировать себя друг с другом. Именно британцы, и в частности Энох Пауэлл, изобретают «цветное меньшинство» и делают это, сознательно или нет, чтобы аналогичным образом изобрести единство большинства, единство богатых и бедных, неоспоримую стабильность в статус-кво. Изобретать меньшинство - это самая легкая тактика для любого правящего класса, которому угрожает новый набор проблем, которые могут стимулировать вызов его правлению. Это, конечно, легче всего там, где физические характеристики частично совпадают с характеристиками меньшинства, так что непосредственное восприятие людей связано с абстракциями национальной политики. Но там, где население одинаково физически, происходит то же создание меньшинств. Не так давно это были ирландцы в Британии, и с таким же успехом в некоторых областях могли быть поляки, киприоты, евреи или кто-то еще, кого можно найти в качестве козлов отпущения для решения текущих проблем. Во время своего колониального правления британцы усовершенствовали искусство изобретения меньшинств во имя защиты их от враждебности большинства. Таким образом, они охраняли свою власть как единственную внешнюю силу, способную выступать в роли арбитра. С сужением перспектив британского капитализма, спорадическим ощущением кризиса, ускорением темпов развития страны, безработицей и ростом цен перед британским рабочим классом встает целый ряд новых проблем, не имеющих общей стратегии их преодоления. Ощущение всеобщей незащищенности угрожает статус-кво, если его нельзя переключить на какого-нибудь безобидного козла отпущения. Конечно, британскому правящему классу на данном этапе не нужны погромы - ему срочно нужна иммигрантская рабочая сила. Несомненно, многие из крупнейших работодателей категорически осуждают антииммигрантские настроения, но, с другой стороны, такие настроения становятся их козырной картой, когда игра становится все более жесткой, а безработица снижает спрос на рабочую силу. Таким образом, борьба за расу заключается не в том, должно ли фиктивное большинство быть достойнее «меньшинства», стремлении к «расовой гармонии», а в борьбе за концепции и стратегии перемен. Это борьба за то, какие концепции наиболее полезны для работников в понимании мира и стремлении изменить его. В самом деле, любой, кто предполагает, что «раса» существует (и «мы должны с ней жить»), играет в расистскую игру, принимает расистские термины аргументации. У людей определенно разноцветная кожа, но, к сожалению для расистов, они не попадают в аккуратные группы «меньшинств». То же самое и с другими предполагаемыми основаниями для дискриминации — языком, культурой и так далее. По иронии судьбы многие иммигранты лучше разбираются в том, что называется «британской культурой», чем большинство местных жителей. Именно коренное население вынуждает новоприбывшего стать «меньшинством», заставляет его зависеть от других новичков в плане помощи, друзей, социальной поддержки и так далее, заставляет его жить с другими новичками в худшем жилье. Но ничего из этого не следует из того, что я новичок. Это следует из конфликта, присущего «принимающему» обществу; от отклоненной классовой борьбы. Те, кто полагает, что «раса» в принципе существует, снова предполагают наличие общих интересов по обе стороны фиктивной «расовой» границы. Поступая так, они исходят из общих интересов большинства, «нации», и тем самым согласуются с интересами правящего класса. Сражение было уступлено правым без всякого боя. Дело не в том, что «черные так же хороши, как белые», но в том, что это утверждение столь же глупо и неуместно, как «лысые так же хороши, как и волосатые». Таким образом, либеральный подход к «расовым отношениям», по сути, помогает изобрести и поддерживать проблему, которую либералы, как предполагается, пытаются преодолеть. Сказать, что существует расовая проблема, - это не столько сделать заявление о мире, сколько порекомендовать способ взглянуть на мир. Там, где, как в Соединенных Штатах, люди видят мир таким образом в течение очень длительного периода времени, «расизм», возможно, может частично существовать независимо от других факторов. Но в Великобритании это не так, хотя, если либеральный подход к расизму победит, либералы успешно помогут создать ситуацию в стиле США. Конечно, есть предрассудки. Некоторые люди иррационально настаивают на выборе. Они хотят купить пачку мыла, но отказываются покупать его у определенных людей; то, что определяет тип людей, никак не связано с мылом, его покупкой или использованием. Такие люди очень редко встречаются. Однако чаще встречаются гораздо более расплывчатые предубеждения против кого-то темнее среднего. И это предубеждение - лишь одно из удивительного ряда идиотских предрассудков. Рабочий класс, будучи наиболее эксплуатируемым классом, имеет более чем высокую долю таких предрассудков, а члены этого класса, непосредственно не вовлеченные в коллективную работу, например, матери из рабочего класса, иногда имеют еще большую долю. Одним из аспектов их отношения к другим работникам является презрение к более бедным соседям или мелкий снобизм по поводу того, кто белее или кто играет в бинго. Но только дурак мог подумать, что это вся история. Таких мелочей предостаточно, в то время как рабочие (включая их жен) могут вкладывать огромные ресурсы солидарности, самопожертвования, храбрости и активного сочувствия к тем, кто беднее их самих. Докеры, которые поддерживали Еноха Пауэлла, - те же самые докеры, которые выйдут на забастовки сочувствия другим рабочим, которые также способны сражаться, чтобы помочь цветным рабочим. Это означает, что то, что думают люди, сознание - это не вещь, которую можно просто и ясно определить в любой данный момент. В любой момент это имеет противоречивые тенденции не только внутри рабочего класса в целом, но и внутри одного человека. Противоречивые элементы являются корнями противоречивых стратегий преодоления проблем, с которыми сталкиваются люди. С одной стороны, людям угрожала определенная проблема - ускорение производства на фабрике, как выжить на домашние деньги, когда цены в супермаркетах снова выросли, как получить квартиру - попытаться сохранить то, что у них уже есть, и утверждать, что то, что у них есть, дает им право на более выгодную сделку в иерархии; они, как они говорят, выше всех окружающих, которые предают мораль или стандарты правящего класса. С другой, рабочий объединяется с более широким коллективом, погружая свои частные потребности в требования своей фабрики или района. Насколько возможно второе, первое становится тривиальным. Если второй вариант невозможен - по каким-либо причинам - первый становится специальной стратегией простого выживания. Первое принимает ситуацию, с которой сталкивается рабочий, как должное, и подчеркивает частичные меры для самовыживания. Второе начинает задачу преобразования ситуации, полного изменения правил. Конечно, первое не может быть успешным для выживания многих. Фрагментация рабочего класса как класса - создание определенных групп рабочих, ищущих решения, которые приносят пользу только их группе - находит отражение во фрагментированном сознании. Противоречивые и иррациональные элементы преодолеваются возможностью реального коллективного действия, действия, которое олицетворяет силу либо всех рабочих, либо отдельной группы рабочих. Эта возможность трансформирует доступные стратегии для каждого отдельного работника. Он теперь может задействовать не только свои собственные ресурсы, чтобы вести невозможную битву. В какой-то момент он сталкивается, скажем, с угрозой увольнения, и бороться с этим не с чем; в следующий раз его битва выиграна в коллективной кампании по борьбе с увольнениями. Степень сосуществования противоречий также зависит от степени организованности и традиционной воинственности на рабочем месте. На некоторых предприятиях традиция последовательно выступает против поиска частных решений, особенно решений, которые зависят от предательства других групп рабочих. Чем дальше от таких заводов, тем выше вероятность противоречий. Для домохозяйки из рабочего класса, которая испытывает фабричную солидарность лишь косвенно, а районную или местную солидарность лишь изредка, коллективная стратегия обязательно более отдаленная. Именно из-за преобразующего эффекта коллективной власти на то, какие стратегии выбирают люди, ортодоксальный механизм парламентских выборов так часто оказывается неуместным. Референдум ничего не измеряет, кроме того, что задается простым вопросом. Он исключает широкий спектр доступных противоречивых стратегий и, что наиболее важно, стратегий, требующих коллективной власти. Забастовочное голосование на открытом собрании определяет то, что, по мнению рабочих, следует делать, при условии, что все делают это здесь и сейчас. Парламентское голосование измеряет выбор между строго ограниченными альтернативами, не предполагая какой-либо коллективной власти под контролем избирателей. Таким образом, открытое обсуждение имеет жизненно важное значение для изучения различных стратегий, предлагаемых для решения насущной проблемы. И в этой дискуссии решающая роль принадлежит рабочим-«боевикам». Поскольку их опыт прошлых сражений может кристаллизовать максимальную приверженность остальных, может побудить рабочих увидеть в качестве возможных вариантов действий то, что они обычно отвергали бы как невозможные. Чем больше группа, тем более радикальные стратегии становятся возможными. Нет и большого разрыва между «экономической» и «политической» стратегиями, поскольку применимы одни и те же принципы. Без «боевиков» некоторые стратегии остаются неопределенными, и одной и той же группе рабочих требуется гораздо больше времени, чтобы прийти к таким же выводам. Правящие классы всегда обвиняют повстанческие движения в том, что они являются изобретением нескольких «подстрекателей», вредителей или саботажников. В Барбакане Кэмерон нашел своих «карманных наполеонов», как и в других битвах, под кроватью всегда есть красные. В обвинении есть доля правды. Политически преданные люди определенно не могут изобрести бунт. Такие люди были всегда, и им постоянно не удавалось поднимать бунты, за исключением коротких моментов. Но это правда, что такие люди могут, с одной стороны, показать пример того, какие действия следует предпринять, а с другой - сформулировать программу, стратегию, исходя из своего опыта и текущей проблемы. В первом случае правящие классы по понятным причинам пытаются сбить с толку отдельных лиц или лидеров только для того, чтобы эта функция не выполнялась. Теоретически можно сказать, что там, где восстание действительно массовое, такая тактика не может его остановить. Но чаще люди неустанно ищут стратегию преодоления своих проблем, и в этой ситуации решающую роль играют «боевики» на рабочем месте и политическое меньшинство в обществе в целом. Они не знают ответов, данных Богом; они также экспериментируют с идеями, выдвинутыми в битве, но у них есть достаточные знания и опыт, достаточное понимание целей, чтобы сыграть ключевую роль в кристаллизации того, что должно быть сделано. Лучшие «боевики» давно преодолели противоречия, мешающие рациональным действиям, и, таким образом, могут помочь массам рабочих поступить так же. Если вернуться к исходной теме, то враждебность по отношению к новоприбывшим, иммигрантам, неизбежно становится политически важной там, где оба конкурируют за одно и то же - скажем, за работу и дом - и нет коллективной стратегии, которая могла бы принудить к расширению этих вещей так, что всем может хватить. Наибольшая неприязнь проявляется к самому крупному и наиболее легко определяемому конкуренту. Враждебность, в свою очередь, вынуждает новичков организовываться в защиту, превращать то, что может быть не более чем клубами сантиментов, чтобы помнить дом, в настоящие организации меньшинств, которые навязывают общую дисциплину и солидарность своим членам. Эти организации сами могут стать для некоторых каналом власти, точками входа, например, для черной буржуазии в статус-кво. Они также могут в целях защиты преувеличивать различия между аутсайдерами и инсайдерами, очень эффективно препятствуя солидарности между ними. В некоторых случаях время стоит на месте; Иммигранты во втором поколении практикуют ритуалы, уже устаревшие на родине их родителей. Ритуал утешает участника из-за враждебности, которую он испытывает со стороны посторонних. И даже там, где ритуалов не существует, они могут быть изобретены или приобретены (как в случае с исламом для некоторых американских негров). Но опять же, необходимо подчеркнуть, что все это является функцией не некоторых внутренних расовых или культурных различий, а враждебности общества в целом, уклонения от классовой борьбы. В группе, к которой человек хочет принадлежать, нет ничего неизбежного. Возьмем, к примеру, клерка из Вест-Индии, 30 лет, женатого, с детьми, работающего на компанию Ford в Дагенхэме. В этом кратком описании мы уже упомянули целый ряд групп, к которым с определенными целями может присоединиться этот человек. Он вест-индеец, человек скорее с одного, чем со всех островов; он может быть цветным (и таким образом отождествляться с другими «национальностями», о которых он ничего не знает); но он также белый воротничок, рабочий Ford, гражданин Дагенхэма, мужчина (по сравнению с женщинами), женатый мужчина (по сравнению с холостыми для целей налогообложения), возможно, член «молодого поколения» для тех, кто старше, для тех, кто моложе; семьянин, родитель, отец и так далее. Для каждого из контрастов может существовать клуб или ассоциация, чтобы познакомить его с другими, отмеченными таким же образом. В общем, возникновение конкретной проблемы делает одну из дискриминаций более серьезной, чем другие - скажем, в качестве белого воротничка профсоюзного деятеля, или в качестве родителя в ассоциации родителей и учителей, или арендатора в ассоциации арендаторов. Единственное, что заставляет его отказаться от всех этих других возможных групп и видеть себя не чем иным, как «цветным иммигрантом» при любых обстоятельствах, - это отношение нецветных неиммигрантов в этих других группах. И нецветные неиммигранты будут вести себя таким образом, когда столкнутся с какой-то центральной угрозой, которая делает большинство этих групп неуместными, и когда кажется, что нет альтернативных средств выживания, кроме как действовать в качестве «профсоюза» для исключения новичков. Любые основания будут использоваться для предотвращения конкуренции там, где нет коллективной стратегии, способной бросить вызов системе. Расизм Таким образом, «раса» служит цели избавления людей от осознания разделения внутри «нации». Это также может разъединить конкретный опыт борьбы рабочих здесь и сейчас и национальную политику. Нации не так исключительны, как расы, и второе становится полностью эффективным только во времена великого кризиса. «Раса» по определению полностью исключительна. Вы не можете присоединиться к ней. Вы рождены в ней, член по «крови». Напротив, классы вовсе не исключительны. Вы не только можете присоединиться к ним, но они не ограничены национальными границами. Рабочий класс не имеет прямого материального интереса на территории, контролируемой правящим классом. Оборотная сторона попытки навязать единство дома - экспорт насилия. Война между «расами» и «нациями» разрешена, даже если не рекомендуется. И международная война сама по себе является окончательным выражением отклоненной классовой борьбы. Две концепции интернационализма и класса резко контрастируют с национализмом и расой. Расизм широко распространен в нашем обществе просто потому, что у нас нет альтернативной стратегии перемен. Но расизм - это не фашизм. Все правые идеологии в большей или меньшей степени расистские, даже если некоторые правые работодатели нуждаются в дополнительной рабочей силе. Но этот вид расизма, хотя он может указывать на кризис стратегии рабочего класса, не демонстрирует, что правящий класс уже настолько непрочен, что ему нужно импортировать фашистских головорезов, чтобы управлять государством для него. Широко распространенная враждебность к иностранцам является важной основой для фашизма, как и для любого правого национализма, но есть гораздо больше сил, занимающихся расизмом, чем только фашисты. Фашистский режим создается не столько непосредственно тем, что думает масса населения (хотя это важно по умолчанию), а скорее готовностью правящего класса сыграть на эту стратегию, сыграть с риторикой революции, установив радикальное консервативное правительство. Гитлер пришел к власти, когда немецкий правящий класс проглотил свои сомнения и пригласил его войти, а не через массовое народное движение, захватившее власть. Существовала некоторая народная основа, и проникновение в органы государства было важным, но на каждом этапе Гитлер должен был контролировать свое движение, чтобы оно не выходило за установленные им пределы, чтобы оно не напугало правящий класс и не стало по-настоящему революционным. Тактика Во всем этом есть определенные уроки для нашей тактики. Хотя мы можем видеть, что марш докеров в пользу Пауэлла был порочным и презренным актом агрессии по отношению к наиболее эксплуатируемой части рабочих, он наглядно показывает, насколько далеко зашла язва фрагментации и насколько широко распространено чувство угрожающего бессилия среди некоторых людей. Разделение рабочих — это только часть картины. Марш и забастовка также были политическими актами, попыткой коллективного вмешательства для обеспечения политического решения некоторых проблем, которые испытывают докеры. С одной стороны, это показывает зверство одной докерской стратегии; с другой стороны, докеры связывают проблемы, с которыми они сталкиваются, с политическими действиями. Насколько временным было движение, как быстро докеры поняли, что антииммигрантская акция не решит проблему, При этом расовые предрассудки будут по-прежнему существовать в доках. Мы не можем напрямую бороться с такими предрассудками везде, где они есть. Борьба будет бесконечной и безнадежной, поскольку мы не сможем понять, почему существует расизм. В результате мы не сильно повлияем на уровень предубеждений. Бесполезно говорить людям, что люди с более темной кожей, чем у них, безвредны, как и простое повторение фактов и цифр, составляющих стратегию. Факты и цифры должны быть известны и использоваться в качестве аргументов, но сами по себе они не решат проблему. Если вы отчаянно ищете дом для своей семьи и видите, что в таких домах живут более темные люди из-за границы, вам не поможет, когда вам скажут, что более темные люди порядочные или их очень много. Это не дает никаких домов, не отговаривает кого-то от аргумента, что если все более темные люди (или более светлые люди в этом отношении) будут удалены с рынка жилья, будет доступно больше домов. В этой позиции у большинства антирасистов нет иного выбора, кроме как настаивать на важности быть хорошими. Только то, что в долгосрочной перспективе может преодолеть предрассудки, - это альтернативный ответ на проблему, ответ, который является реалистичным с точки зрения коллективных действий. Это не обязательно устраняет предрассудки, но делает их относительно несущественными. Отец может не желать позволять своей дочери выйти замуж за чернокожего, но он не собирается присоединяться к уличной кампании по изгнанию всех иммигрантов. Но стратегия должна быть практичной. Так же бесполезно говорить о том, что после революции дома будут для всех, как и о том, что если бы у каждого был миллион фунтов, мы могли бы построить достаточно домов. Чтобы быть практичным, стратегия должна начинаться с фактической власти, доступной конкретным группам рабочих здесь и сейчас, и включать политику. Это часть призывов международного социализма к другим группам и отдельным лицам левых присоединиться к общей организации. Если «боевики» из рабочего класса объединены в общую организацию, мы можем вести настоящие битвы и продемонстрировать, что существует коллективная сила, доступная для альтернативной стратегии. Мы можем пройти долгий путь к предотвращению отклонения классовой борьбы вверх через тупики расизма или национализма. Ведь если бы левые смогли мобилизовать десять или двадцать тысяч социалистических противников Пауэллу, докеры увидели бы, что есть другие альтернативы, что они не были абсолютно одиноки в борьбе с работодателями доков, государством и прессой. Расовые предрассудки не прекратились бы, но это было бы относительно неважно. Мы могли позволить себе посмеяться в лицо Пауэллу, высмеивая его экзотический страх перед испражнениями из почтового ящика. Но альтернативная стратегия должна четко сфокусироваться на реальных проблемах, с которыми сталкиваются рабочие, а не отвлекаться на то, хотят ли люди, чтобы их дочери выходили замуж за черных. Несомненно, некоторые петербургские отцы были антисемитами, но это не помешало им участвовать в голосовании за Троцкого на посту президента Санкт-Петербургского Совета. Есть расистское меньшинство, которое использует любую грязь для своего безумия, но, по большому счету, большинство не придерживаются аналогичных взглядов. Шутки будут продолжаться, мелкое злословие будет продолжаться, но в борьбе за преодоление конкретных проблем это будет тривиально. Для нас сегодня политически значимый расизм означает попытку групп людей преодолеть проблемы работы, заработной платы, жилья, школ, больниц и общей незащищенности. Расистский ответ на эти вопросы предполагает, что статус-кво нельзя изменить, что жилищный фонд и уровень арендной платы даны Богом, и что, следовательно, единственное решение проблемы нехватки - сокращение числа людей, ищущих жилье. Население страны должно соответствовать тому, что есть. Здесь должен начаться спор. Проблема не в идиотских помещиках, которые отказывают иммигрантам, а в нехватке жилья, из-за которой идиоты домовладельцы имеют значение. Если бы было достаточно жилья, домовладельцам-расистам пришлось бы либо изменить свою практику, либо обанкротиться. Конечно, там, где возникают безудержные предрассудки, мы должны бороться с ними. Но мы также должны признать, что это всего лишь отрицательная защитная реакция. Она не атакует основы расизма и в конечном итоге не может преодолеть ни предрассудки, ни политически значимый расизм. Только революционное движение может сделать это, создав надежную стратегию и надежную коллективную силу. Стратегия связывает воедино реальные проблемы, с которыми сталкиваются люди, и окончательные решения; движение связывает воедино разделы и группы всего класса. Эти двое неразделимы, объединяя «боевиков» класса как с точки зрения организации, так и с точки зрения сознания. Коллективные действия как часть такого движения, и для достижения целей стратегии создают приоритеты, которые сортируют наши предрассудки, дают надежду, усиливают рациональность и ставят главное на первое место.

Статья нашего товарища Хоссама эль-Хамалави, которая рассказывает о теории «визуализации инакомыслия» на примере египетской революции. Мы считаем эту теорию очень важной в настоящий момент, когда конкуренцию государственным СМИ в полной мере может представить Ютуб или социальные сети. СМИ и манипуляции Видеозаписи массовых протестов и забастовок в период до 2011 года помогли египтянам преодолеть свои страхи перед режимом и начать революцию. Египетская революция, вспыхнувшая с начала 2011 года и продлившаяся до середины 2013 года, обычно преподносится в средствах массовой информации (и в некоторых академических кругах) как «революция Facebook» или, по крайней мере, как одно гигантское событие, разожженное и организованное в Интернете. Правда немного другая. Восстание 2011 года было продуктом сложного политического процесса, длившегося десятилетиями, в ходе которого накапливалось инакомыслие, оттачивались организаторские навыки, были достигнуты маленькие победы, а страх перед репрессивным аппаратом режима постепенно ослабевал. Одним из центральных элементов этого процесса, который в 2011 году завершился полномасштабной революцией, была визуализация инакомыслия. Это включало в себя преднамеренное распространение фотографий и видеозаписей актов социального и политического сопротивления среди общенациональной аудитории, что расширило их влияние далеко за пределы диссидентов - часто лишь небольшой группы - которые были вовлечены в эти действия сами. Искры несогласия В 1990-е годы Египет переживал грязную войну. Под прикрытием «войны с террором» службы безопасности президента Хосни Мубарака подавили инакомыслие всех оттенков. Забастовки сократились и были быстро приостановлены из-за нападений полиции. Студенческих активистов осаждали в стенах вузов. Синдикаты и союзы находились под контролем режима. И наконец, что не менее важно, для свободной прессы почти не было места. Большинство изданий и все телеканалы принадлежали и управлялись государством. Газеты оппозиционных партий подвергались цензуре. Было так много запретных линий, но самым большим табу, очевидно, был сам Мубарак и его семья. Ключевым поворотным моментом стала вспышка второй палестинской интифады в сентябре 2000 года. Интифада вызвала массовые протесты в Египте, в основном вокруг кампусов, школ и профессиональных синдикатов. Это были крупнейшие протесты, свидетелем которых был Египет с момента прихода Мубарака к власти в 1981 году. Акции протеста были встречены грубой силой и массовыми арестами. Тем не менее, демонстрации продолжались, сначала в поддержку палестинцев, а затем и против войны в Ираке, возглавляемой Соединенными Штатами. Вскоре протестующие стали более уверенными и начали противостоять самому египетскому режиму, поднимая вопросы о внутренних проблемах, таких как подавление режимом инакомыслия, полицейские пытки и свобода прессы. В апреле 2002 года в окрестностях Каирского университета вспыхнули широкомасштабные беспорядки, и тысячи участников беспорядков почувствовали смелость и стали скандировать лозунги против самого Мубарака. В марте 2003 г., после вторжения в Ирак под руководством США, площадь Тахрир была оккупирована и на два дня стала ареной непрерывных столкновений между протестующими и силами безопасности режима. Протестующие боролись с полицией, сожгли плакаты с изображением Мубарака в Тахрире и выдержали пытки в полицейских изоляторах, что стало генеральной репетицией восстания 2011 года. Диссиденты в прямом эфире Но остается вопрос: почему средний египтянин, который несколькими годами ранее был слишком напуган, чтобы прошептать имя Мубарака, не говоря уже о демонстрациях против него, внезапно набрался храбрости, чтобы выйти на улицы, сжечь плакаты Мубарака и организоваться против него и его семьи ? Если человек не является частью правящего класса и уже не пользуется его привилегиями, глубоко в сознании каждого существует жажда свободы и желание жить «лучше», но обычно неясно, что «лучше» и как этого добиться. Есть недовольство статус-кво, но постоянно говорят, что это лучшее, что мы можем иметь. С этим ничего нельзя было поделать. Идеологический государственный аппарат постоянно бомбардирует нас гегемонистскими дискурсами, которые обеспечивают наше подчинение. Необязательно поощрять к действию, потому что человеку «нечего терять» или потому что «ситуация стала невыносимой». Это романтизированный и обычно неверный подход к пониманию динамики радикализации и пропагандистской работы. Одного, однако, поощряют к действию, если они чувствуют: восстание - не «безумная идея»; что люди в другом месте сделали это, и это сработало; что это случалось раньше и может повториться; что я не единственный «сумасшедший», который думает о действии. Решающим фактором, который иногда игнорируется при понимании того, как эта трансформация произошла в Египте (и в более широком регионе), является подъем «Аль-Джазиры» и распространение спутниковых телеканалов в начале 2000-х годов. Палестинская интифада транслировалась в прямом эфире, и визуальные кадры борьбы - палестинские дети, противостоящие могучим израильским танкам с одними лишь камнями - транслировались днем и ночью миллионам египтян, которые были приклеены к экранам. Из этого последовал простой вывод: если палестинские дети могут противостоять израильским танкам, почему мы не можем противостоять полиции Мубарака? Распространение информации о палестинском восстании было, по сути, актом агитации, даже если не было никаких пропагандистских или аккуратно составленных лозунгов. Одних визуальных эффектов было достаточно, чтобы посеять зерно революции в умах людей. Укрепление египетского общества Мобилизация в период между 2000 и 2003 годами в поддержку Палестины и против вторжения в Ирак позволила выделить пространство в общественной сфере, где активисты могли организоваться - что ранее было невозможно. В 2004 году те же пропалестинские и антивоенные участники кампании запустили продемократическое движение Kefaya (по-арабски «достаточно»), целью которого было положить конец правлению Мубарака и помешать ему подготовить своего сына Гамаля к престолонаследию. В период с 2004 по 2007 год Кефайя активно организовывало акции протеста, раз и навсегда разрушившие табу Мубарака. Движение представляло собой единый фронт, который возглавляли левые и насеристы, и в него также входили некоторые исламисты (в основном из Лейбористской партии), а также независимая молодежь, которая не обязательно была присоединена к какой-либо политической группе. Протесты Кефайя в очень редких случаях превышали несколько тысяч участников, но в основном ограничивались десятками, а иногда и сотнями активистов. Однако социальное воздействие их действий и демонстраций было совершенно несоразмерно их физическому присутствию. Активисты Kefaya хорошо разбирались в СМИ и следили за тем, чтобы визуальные эффекты каждого действия, несмотря на небольшое количество участников, доходили до как можно большего числа египтян благодаря предварительному согласованию с корреспондентами спутниковых телеканалов, иностранными репортерами и все большим количеством местных журналистов, которые присоединились к ним новых частных газет. Такое возбуждающее воздействие антимубараковых визуальных эффектов Кефайи помогло другим слоям египетского общества сделать шаг вперед и принять меры. В декабре 2006 года тысячи работающих женщин начали забастовку на крупнейшей текстильной фабрике на Ближнем Востоке в городе Махалла в дельте Нила. Вскоре к ним присоединились их коллеги-мужчины, и весь комбинат был полностью остановлен из-за бонусов, обещанных ранее премьер-министром. Забастовка длилась три дня и закончилась победой, вызвав новые массовые забастовки в текстильной отрасли. Промышленная агрессивность вскоре распространилась практически на все сектора экономики. Возникает вопрос: где были эти рабочие до 2006 года? И что привело к такому эффекту домино, когда один удар приводил к множеству других? В различных беседах, которые я в то время вел с лидерами забастовок, ответы, которые я слышал, были примерно такими: «Мы сидим дома, смотрим «Аль-Джазиру» и видим, как эти сумасшедшие дети Кефайи сжигают плакаты Мубарака в Каире...» Хотя Кефайя не принимали непосредственного участия в забастовке и никогда не привлекали последователей среди рабочих и городской бедноты, их владение тактикой распространения визуальных эффектов несогласия на более широкую аудиторию помогло египетским рабочим начать забастовку. Почти на каждом заводе или рабочем месте, куда я попал во время Зимнего недовольства трудящихся, забастовщики говорили мне: «Мы видели (слышали или читали о) бастующей и побеждающей Махалле, поэтому решили последовать их примеру». Благодаря росту количества спутниковых телеканалов и частной прессы весть о победе Махалли распространилась за пределы дельты Нила. И еще раз доказало, что действовать и бросать вызов властным структурам - это не «безумная идея». Распространение информации о забастовке в Махалле стало призывом к действию. В 2007 году на общественном мероприятии с несколькими ветеранами профсоюзных организаций один из них указал на мою камеру и усмехнулся. «Если в прошлом во время забастовки показывалась камера, рабочие убегали или пытались скрыть свои лица», - сказал он. «Теперь они храбро стоят с обнаженной грудью перед любым объективом». Когда я спросил его, почему произошло такое изменение. Он со смехом ответил: «Потому что им нечего терять». Но, на мой взгляд, была другая, более важная причина. Если бы фотоаппарат появился в 1990-х годах на какой-либо акции протеста, скорее всего, фотограф работал бы на государственное СМИ, а фотографии протестующих появились бы в «Криминальном разделе» газеты с подписью «бунтовщики», преступники и т. д. Но с 2006 года появление камеры во время забастовки могло просто означать, что фотографии забастовщиков могли оказаться на первой полосе «Аль-Масри аль-Юм» или любой другой частной газеты с относительно позитивным освещением или могли быть показаны в одном из все более популярных ток-шоу на частных спутниковых телеканалах. Таким образом, рабочие хотели, чтобы их фотографировали, а их действия снимали на видео. Они инстинктивно понимали, что это был один из способов оказать давление на своих боссов и правительство и послать сообщение своим коллегам по работе присоединиться к их рядовым действиям. Революция — это не безумная идея Это правда, что блоги активистов и социальные сети сыграли важную роль в мобилизации 2011 года, но в то время доступ к Интернету имело лишь меньшинство населения . Их сила и влияние на самом деле проистекали из неофициального союза между старыми, новыми и альтернативными СМИ. Спутниковые телеканалы и частные газеты внимательно следили за блогами и социальными сетями и сообщали о своем контенте миллионам людей в Египте и за рубежом. Это означало, что призывы к протестам со стороны активистов, имеющих лишь горстку последователей в киберпространстве, достигли гораздо более широкой аудитории, и что кадры и изображения протестов были переданы миллионам. Блогеры, а позже и пользователи социальных сетей в Египте помогли поднять потолок требований гражданских свобод и распространить информацию о забастовках, протестах и других событиях, а также новости о нарушениях полиции и просочившихся видео с пытками. Опять же, особое внимание уделялось визуальным эффектам, чтобы либо «шокировать» общественность ужасными пытками в полицейских участках, либо побудить их присоединиться к рядам инакомыслящих простыми визуальными сообщениями о «нормальности» желания восстать. С началом восстания в Тунисе в 2010 году блоггеры в Египте сыграли важную роль в размещении визуальных материалов в Интернете и их распространении среди максимально широкой аудитории в Египте. Послание было прямым и простым: это сделали тунисцы. Арабские диктаторы не непобедимы. Народное восстание - не сумасшедшая идея. Это уже происходит. Не только цифровые информационные технологии египетских блоггеров помогли их собратьям-египтянам вдействии. Опять же, это была динамика старых СМИ, которые сообщали о том, что блоггеры размещали в Интернете, и передавали эти изображения миллионам людей в своих домах, сидя перед экранами телевизоров. Такая динамика также поможет нам частично понять, почему восстание продолжалось в Египте, несмотря на отключение электросвязи: блоггеры-активисты работали в автономном режиме, собирая визуальные эффекты, и щедро делились ими с ведущими журналистами, которые затем транслировали их миллионам внутри и за пределами Египта. Сегодня ведущие египетские СМИ, будь то государственные или частные бизнесмены, снова находятся под полным контролем служб безопасности. Несогласие криминализируется, подавляется и преследуется правящим военным диктатором Абдель Фаттахом ас-Сиси. Контрреволюция могла вернуть страну к нулю, а не к единице. Однако именно в таких условиях распространение информации является критическим актом агитации. Диссиденты, пытающиеся выжить в ходе репрессий, медленно перегруппировываются и восстанавливают то, что было разрушено. Они хорошо осведомлены об опыте, накопленном за последние два десятилетия, и продолжают изменять свою тактику визуализации инакомыслия, надеясь свергнуть то первое домино, которое приведет в движение следующую революцию. Хоссам эль-Хамалави

Рубен Джеймс Варгас «Завтра революция «восстанет снова, лязгая оружием», и, к вашему ужасу, она провозгласит ревущими горнами: Я был, я есть, я буду!» Розалия Люксембург Утром (в пятницу, 19 февраля) испанское государство проснулось с похмелья от вчерашних событий. Средства массовой информации и их политические комментаторы осудили насилие и заклеймили молодежь, участвовавшую в протестах, радикалами. По всей стране в разных городах прошли митинги, акции протеста и демонстрации против заключения в тюрьму рэп-исполнителя Пабло Хаселя. В большинстве этих городов демонстрации проходили мирно, без насилия. В некоторых случаях имели место полицейские репрессии и обвинения против мирных демонстрантов, как это было в Гранаде, Валенсии и Таррагоне. Наконец, в некоторых центрах протестующие ответили на эти нападения самообороной, построив баррикады, чтобы предотвратить насильственные действия со стороны правоохранительных органов, как это было в Мадриде и Барселоне. Средства массовой информации поспешили осудить молодых людей, которые участвовали в этом; Они даже проявили свой расизм, практически под микроскопом изучая цвет руки мальчика, который бросал мусорное ведро. Они заклеймили эти протесты как "иррациональное насилие", пытаясь оправдать действия властей, хотя эта позиция далека от реальности. Несмотря на то, что осуждение и тюремное заключение Пабло Хаселя послужили спусковым крючком для этих протестов и гражданских беспорядков, это было лишь последним в серии событий, которые усилили недовольство среди населения. Пабло Хасель был осужден за два «преступления» в своих песнях и комментариях в Twitter. Первое обвинение - за оскорбление короны, основанное на недемократическом законе, который восходит к переходному периоду, последовавшему за смертью Франко и последующим восстановлением монархии Бурбонов. Получается, что эта часть обвинения лицемерна, так как понятно, что слова Хаселя связаны с неблаговидным бегством почётного короля Хуана Карлоса в Абу-Даби прошлым летом, после того, как были обнародованы массовые случаи коррупции и разграбление населения путем невыполнения обещаний по выплатам. Второе «преступление», оправдание терроризма, за которое он также осужден - является откровенным искажением, так как баскская сепаратистская группа Euskadi Ta Askatasuna (ETA – Баскская Родина и Свобода) прекратила свою деятельность и была распущена 10 лет назад. Мы не должны скрывать, что политические идеи Пабло Хаселя откровенно сталинские и очень далеки от тех, которые мы защищаем в группе Marx21. В одном из интервью Хасель заявил, что «Сталин и СССР были хороши и необходимы», и что при Сталине «никто не подвергался жестокой эксплуатации». Он называл Троцкого, вождя русской революции октября 1917 года, «предателем, подлой крысой... пособником ЦРУ» (Троцкий был убит Сталиным в 1940 году; ЦРУ было создано в 1947 году). Эта ложь заслуживает сильной политической критики, но его преследовали не за нее, а за то, что он говорил правду о монархии. Предъявленные ему обвинения представляют собой общую угрозу, вне зависимости от того, что каждый человек может думать о Хаселе. Дело в том, что количество приговоров такого рода росло: Пабло Хасель - лишь последний из серии художников и других личностей, которые были осуждены не за свои действия, а за то, что они говорят. Рэпер Валтоник также ожидает своей очереди по аналогичным обвинениям, оказавшись в изгнании в Бельгии. Следует отметить, что молодые люди из Альсалсуа были также осуждены за «прославление терроризма» за драку в баре с полицейскими, которые были не при исполнении; кукловоды в Мадриде были осуждены по тому же закону за сатирический баннер с надписью «Gora Alka-ETA», что являлось игрой слов, которую можно было перевести как «Да здравствует Al-QuaeETA». Мы не должны забывать о неоднозначной ситуации, в которой ведущий El Intermedio Дани Матео, как и другие медийные персоны, пострадал за то, что пошутил о нападении на лидера франкистов Карреро Бланко. Или как можно забыть о применении закона «против оскорбления чувств верующих», пытающегося защитить франкистский памятник Valle de los Caidos («Долину Павших»), или нападение католической церкви на сатирическую монстрацию El Coño Insumiso («Неуступчивая киска»). Не говоря уже о приговорах против каталонских индепендентов и применении статьи 155 конституции к каталонскому населению, фактически передающей контроль над регионом центральному правительству испанского государства и аннулирующему демократически избранное правительство, а также отменяющей их референдум. Мы также должны иметь в виду, что нам пришлось терпеть применение «Закона Кляпа» в течение пяти лет, который «самое прогрессивное правительство в истории этой страны» не отменило. Эти законы, вместо того чтобы гарантировать сосуществование граждан - о чем правящий класс говорит нам из своих средств массовой информации - ограничивают свободу выражения мнений людей. Не прошло и недели, как в андалузском городе Линарес два агента национальной полиции в свободное от службы время избили отца и его дочь-подростка под испуганными взглядами и камерами мобильных телефонов прохожих. Когда прибыли его коллеги-полицейские, то вместо того, чтобы надеть на агрессоров наручники, они окружили их и позволили им издеваться над соседями, ставшими свидетелями такого зверства. Терпение населения лопнуло и последовавшие беспорядки вынудили агрессоров перебраться в столицу провинции Хаэн. Только после этого этих агентов уволили из полиции. Мы должны добавить к бедам этого народа все другие полицейские агрессивные действия, которые с возрастающей интенсивностью осуществлялись против местного и иностранного населения с тех пор, как началась пандемия Covid19. Вся эта полицейская жестокость и события набирают обороты, когда одновременно крайне правые свободно разгуливают, защищенные правоохранительными органами, совершая любые действия, которые они хотят. Вы должны спросить себя, где было полицейская реакция против фашистского, расистского и антисемитского парада в честь Голубой дивизии 13 февраля? Здесь мы видим, что, кажется, у полиции есть два различных способа действовать в зависимости от типа людей, которые выходят на демонстрации. Чему должны научиться рабочие из всего этого? Что правящая реформистская коалиция не способна решить проблемы, которые нас беспокоят. Кажется, что только тогда, когда рабочие выходят на улицы и оказывают давление на правительство, оно соглашается принимать решения в пользу нашего класса. Теперь мы видим, что эти протесты, призывающие к свободе Пабло Хаселя, привели к тому, что Подемос подали прошение о помиловании. Политические комментаторы и СМИ в ужасе вскидывают руки глядя на поврежденное городское имущество и заставляют нас поверить, что эти действия единичны и что насилие иррационально или чрезмерно. Однако бунты — это не что иное, как беспокойство и крик рабочего класса, особенно молодежи, которая все чаще оказывается в более шатком социально-экономическом положении. Рабочий класс видит, что законы служат для дискриминации и преследования, а не для обеспечения прав. Бунты отражают эту ситуацию: хотя сами по себе они имеют ограниченное влияние, они показывают силу рабочего класса, даже если он все еще дезорганизован. Поэтому рабочему классу необходимо организоваться, чтобы иметь возможность взглянуть в корень проблемы, которая заключается в господствующей экономической системе, в данном случае капитализме и его неолиберальном выражении. Важно участвовать в организации и создании социальных массовых движений в районах и рабочих местах, чтобы противостоять ситуациям, которые капитализм навязывает обществу. Важно построить революционную политическую организацию для борьбы за социализм снизу.

David Karvala, участник группы Marx21 и ведущий активист каталонского движения «Единство против фашизма и расизма» (UCFR): Выборы в каталонский парламент, состоявшиеся в воскресенье 14 февраля, могут быть восприняты по-разному. Давайте начнем с общего взгляда на выборы, с массового голосования за левых и за партии, выступающие за независимость. После этого мы сможем перейти на ужасные новости о том, что крайне правая партия, VOX, завоевывает места. Нестабильность и поляризация Результаты выборов подтвердили то, что мы видим во всем мире: политическая нестабильность и поляризация с большими изменениями в деятельности партий. На последних каталонских выборах в 2017 году популистская и «центристская» (на самом деле правая) партия Ciudadanos (Cs, «Гражданская партия») была общим победителем с более чем 25% голосов и 36 местами; на этот раз она рухнула на 7-е место с 6 местами и менее чем с 6% голосов. В 2017 году Социалистическая партия Каталонии (PSC-PSOE, отделение испанской партии PSOE в Каталонии) проиграла массу голосов Cs, на этот раз она стала официальным победителем. Отчасти это было признаком того, что (в отличие от Cs) у них все еще есть какая-то реальная база, и что это все еще имеют вес в области телевидения и социальных сетей. Вероятно, это также связано с тем, что их кандидатом был Сальвадор Илла, постоянно видимый в СМИ в качестве министра здравоохранения Испании с начала кризиса Covid. Продолжался постепенный распад консервативной «Народной партии Каталонии». В 2010 году они были 3-й партией с 18 местами; на этот раз они заняли 8-е место, имея всего 3 депутата. Левая партия «Вместе мы можем» (Podemos) более или менее удержала свои позиции, заняв 6-е место с 8 местами. По всей Испании Podemos сильно выросла, когда она основалась в 2014 году —были даже разговоры о том, что она обгонит на выборах «правящую» в Испании Социал-либеральную партию ИСРП (PSOE),— но серия политических отступлений и маневров привела к тому, что она потеряла почти половину своей поддержки между 2016 и 2019 годами. Её участие в нынешнем правительстве PSOE усугубило положение. В Каталонии она никогда не росла так сильно, как в других областях, но ее падение в регионе гораздо меньше: к лучшему или худшему, здесь она всегда была более зависимой от остатков Коммунистической партии, которая менее влиятельна на телевидении и в интернете, но все еще имеет (несколько стареющий) слой лояльных активистов на местах. Как часто говорят, каталонская политика сегодня функционирует не только по оси лево-право, но и вокруг национального вопроса. Здесь главной новостью стало то, что партии, выступающие за независимость, не только повторили свое парламентское большинство, но и впервые набрали более 50% голосов. В этом смысле левоцентристская независимая партия «Республиканские левые Каталонии» (ERC) обогнала правоцентристов, которые доминировали в политике здесь на протяжении десятилетий. Она получила те же 33 места, что и социал-либеральная PSC-PSOE, выступающая за единство с Испанией, но, в отличие от неё, имеет шанс получить поддержку большинства для формирования правительства. Правоцентристская партия изгнанного экс-президента Каталонии Пучдемона «Вместе за Каталонию» продолжила постепенный упадок, сопровождавшийся усилением движения за независимость. Еще одним признаком того, что индепендентизм (движение за независимость Каталонии от Мадрида) в основном левый, является более чем удвоение мест — с 4 до 9 — антикапиталистической партии «Кандидатура народного единства» (CUP) с почти 7% голосов. Это массовое голосование за партию, которая заявляет о своей поддержке борьбы за радикальные социальные перемены. Таким образом, в новом парламенте есть левое большинство и большинство сторонников независимости. Наиболее вероятным развитием событий является коалиция за независимость между «Республиканскими левыми Каталонии» (ERC) и правоцентристами, но на этот раз во главе с ERC и при пассивной поддержке, по крайней мере, «Кандидатуры народного единства» (CUP). Однако до сих пор нет ни реальной независимой левой стратегии, ни какого-либо анализа того, что пошло не так в борьбе за независимость. Таким образом, все движение за независимость, включая левое, по-прежнему зависит от правого крыла, незаинтересованного в радикальных переменах, которые могут и должны принести независимость, и обещание которых было бы необходимо для завоевания тех слоев рабочего класса, которые не вдохновлены национальным вопросом как таковым. Таким образом, отсутствует левая альтернатива, сочетающая защиту более широких политических принципов с ориентацией на реальную повседневную борьбу трудящихся, где независимость является одним из вопросов, но не обязательно ключевым. Отсутствие таких левых-один из факторов, который позволяет крайне правым претендовать на решение реальных проблем людей в условиях нынешнего кризиса. StopVOX VOX, крайне правая расистская и популистская партия, которая только что вошла в каталонский парламент, возникла как откол от «Народной партии» в 2014 году, но ее реальный рост начался только в 2018 году. Это типичный рост в ответ на борьбу за независимость Каталонии или на ситуацию с беженцами. Было бы правильнее сказать, что тот факт, что основные партии изображали эти проблемы как «угрозы» —содействие репрессиям в сторону движения за независимость и закрытие границ для беженцев— означал, что VOX может представить себя как более жесткий ответ на эти «опасности». Они прорвались на выборах в Андалусии в декабре 2018 года и стали третьей партией по всей Испании на всеобщих выборах в ноябре 2019 года, набрав более 15% голосов. Все это превратило их в полюс притяжения для настоящих фашистов и неонацистов, включая остатки «Платформы для Каталонии» (PxC), бывшей фашистской партии, которая была побеждена несколькими годами ранее движением «Единство против фашизма и расизма» (UCFR, Unity Against Fascism and Racism, сестринской организацией в Каталонии Stand Up To Racism). Так что теперь VOX объединяет членов, которые действительно хотят просто более экстремальную и радикальную «Народную партию» (PP), с другими, которые открыты для полностью фашистской стратегии. С того времени, когда было объявлено о выборах, даижение UCFR объявило о начале кампании #StopVOX. Это включало в себя реактивацию некоторых местных групп UCFR, которые практически бездействовали после победы над PxC в 2015 году, и организацию групп в новых районах. Кампания VOX-street, организованная историческим неонацистом, была встречена десятками протестов и десятками тысяч плакатов, почти везде, куда бы ни направились участники этой кампании. Таким образом, худшие прогнозы оправдались, так как партия VOX получила 7,7% и 11 мест, опередив как Cs, так и PP. Тем не менее, VOX получила только половину поддержки, которую он получает по всей Испании, и треть или четверть того, что она достигает в некоторых регионах. И, учитывая массовое воздержание, они получили только один голос из каждых 25 потенциальных избирателей в Каталонии. Тем не менее, их присутствие в парламенте придает уверенность неонацистам на улице; мы уже видели увеличение фашистских физических нападений в ходе избирательной кампании. Борьба с VOX должна быть усилена. Срочные протесты, которые прошли в более чем тридцати городах по всей Каталонии вечером после выборов, были великолепным ответом. Местные группы UCFR — некоторые из которых были сформированы всего за несколько дней до этого — объединили, в течение нескольких часов, десятки или даже сотни людей, с необходимыми мерами предосторожности. Потребуется серьезная работа, чтобы консолидировать эту срочную реакцию в непрерывное организованное движение. Marx21 В этом движении ключевую роль играют члены небольшой антикапиталистической группы Marx21 — сестринской организации Социалистической Рабочей Партии Великобритании (SWP). С одной стороны, необходима борьба за то, чтобы объединенное движение было сосредоточено на сопротивлении, отвергая попытки ограничить участие в UCFR только радикальных левых, а также отвергая такие идеи, как «если мы проигнорируем крайне правых, они исчезнут». С другой стороны, и в гораздо более длительной перспективе, необходимо работать над созданием, с нынешних скромных начинаний, революционных левых организаций, которые со временем смогут предложить реальную альтернативу сегодняшнему разобщённому рабочему классу. Cпасибо за предоставленное письмо David Karvala, участнику группы Marx21, секции IST в Испании.

Протесты проходят в университете. Что это за университет? Есть ли у него протестные традиции? Да, это протесты студентов Босфорского университета. Это самый престижный турецкий университет, расположенный в Стамбуле. В массовом студенческом движении 70-90-х годов он не являлся одним из главных опорных пунктов левых (хотя левые действовали и в нём тоже). Однако в последнее десятилетие организационно он вышел на новый уровень. В университете организованы всевозможные левые группы, которые противостоят правым. Три года назад студенты Босфорского университета протестовали против войны в Африне, развязанной Турцией. Некоторые из них были арестованы и на несколько месяцев посажены в тюрьму. Акции протеста приняли конкретно студенческий характер или представители других классов также поддержали протестующих? Участвуют ли в протестах студенты из других университетов? Да, студенты Босфорского университета заставили нас встретить новый год с оптимизмом. Протесты солидарности проходят - пусть и небольшие - более чем в десятке университетов. Были также и другие призывы к акциям солидарности со стороны профсоюзов и левых групп. Открытое письмо студентов Босфорского университета президенту Эрдогану получило солидарную поддержку со стороны сотен политических партий, студенческих групп и многих других. Не будем питать иллюзий - все акции солидарности остались небольшими. На это есть причины. Главная из них, конечно же, - государственные репрессии. Вчера одна студентка из другого города (Измир) была арестована только за то, что создала группу в WhatsApp в поддержку протестов! В турецком обществе наблюдаются большие волнения, но они еще не достигли того уровня, на котором стена страха вот-вот будет разрушена. Но мы уверены в двух вещах: демонстрации самого Босфорского университета являются массовыми. В нем принимают участие тысячи человек. Если бы был референдум, подавляющее большинство заявило бы, что поддерживает его. Кроме того, масштабы солидарности широки. У студентов этого университета есть преимущество с точки зрения общественного мнения. Что послужило причиной начала протестов? Ректоры в университетах традиционно назначались после выборов внутри университета. Эрдоган игнорировал результаты этих выборов последние несколько лет. Он назначал проигравшего кандидата на выборах. Это были люди, близкие к власти внутри университета. На этот раз ректором он назначил Мелиха Булу, полного аутсайдера университета. Это вызвало бурю негодования среди студентов. Они действительно очень злы, что игнорируется вся воля учащихся университета. Каковы требования протестующих? Основные требования следующие: - Мелих Булу и все остальные назначенные «попечительские» ректоры должны подать в отставку! - Демократические и справедливые выборы в университетах со всеобщим участием (включая ученых, студентов, рабочих) - Немедленное освобождение всех арестованных и задержанных - Прекращение преследования активистов ЛГБТИ+ внутри движения. Об этом было заявлено в открытом письме президенту. Участвует ли ваша партия в акциях протеста, ведет ли агитацию среди протестующих? Да, у нас есть несколько членов партии и некоторые контакты в университете. Студенты-антикапиталисты также принимают участие в более широких мероприятиях солидарности. Мы участвовали в демонстрациях, ежедневно писали статьи на нашем веб-сайте и в газетах, комментируя и поддерживая события, мы мобилизовались для международной поддержки (наши греческие товарищи откликнулись на это и подняли знамя солидарности на марше студентов в Афинах). Мы стараемся всячески поддерживать протесты студентов. Как режим реагирует на протесты? Он пытается договориться или пытается жестоко подавить выступления? До 2016 года «Партия справедливости и развития» (ПСР) вела переговоры с демонстрантами на подобных протестах - наряду с жестокостью полиции. Однако из-за её новых союзов с фашистской «Партией националистического движения» (ПНД) и остатками старого кемалистского режима, а также из-за того, что с момента избрания Трампа, ПСР развивалась в направлении авторитаризма вместе с глобальной волной, она больше не идёт на переговоры. Ходили слухи, что неправительственная организация, поддерживающая ПСР, пыталась организовать встречу между Эрдоганом и некоторыми студентами, но этого не произошло, и Эрдоган категорически отрицал, что он встретится с этими демонстрантами. Официальная позиция правительства заключается в том, что эти протесты подпитываются террористическими организациями. Это вызывает противоречия даже в правительственных кругах, потому что картина очень ясна: протесты охватывают тысячи студентов Босфорского университета. Еще один метод, выбранный правительством, - это преследование студентов-представителей ЛГБТИ +. Это также получило широкий отклик солидарности. Окрестности университета окружены полицией, даже некоторые дома, в которых живут студенты, время от времени становятся объектами нападений силовиков. Есть аресты как среди студентов, так и среди выступающих за солидарность с университетскими протестами. Однако ни одному из этих арестов не удалось снизить накал протестов. Какие перспективы вы видите в этом протесте? Эти протесты - отличный ответ на пессимистические настроения среди оппозиции. Из-за государственных репрессий многие легко попадают в ловушку, что «даже если мы попытаемся, ничего не изменится». Студенты Босфорского университета сильно унизили сторонника ПСР, назначенного Эрдоганом главой университета. Кроме того, это ответ тем левым, которые выступают за поддержку коалиции буржуазных партий против правящего блока ПСР-ПНД. DSIP (Революционная Социалистическая Рабочая Партия, IST), с другой стороны, выступает за создание массовых движений снизу и призывает к попытке объединить их на основе ориентированности на рабочий класс. Буржуазные оппозиционные партии поддерживают правительство по разным вопросам: один видный деятель «Республиканской народной партии» (НРП, крупнейшая оппозиционная партия) присоединился к ПСР, осудив ЛГБТИ+ внутри движения. Молодежное крыло другой исламистской оппозиционной партии провело провокационную демонстрацию против студентов. Когда придет время выборов, эти партии призовут всю оппозицию проголосовать за них. Мы будем помнить как проходило и проходит сопротивление в Босфорском университете. В корнях общества есть огромный гнев. Экономическая ситуация катастрофическая. С пандемией справляются очень плохо. Курдов репрессируют. Женщины разочарованы. Многие элементы рабочего класса поставлены в положение выживания. Кругом небольшие забастовки. Мы должны сформировать антикапиталистический блок, который желает объединить все эти силы и усилить оппозицию коалиции ПСР-ПНД активностью рабочих, студентов, женщин, движения ЛГБТИ + и т.д. - на улицах, на рабочих местах, в университетах. Революционная Социалистическая Рабочая Партия (DSIP)

Сотни тысяч фермеров вышли на улицы против крайне правого премьер-министра Индии Нарендры Моди. В прошлом году он провёл серию законов, направленных на «либерализацию» сельского хозяйства. Каждый фермер знает, что благодаря этим законам власть перейдёт в руки многонациональных агропредприятий, в то время как самые бедные проиграют. Вот уже более двух месяцев фермеры стоят лагерем вблизи Нью-Дели и дргуих крупных городов. В прошлом месяце около 100 000 трактористов прорвали полицейскую блокаду, унизив правительство Моди. Коалиция крайне правых радикалов, полиции и правительства стремится разгромить движение. Индуистские националистические группы, включая фашистскую RSS, объединились с милитаризованной полицией в попытке уничтожить лагеря фермеров. Фермеры говорят, что это «будет борьба не на жизнь, а на смерть», всё пропитано духом движения, которое окончательно изгнало англичан из Индии в 1947 году. Борис Джонсон (премьер-министр Великобритании от консервативной партии) и Доминик Рааб (министр иностранных дел Великобритании от консервативной партии) должны посетить Индию в этом месяце, демонстрируя свою поддержку жёсткой политике режима Моди. Сейчас жизненно важно, чтобы профсоюзы и рабочие поддержали фермеров и открыли новый фронт против Моди. Более 250 миллионов индийских рабочих организовали всеобщую забастовку в ноябре прошлого года. Это движение должно быть мобилизовано вместе с фермерами. И очень важно, чтобы солидарность проявлялась в Британии. Это поможет разоблачить лондонское правительство в его поддержке правой политики Моди. Источник

Memet Uludag & John Molyneux В современной России исламофобия является чем-то самим собой разумеющимся. Либеральный и консервативный анализ политического Ислама схож до уровня смешения. Население угнетающих стран рассматривает мусульман как дикарей, которые не хотят принимать условия жизни тех стран, в которые они вынуждены были приехать под давлением сложившейся экономической ситуации. Наша традиция, традиция революционных интернациональных социалистов, рассматривает Ислам исключительно с классовой точки зрения и выдвигает идею о внутреннем классовом противоречии мусульманских движений. Ислам является самой молодой религией, а следовательно вобравшей в себя научные достижения более нового времени (насколько религия вообще может вобрать в себя научные достижения). Мы уже рассматривали проблемы расизма в наших работах, но пока мы не указывали на развитие самого понятия "расизм". Расизм в 21 веке значительно отличается от расизма века 19го, но при этом расизм был и продолжает оставаться системным угнетением групп населения империалистическими державами, основанном на расовых и этно-культурных признаках. Социалистическая тенденция Исламофобия - это расизм! Аргумент, что исламофобия не является расизмом, потому что ислам - это религия, а не раса, полностью ложен. Прежде всего, определение расизма не может зависеть от того, составляют ли его цели и жертвы отдельную расу по той простой причине, что отдельных биологических рас не существует. «Белой» расы не существует; «черной» расы не существует; нет еврейской расы, нет азиатской расы, нет индийской и так далее. Все люди принадлежат к одному виду. Ирландцы долгое время подвергались серьезным расистским стереотипам и дискриминации в Великобритании, но «ирландцы» - это национальная идентичность, а не раса. Дело в том, что термин «расизм» прочно укоренился в нашем языке и в социальном употреблении на международном уровне - он укоренился в политических дискуссиях и дебатах всех стран - поэтому мы не можем и не должны пытаться отказаться от него. Но важно не какое-то произвольное или фиксированное «словарное определение» этого слова, а понимание того, как расистская идеология развивалась исторически и какую социальную и политическую роль она играла. Социалисты должны начинать не со слов, а с социальных реалий и процессов, и как только это будет сделано, станет абсолютно ясно, что исламофобия - это форма, «новейшая» форма расизма. Расистская идеология в форме предубеждения против цветных людей возникла и приняла определенную форму вместе с развитием капитализма в 16, 17 и 18 веках как оправдание чрезвычайно прибыльной работорговли. Расизм был разработан и установлен европейскими правящими классами, особенно британским правящим классом. В то время восходящая буржуазия вела борьбу с феодальной аристократией, чтобы привлечь народную поддержку под лозунгами «прав человека» и «свободы, равенства и братства». Это можно было примирить с массовым порабощением и насильственной транспортировкой миллионов африканцев в Новый Свет - процессом, имеющим решающее значение для развития капитализма -только путем отрицания равной человечности по отношению к черным людям, настаивая на их врожденной порочности, неполноценности и неспособности. Расизм далее развился как идеология империи, узаконивая и рационализируя систематическое завоевание и подчинение остального мира (Африка, Азия, Латинская Америка, Ближний Восток, Полинезия и т. д.) правителями Западной Европы и их ответвлениями (США, Канада, Австралия, Южная Африка и др.) - процесс, который развивался веками и достиг апогея в конце 19 - начале 20 веков. Империя была оправдана, потому что неевропейские народы были «подобны детям» и неспособны к самоуправлению, по крайней мере, до тех пор, пока они не прошли через длительный период «образования» с помощью их имперских хозяев. Империалистическая буржуазия провозгласила империалистический расизм, но для них было важно, чтобы он стал «популярным». С упадком империи и постепенным распадом открытого колониализма, который начался с Первой мировой войны и усилился после Второй, расизм снова мутировал. Теперь его главной целью стали иммигранты, приехавшие в развитые капиталистические страны из бывших колоний. В то время как расизм рабства и империи подчеркивал биологическую неполноценность, антииммигрантский расизм подчеркивал культурные различия и экономическую конкуренцию. «Мы» всегда были «затоплены» иностранцами с «чужой культурой», которые не разделяли «нашу культуру». «Они» всегда «забирали нашу работу» и «выбирали жилье». Форма этого расизма определялась его функцией для правящего класса, а не оправданием британского господства над Индией, которое теперь было невозможно, а разделением рабочего класса и предоставлением козлов отпущения за проблемы системы. Это превратилось в расизм, который можно было отрицать. Отсюда выражение: «Я не расист, но ...» Анализируя историческую эволюцию расизма, важно понимать, что были и изменения, и преемственность. Каждый сдвиг в доминирующем расистском дискурсе строился на фундаменте, заложенном предыдущей формой. Таким образом, антииммигрантский расизм, распространяемый такими людьми, как Энох Пауэлл, Маргарет Тэтчер и Марин ле Пен, не выдвигает на первый план идею о том, что черные или азиатские люди по своей сути неполноценны или не цивилизованны, но, тем не менее, спокойно это продвигает. Открыто не говорится, что африканцы или румыны прирожденные преступники, но предполагается, что их проживание по соседству - «проблема». Никто не использует N-слово, когда знает, что камеры вращаются, но когда они думают, что они выключены, это другое дело. Основная функция антииммигрантского расизма в послевоенный период была внутренней, чтобы помочь сохранить социальный контроль в основных западных странах. Роль оправдания империалистических войн и интервенций, которых было много (в основном со стороны США), была в основном антикоммунистической. Расизм часто присутствовал как подтекст («гуки» во Вьетнаме и т. д.), но борьба с «красной угрозой» была в заголовках. С окончанием холодной войны образовался идеологический вакуум - его заполнила исламофобия. Почему именно исламофобия? В первую очередь из-за центральной важности нефти и, следовательно, Ближнего Востока для западного капитализма. Если бы основные мировые запасы нефти были расположены в Тибете или народы Ближнего Востока были в основном буддистами, у нас, вероятно, была бы проблема буддофобии. Во-вторых, из-за предполагаемой угрозы контролю США над регионом, исходящей от так называемого «исламского фундаментализма», точнее называемого «исламизмом» или «политическим исламом». Исламофобия стала доминирующей темой в СМИ после иранской революции 1979 года, которая вывела эту ключевую страну из лагеря США. После 11 сентября она стала на много ступенек выше в качестве ключевой идеологической основы «войны с террором» и вторжений в Афганистан и Ирак. Таким образом, исламофобия взяла на себя классическую роль расизма как идеологического конструкта, узаконивающего империалистическую войну и завоевание, - того, что могло служить для мотивации пилотов, которые должны были сбросить бомбы, солдат, которые должны были стрелять и пытать, и, по крайней мере, сбивать с толку (если не вызывать энтузиазм) общественность дома, которая должна за все это платить. Более того, играя эту классическую роль, он использовал испытанные темы и образы расизма - построение обобщенного «другого» - «их», «мусульман», которые все имеют или могут иметь одни и те же характеристики: отсталость, фанатизм и склонность к насилию («терроризм»); и поэтому представляют угрозу «нашей культуре», «нашему образу жизни». Есть ли оправдание исламофобии? С одной стороны, ответ на исламофобию такой же, как и на все формы расизма, а именно, что все мы люди с нашими разными характеристиками, и нет больше смысла рассматривать всех мусульман как «одинаковых», чем видеть всех черных людей, или французов, или немцев, или ирландцев, как одно и то же. И большинство либеральных, благонамеренных людей, считающих себя не расистами, несомненно, согласятся с этим. Тем не менее ясно, что для многих из этих людей, включая тех, кто считал бы себя частью левых, существует определенная нерешительность, нежелание мобилизовать или осудить исламофобию так же, как они осудили бы антисемитизм или античерный расизм. Обычно это формулируется с точки зрения того, что ислам является особенно отсталой или реакционной религией, особенно в его отношении к женщинам и геям. Те, кто противопоставляет «просвещенный» Запад или «либеральную» Европу или «терпимое» христианство «нетерпимому» исламу, обладают чрезвычайно короткой памятью и очень избирательным видением. Что касается прав женщин, то даже чисто словесная приверженность равенству женщин - недавнее явление в нашей истории, получившее широкое признание только в последние сорок лет или около того. Ее вряд ли можно назвать укоренившейся «западной» традицией или ценностью, и она еще далека от реализации на практике. Это еще более актуально, когда речь идет о правах ЛГБТ, где любое повсеместное признание равенства является продуктом только последних двух десятилетий. В 20 веке «просвещенный» Запад подарил нам две мировые войны (унесшие около 65 миллионов жизней), фашизм и Холокост, сталинизм и ГУЛАГ, Хиросиму и Нагасаки, Испанию Франко, Ку-клукс-клан, линчевание и Джима Кроу, Вьетнамскую войну и множество других зверств. И прямо сейчас в Европе у нас есть Национальный фронт, возглавляющий список на выборах в европе во Франции, но здесь есть более глубокий момент. Ошибочно рассматривать социальные и политические практики и социальные отношения как явления, основанные или определяемые религиозными доктринами или принадлежностью к конфессии. Безусловно, эти вещи имеют эффект, но по сути все наоборот - это материальные социальные отношения и условия формируют религиозные доктрины. Как сказал Карл Маркс: «Способ производства материальной жизни обусловливает общий процесс социальной, политической и интеллектуальной жизни. Не сознание людей определяет их существование, а их социальное существование определяет их сознание». История религии, особенно история христианства, наглядно демонстрирует истинность этого утверждения. Мы видели раннее христианство рабов и угнетенных в Римской империи, которые верили, что «Блаженны бедные», и христианство императоров, которое проповедовало: «Отдайте кесарю то, что принадлежит кесарю»; христианство средневековья, которое считало ростовщичество грехом, и христианство Жана Кальвина с его протестантской этикой адаптированной к возникновению капитализма; христианство Томаса Мюнцера, который возглавил Крестьянское восстание в Германии, и Мартина Лютера, который его уничтожил; христианство Контрреформации, которое дало нам Святую Инквизицию, и Оливера Кромвеля, который сверг Карла I, но сокрушил ирландцев. Совсем недавно мы стали свидетелями христианства расистских правых и Клана, а также христианства Мартина Лютера Кинга; Голландской реформаторской церкви, выступающей за апартеид, и архиепископа Десмонда Туту; Яна Пейсли и Мартина МакГиннесса; католической иерархии в Риме и теологии освобождения в Латинской Америке. Другими словами, изменения в реальных условиях жизни людей изменили и сформировали содержание их религиозных убеждений, а разделение общества на эксплуататоров и эксплуатируемых, угнетателей и угнетенных возникло из номинально одной и той же религии, полярных противоположностей в политических взглядах и борьбе. То же самое и с исламом и мусульманами. Здесь нет места для истории ислама, но факт в том, что он прошел через многие века изменений и преобразований, как и христианство. Сегодня в мире существует множество различных ислама - не только разной формальной принадлежности (сунниты, шииты, исмаилиты, вахабиты, суфиты и т. д.), но и разных акцентов и интерпретаций различных течений внутри каждой секты или принадлежности. Всегда есть существенные различия между исламом правителей, исламом «базара» и исламом городских рабочих и так далее. Ужасная жестокость режима Саудовской Аравии, включая его ужасающее притеснение женщин, определяется в первую очередь не тем, что он является мусульманской страной, а тем, что он является плутократической диктатурой, контролируемой богатой королевской семьей. Их крайняя консервативная интерпретация ислама используется для усиления их власти над собственным народом, но не доказывает, что они не препятствуют тому, чтобы они могли служить союзником США в этом регионе или время от времени получать удовольствие от жизни в Европе. Египет - преимущественно мусульманская страна, но это не мешало египетским вооруженным силам безжалостно преследовать «Братьев-мусульман» и нападать на христиан-коптов, когда им это удобно. Когда египетские массы поднялись миллионами, чтобы свергнуть Мубарака, многие из них остановились посреди улицы, пытаясь преклонить колени в молитве (под шквалом водомета). Другими словами, нет никаких оснований считать ислам более реакционным по своей сути, чем любая другая религия, и еще меньше оснований для стереотипного представления всех мусульман или возложения на них коллективной ответственности за деяния Усамы бен Ладена или иранских аятолл. Почему борьба с исламофобией важна? Как мы показали, исламофобия - это форма расизма, а расизм всегда несправедлив и деспотичен, везде является оружием реакции. Но есть ряд причин, по которым ясность в вопросе исламофобии особенно важна в настоящее время. Во-первых, исламофобия пропагандируется и нормализуется средствами массовой информации по всей Америке и Европе таким образом, что перестала быть примером борьбы с расизмом, и это явно определяется ее полезностью в качестве прикрытия для войн, интервенций и внутренних репрессий (антитеррористическое законодательство, депортации и т. д.). Во-вторых, когда мусульмане стереотипны и подвергаются дискриминации на основе их религии, это неизбежно приводит к дискриминации по цвету кожи, внешнему виду, имени и т. д. Так же, как антииммигрантский расизм утверждал, что фокусируется на культурных различиях, но все же опирился на все старые идеи о врожденной неполноценности, поэтому за «либеральной» исламофобией будет скрываться и выявляться более грубый расизм. В-третьих, исламофобия схвачена и используется настоящими фашистами. Конечная цель фашизма - это не просто расизм и этнические чистки, но завоевание политической власти, уничтожение парламентской демократии и сокрушение независимых организаций рабочего класса (левых и профсоюзов). Для фашистов расизм - это средство для достижения этой цели, инструмент, который можно использовать для создания поддержки и мобилизации масс под его знаменами, выступающими против рабочего класса. С их точки зрения, вопрос о том, кто является объектом их расизма, является второстепенным. Их стратегия состоит в том, чтобы приставать к тому, кто выбран широким обществом (то есть правящим классом) в качестве козла отпущения, и представлять себя теми, кто будет доводить борьбу с этим «врагом» до предела. В 1930-х годах в Великобритании целью Освальда Мосли были евреи. В 1970-х годах мишенью Национального фронта стал афро-карибский народ. В 1990-е это были азиаты. Теперь это «мусульмане». В большинстве стран Восточной Европы это рома. Если правительство скажет ограничить иммиграцию, они скажут «отправьте их обратно». Если правительство скажет: «Британские рабочие места для британских рабочих», они скажут, что выгонят иностранцев с рабочих мест. Если Тони Блэр скажет, что воинствующий ислам является главным врагом в мире, они скажут, что мечети сожгите дотла. Именно поэтому понимание исламофобии и ее расистского характера, а также решимость бороться с ней имеют жизненно важное значение для всех левых. Джон Молинье, 2014

29 января 2021 года исполняется 4 года со дня варварского нападения на Исламский культурный центр в Квебеке, где 6 человек были убиты и 19 ранены боевиком-расистом. Правительство Канады, наконец, решило объявить эту дату днем борьбы с исламофобией. Это хорошие новости. Тем не менее, тот факт, что прошло много лет борьбы, перед тем сделать это, показывает, насколько глубоко укоренилась исламофобия в этой стране. Продолжающиеся преследования Хасана Диаба, профессора университета в Оттаве, который находится под угрозой экстрадиции во Францию во второй раз на основании невероятно надуманных доводов, или продолжающиеся издевательства над Мохамедом Харкатом, который провел годы борьбы с федеральным правительством, чтобы остановить его депортацию показывают, что канадское государство по-прежнему проникнуто безудержной исламофобией, несмотря на добрые слова и жесты Трюдо. Когда ультраправые группы начали мобилизацию в Торонто и по всей стране после победы Трампа в 2016 году, исламофобия была центральной чертой их демонстраций. Убийство Мохамеда-Аслима Зафиса в западном Торонто расистом, связанным с нацистами, является частью этого бесконечного очернения мусульман. Случались неоднократные нападения вандалов на центре Торонто на мечеть, на которые полиция почти не давала ответов. Как мы оказались в таком положении? Почему к людям целой религии относятся как к гражданам второго сорта? Потребности империалистических держав в получении контроля над ресурсами и стратегическое положение большинства мусульманских стран имеют центральное значение для нашего понимания того, как исламофобия стала серьезной проблемой в Канаде и во всех развитых империалистических странах. Как говорится в старой поговорке: «Если бы большая часть мировых запасов нефти была в юго-восточной Азии, мы бы боролись с «буддофобией». Потребности капиталистов на западе являются движущей силой этого расизма. Что это такое и как с этим бороться Слово «исламофобия» стало ответом на системное угнетение мусульман из-за империалистической войны на Ближнем Востоке и на реакцию на иммигрантов и беженцев, спасающихся от этих войн на Западе. Сегодня разжигание антимусульманских настроений с использованием страха в мире, охваченном боевыми действиями, экономическими неудачами и изменением климата, стало постоянной чертой основной политики. Исламофобия является одной из форм расизма, но она отличается от других, более явных форм. Она опирается на «прогрессивных» людей, которые искренне верят в необходимость светского общества, путая реальный секуляризм с выделением конкретной религиозной и этнической общины по причинам, которые не имеют ничего общего с секуляризмом. Это расизм нового рода, поскольку он ассоциируется с религией, которая выходит за рамки этнической принадлежности и национальности. Но он имеет очень важное значение для западного вмешательства на Ближнем Востоке. Во-первых, ислам стал широко демонизироваться как религия благодаря последовательным усилиям по отождествлению терроризма не только с арабами как народом, но и с исламом как религией и "исламизмом" как политическим движением. Во-вторых, политики и средства массовой информации сегодня не могут полагаться исключительно на угрозу террора для оправдания продолжающейся войны. Они должны также обратиться к лучшим чертам людей под предлогом защиты "гуманитарных ценностей" в мусульманском мире. Это связано с демонизацией ислама другими способами, с тем, чтобы приравнять его к социальным репрессиям и, в частности, к угнетению женщин. Но протесты западного правительства по поводу ислама и прав женщин действительно появились только после 11 сентября, когда Запад, включая Канаду, внезапно «открыл» репрессивную политику талибов в отношении женщин после многих лет полного безразличия – а иногда даже поддержки. Исламофобия помогает усилить аргумент, оправдывая военное вмешательство Запада как единственный способ распространения «цивилизованных» ценностей. Утверждение о предполагаемых гуманитарных проблемах в мусульманских странах неизбежно привело директивные органы и средства массовой информации к идее о том, что нацеливание на "врага у себя дома" было бы более эффективным, если бы оно не только касалось тюремного заключения людей, но и могло бы повлечь за собой, казалось бы, прогрессивные решения. Таким образом, внезапная забота о правах женщин в мусульманском мире приняла форму возражения против хиджаба (платка) и никаба (полное покрытие, но для глаз) по всему Западу под предлогом «освобождения» женщин. Исламофобия отвлекает внимание от войны у себя дома против бедных и против рабочего класса на «козлов отпущения». Феномен «козлов отпущения» не является новым. Но ненависть к мусульманам стала одной из опор этой повестки дня, чтобы поддержать не только репрессии против религиозных символов, но и призывы к иммиграционному контролю и к поддержке "традиционные ценностей" на всем Западе. Точно так же, как оппозиция исламу была развернута еще до 11 сентября под предлогом защиты женщин, в настоящее время она используется в качестве "защиты" белого рабочего класса, чьи рабочие места и безопасность якобы находятся под угрозой не со стороны владельцев Walmart, Suncor или Bombardier, а со стороны мусульман, а также со стороны всех иммигрантов и беженцев. Исламофобия по-прежнему связана с более традиционными формами расизма, основанными на цвете кожи и других физических характеристиках. Но связь с религией служит определенной цели: она придает ей «прогрессивный» блеск. К сожалению, ложная защита прав женщин была прикрытием, чтобы помочь горькой пилюле расизма распространиться шире - даже среди многих левых. Сосредоточение внимания на исламе как на проблеме дало расизму псевдо-прогрессивное лицо. Исламофобия коренится в экономических и политических потребностях капитализма, как и все формы расизма. Она является ключом как к оправданию войны, так и к закреплению разногласий в империалистических странах среди людей, которые в противном случае выступали бы едино в порыве сопротивления жесткой экономии. Наряду с расистской политикой и лишением свободы для расовых меньшинств и коренных народов, а также долгой историей обвинения иммигрантов как в потере работы, так и в преступлениях, исламофобия служит не только для разделения и господства, но и для ложного направления гнева и отсутствия безопасности. Продолжающийся рост ультраправых должен считаться проблемой для всех канадцев. Тот факт, что они по-прежнему постоянно используют демонизацию мусульман в качестве ключевого инструмента вербовки, означает, что все, кто хочет положить конец своей ненависти, должны стоять здесь вместе с мусульманской общиной и работать над тем, чтобы остановить войну.

В конце января во всех крупных городах России прошли крупные акции протеста, которые вызвали большой интерес не только в пределах страны, но и по всему миру – протестные акции были проведены также в некоторых крупных городах Европы. Акции протеста приняли форму несанкционированных митингов и шествий – власти отказываются согласовывать подобные мероприятия по причине того, что они набирают достаточно большое количество протестующих и проходят в центральных местах города, положение также утяжеляют запреты, связанные с COVID-19. Несанкционированность собраний приводит к попыткам их пресекать и разгонять со стороны силовых структур – полиции и войск национальной гвардии. Практически во всех случаях это выливается в откровенное и жестокое насилие, направленное в сторону протестующих. Так, в Санкт-Петербурге сотрудники силовых структур применяли электрошокеры против лежачих задержанных граждан, а один из полицейских даже достал табельный пистолет, когда протестующие попытались вытолкнуть силовиков с площади. В Москве и других городах сотрудники полиции и росгвардии активно избивали протестующих резиновыми дубинками, руками и ногами. По всей стране в общей сложности за две недели протестов было задержано до 10 тысяч человек. Протесты января 2021 года имели три ярковыраженных особенности, которые отличают их от подобных протестов в 2011-2012 годах на Болотной площади в Москве, в 2017, 2018 и 2019 годах: Если в предыдущие годы основной массой протестов были представители творческой интеллигенции и мелкой буржуазии, то в этом году на улицы вышли представители разных слоёв населения разных возрастов, что говорит о растущей напряжённости всего населения и озабоченности этим населением проблемами внутри государства. В этом году, в отличие от предыдущих лет, волна протестов прокатилась по всей стране, были задействованы регионы даже отдалённые от столиц и других крупнейший городов – Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Казани, Новосибирска. Данный факт говорит о том, что имеющаяся политическая повестка вышла на федеральный уровень, в то время как раньше она ограничивалась двумя крупнейшими городами страны. Безусловно, основную роль продолжают играть две столицы, решаться всё будет в них, но расширение географии протеста может говорить и о том, что регионы устали от чрезвычайной централизации и зацикленности на Москве. Протестующие массы снова начали радикализироватсья и давать отпор силовикам на их беспредел и противоправные действия. 23 января социальные сети заполонили видео забрасывания полицейских снежками, отбивания задержанных из лап «правоохранителей», а самым популярным стало видео, на котором уроженец Чеченской Республики Саид-Мухаммад Джумаев в одиночку сражается сразу с несколькими бойцами ОМОНа. Подобная тенденция говорит о том, что массы учатся сопротивляться режиму, они готовы идти до конца, в то время как либеральные лидеры протеста призывают их расходиться по домам и сохранять протест в мирном русле. Таким образом, доверие к формальным организаторам митингов и шествий может сократиться, ведь участники акций видят, как те сами уничтожают протест. Можно заметить ещё одну интересную черту – многие левые движения, в том числе и наша группа Социалистическая тенденция, сошлись во мнении на том, что необходимо выходить на данные мероприятия с целью агитации протестующих за углубление протестов в сторону борьбы за рабочую демократию. Этими движениями были совершены попытки окрасить протесты в красный цвет. Видео с данными действиями также стали популярными в социальных сетях. 2 февраля был оглашён приговор Алексею Навальному – именно вокруг его личности формально разворачивалась волна протестов. Политик получил 2 года и 8 месяцев по делу, по которому уже была выплачена компенсация со стороны российских властей. Сразу после оглашения приговора, в Москве и в Санкт-Петербурге вновь собрались люди, чтобы выразить своё несогласие с озвученным сроком. Несмотря на то, что волна протестов уже пошла на убыль, становится всё более и более очевидным тот факт, что режим держится из последних сил и его падение неизбежно. Действующий в России режим держится только засчёт лояльности силовых структур, он уже не в состоянии воздействовать на основные массы населения идеологически, только самые косные и консервативные части населения искренне продолжают поддерживать власть. Кроме всего прочего, важен тот урок, который показали нам прошедшие в январе акции неповиновения - без массового движения на рабочих местах, без забастовок протест теряет свою эффективность - режим и связанные с ним олигархи не несут столь серьёзных убытков капитала, которые они могли бы понести при остановке производства. Это значит, что трудящиеся массы должны организовываться в профсоюзы и стачечные комитеты. Рабочий класс понимает, что лидеры либеральной оппозиции борются совсем не за его интересы, поэтому он не пойдёт на рискованные шаги ради победы одних групп капиталистов над другими. Это, в свою очередь, означает, что только социалисты могут возглавить протест и довести его до конца - до победы рабочего человека над капиталом!

Предисловие За последние несколько лет появилось множество левых организаций, ассоциирующих себя с революционным марксизмом. Экономический кризис, обнищание населения, войны и эпидемии являются основной причиной того, что марксистские идеи вновь стали подняты на щит интеллектуалами. Но почему люди, относящие себя к одной и той же политической традиции, зачастую не могут найти общего языка не только с населением своих стран, но и между собой? Левые организации и кружки появляются повсюду, но нет даже предпосылок к созданию единой революционной партии. Марксисты расколоты между собой по идейной линии, отношению к СССР, отношению к внутренней и внешней политике. На наш взгляд, современный российский марксизм во многом консервативен, болен шовинизмом и национализмом. Многие левые группы скатываются в охранительство и социал-патриотизм, поэтому нам не по пути с такими «товарищами». На наш взгляд нужно вести теоретическую борьбу в марксистском движении как с анархо-народническим креном слева, так и с либеральным и шовинистическим креном справа. Группа «Социалистическая тенденция» является наследницей традиции революционной International Socialist Tendency (IST) и ориентируется не только на Маркса и Энгельса, Ленина и Троцкого, но и на идеи ведущих европейских интеллектуалов марксистского толка второй половины прошлого века и наших современников, таких как Тони Клифф, Крис Харман, Джон Молинье, Джим Хиггинс, Майкл Кидрон, Пол Фут и других. В этой брошюре мы попытались ответить на общие вопросы построения будущего общества с точки зрения нашей традиции. Разберем их конкретнее. Алексей Кузнецов За что мы боремся Что будет после революции? Как мы будем решать такую-то проблему при социализме? Как будут функционировать те или иные институты общества? Такие вопросы часто задают марксистам. Надо сказать, что часто даются расплывчатые ответы. Безусловно, работы Маркса в этой области незначительны по сравнению с его монументальным анализом капитализма и его работами по истории и современной политике. Но Маркс не давал строгих прогнозов. На это были веские причины. До Маркса доминирующей школой социализма была школа «утопистов», таких как Сен-Симон и Фурье из Франции и Роберт Оуэн из Англии. Утописты специализировались на разработке грандиозных планов будущей организации общества, но у них не было никакой стратегии для их реализации, кроме апелляции к доброй воле правящего класса. Маркс был полон решимости отделить свой научный социализм от мечтаний среднего класса. Он подчеркивал, что социализм может возникнуть только из фактических противоречий капитализма - анархии капиталистического производства и антагонизма между пролетариатом и буржуазией. Это установило очень строгие пределы для предсказаний об организации социалистического общества. В основном эти ограничения остаются в силе и сегодня. Поскольку социализм возникает из капитализма в результате успешной борьбы с ним рабочего класса, конкретные меры, введенные революционным социалистическим правительством, очевидно, будут зависеть от конкретных экономических, социальных и политических условий в то время. Мы не можем знать заранее, что это будет, точно так же, как мы не можем сейчас предсказать дату революции. Кроме того, поскольку весь смысл социалистической революции заключается в том, чтобы поставить общество под сознательный контроль рабочего класса, есть много вопросов, на которые совершенно бесполезно пытаться ответить заранее и которые должны быть оставлены рабочим будущего. Например, нет смысла сейчас разрабатывать планы жилищного строительства в социалистическом обществе. Все будет зависеть от того, в каких домах будут жить люди в будущем. Тем не менее вопросы остаются. Если люди хотят вступить в борьбу за социализм, они хотят знать, за что они борются. Это особенно верно, когда дело сильно омрачено феноменом сталинизма, например, в России и Восточной Европе, а также множеством других режимов во всем мире, претендующих на звание «социалистических». Для гневного осуждения капитализма нужна социалистическая пропаганда. Необходим твердый анализ стратегии и тактики рабочего движения. Но также необходимо вдохновение, видение цели, делающей борьбу стоящей. Более того, в некоторых отношениях, мы лучше, чем Маркс способны ответить на некоторые из этих вопросов. Дальнейшие полтора столетия капиталистического развития во многих отношениях невольно подготовили почву для социализма и облегчили понимание того, как определенные цели, поставленные в принципе Марксом, такие как достижение материального изобилия или преодоление разделения труда, могут на самом деле быть реализованными. Также у нас есть преимущество более чем вековой борьбы рабочих. У нас пока нет опыта полного социализма в марксистском смысле этого слова. Но у нас есть опыт нескольких лет социалистической революции в России и многочисленных промахов - рабочих революций, которые потерпели неудачу, как революции в Испании в 1936 году или Венгрии в 1956 году, - которые содержали семена социализма. Именно по этим причинам в данной книге будет предпринята попытка подробно изложить марксистский взгляд на будущее социалистического общества. Мы подчеркиваем слово «попытка», потому что, помимо личных ошибок и идиосинкразий, которые могут закрасться в нашу оценку, одно можно сказать наверняка: реальность социализма будет заметно отличаться от любого возможного ее ожидания. Однако, это не отменяет попытки конкретно показать, как человечество может с помощью социализма искоренить фундаментальные проблемы, которые преследуют его при капитализме, и добиться настоящей свободы. Необходимо сделать еще одно предварительное замечание. Социализм или коммунизм не является готовым состоянием общества, которое можно просто ввести на следующий день после революции. Скорее, это исторический процесс. Этот процесс начинается с разрушения капиталистического государства рабочей революцией. Он завершится только тогда, когда будет достигнуто полностью бесклассовое общество в мировом масштабе, то есть когда весь человеческий род будет коллективно управлять своими делами без классового антагонизма или классовой борьбы. Между свержением капитализма и бесклассовым обществом лежит переходный период. Названный Марксом «диктатурой пролетариата», его можно назвать также «рабочей демократией». Обсуждая социалистическое будущее, всегда необходимо иметь это в виду. Ибо то, что может и будет сделано на начальном этапе, когда рабочий класс, хотя и находится у власти, все еще заблокирован в борьбе с обездоленной буржуазией, это совсем не то же самое, что возможности, которые открываются, когда человечество, наконец, полностью объединится. Завоевание политической власти Первая и самая ближняя задача, стоящая перед успешной рабочей революцией, - это укрепление своего собственного правления и защита себя от капиталистической контрреволюции. Это имеет решающее значение - действительный вопрос жизни или смерти - поскольку опыт каждой революции, начиная с Парижской Коммуны и далее, показывает, что буржуазия готова прибегнуть к самому безжалостному насилию, чтобы сохранить свою власть или вернуть утраченную власть. Чтобы сломить яростное сопротивление обездоленного правящего класса, который будет поддерживаться остальной частью международного капитализма, рабочий класс должен будет создать свое собственное государство. Это государство, как и любое другое, будет централизованной организацией, обладающей высшей властью в обществе и имеющей в своем распоряжении решающую вооруженную силу. Но на этом сходство между новым рабочим государством и предшествующим капиталистическим государством заканчивается. Старые капиталистические вооруженные силы и полиция будут распущены: по сути, они уже находятся в состоянии коллапса, чтобы революция увенчалась успехом. На смену им придут организации вооруженных рабочих - рабочая милиция. Основа этих ополченцев, вероятно, будет заложена в ходе революции, и вполне вероятно, что они будут созданы и останутся связанными с основными заводами и предприятиями. Если революция не должна вести полномасштабную гражданскую войну или вторжение, служба в ополчении будет регулярной, чтобы обучать и вовлекать максимальное количество рабочих в вооруженную защиту своей власти, а также гарантировать, что милиция не будет отделять себя от рабочего класса в целом. Милиция также будет отвечать за повседневный закон и порядок - задача, которую они будут выполнять гораздо более эффективно, чем капиталистическая полиция, в силу своих корней в обществе. Все офицеры милиции будут избраны, подлежат регулярному переизбранию и будут получать среднюю заработную плату — принципы, которые будут применяться ко всем должностным лицам нового государства. Однако ядром нового государства будет не рабочая милиция, а сеть рабочих советов. Рабочие советы — это региональные органы делегатов, избранных с рабочих мест, которые, в свою очередь, направляют делегатов в национальный совет рабочих. Именно это последнее тело будет высшей силой на Земле. Правительство, милиция и все другие государственные учреждения будут нести ответственность перед национальным советом трудящихся. Различные политические партии, при условии, что они примут основные принципы революции, будут свободно действовать в рамках советов, причем партия, которая пользуется большей поддержкой со стороны рабочих, должна формировать правительство. По всей видимости, это будет партия, руководившая революцией. Причина, по которой мы можем предсказать эту роль рабочих советов, заключается не в том, что она была заложена в каменных скрижалях Марксом (действительно, Маркс никогда не упоминал рабочие советы), а в том, что каждая рабочая революция и каждая попытка рабочей революции в определенное время создает схожие комитеты. Первый крупный рабочий совет возник в Санкт-Петербурге в России во время революции 1905 года. Более поздние примеры - российские советы 1917 года, рабочие советы Германии в 1918-1919 годах и Центральный рабочий совет Будапешта в 1956 году. Примерами зарождающихся советов являются фабричные советы в Италии в 1919-2020 годах и кордоны в Чили в 1972 г. По той же причине было бы бессмысленно пытаться вдаваться в подробности организации рабочих советов. Такие советы возникают не после революции в соответствии с каким-то заранее разработанным планом, а в ходе революции, чтобы рабочий класс мог координировать свои силы. Их первоначальная структура, как органов борьбы, обязательно будет импровизирована, чтобы соответствовать требованиям дня, и, таким образом, будет сильно варьироваться в зависимости от обстоятельств. Здесь возникает жизненно важный вопрос. Насколько демократичной будет власть рабочих? Верно, что правление рабочих советов формально не будет абсолютной демократией. Полного всеобщего избирательного права не будет, потому что природа системы исключает старую буржуазию и ее основных соратников из избирательного процесса. Но то, чего не хватает формально, будет более чем восполнено реальным демократическим участием массы людей. Демократия рабочих советов будет основана на коллективных дебатах и обсуждениях, а также на способности выборщиков, поскольку они являются коллективом, контролировать своих представителей. Механизм этого контроля будет очень простым. Если делегаты не представляют волю своих избирателей, их просто отзовут и заменят массовые собрания на рабочих местах. Все они будут подчинены императивному мандату. Естественно, такой контроль невозможен с территориальными округами в парламентской системе. Вместо однодневной демократии каждые пять лет, в социалистическом обществе подавляющее большинство будет постоянно участвовать в фактическом управлении государством. Иногда люди обеспокоены тем, что система, основанная на рабочих местах, исключит такие слои рабочего класса, как домохозяйки, пенсионеры, безработные и т.д., Которые не находятся на рабочем месте. Тем не менее, одним из величайших достоинств рабочих советов является их гибкость и способность адаптироваться к изменяющейся структуре рабочего класса. Например, во время Испанской революции 1936 года одними из ключевых органов власти рабочих были районные комитеты, созданные в каждом рабочем районе крупных городов. Эти органы, представляющие все население района, организовывали и контролировали рабочие ополчения, раздачу продуктов питания, образование и многие другие сферы повседневной жизни. Если ядро структуры базируется на рабочих местах, не будет причин, по которым другие группы не должны образовывать коллективы, их делегаты также должны быть включены в советы. Фундаментальной чертой рабочего государства будет то, что оно опирается и мобилизует самодеятельность, организаторские способности и творческий потенциал массы рабочего класса для построения нового общества снизу вверх. Таким образом, она будет в тысячу раз более демократичной, чем самые либеральные из буржуазных демократий, которые без исключения зависят от пассивности трудящихся. Репрессии и свобода Благодаря пропаганде правящего класса, революция, в сознании многих людей, связана с гильотиной и расстрелами. В результате сталинизма постреволюционный режим часто считается режимом серого, репрессивного единообразия, в котором к любому, кто не следует линии партии, приходят в четыре часа утра. Оба эти образа связаны с конкретными историческими обстоятельствами — прежде всего с поражением русской революции. Как было ясно из предыдущего раздела, марксисты понимают власть рабочих как динамичную рабочую демократию, которая значительно увеличила бы власть, права и свободы трудящихся. Тем не менее необходимо откровенно заявить, что некоторые репрессии, некоторое использование прямой силы будут необходимы не только для свержения капиталистического государства, но и после революции для сохранения власти рабочих. Классовая борьба не заканчивается победой революции, особенно когда мы говорим пока только о победе в одной стране. Более того, сама новизна рабочего государства сделает его правление хрупким. Экономика Основа социализма, как и любой другой формы общества, лежит в экономике. Следовательно, рабочий класс немедленно приступит к использованию своей политической власти для достижения завоевания экономической власти, то есть для того, чтобы взять в свои руки все основные средства производства в обществе. Если это не будет сделано достаточно быстро, рабочие не смогут сохранить свое политическое правление. Формальный механизм, посредством которого будет устанавливаться экономическая власть, хорошо известен, это именно национализация. Процесс, вероятно, начнется, как это было во время русской революции, с национализации всей земли. Поскольку земля недвижима, это чрезвычайно простая мера, которая может быть проведена декретом в первый день революции. Также неотложными являются национализация банков и введение строгого валютного контроля, подкрепленного другими революционными мерами, чтобы предотвратить неизбежную попытку бегства капитала за границу. Оттуда рабочее государство перейдет к постепенному захвату основных фирм и отраслей. Малые предприятия с несколькими работниками в большинстве случаев можно оставить на потом. Ближайшая задача — получить контроль над решающими рычагами экономической власти, «командными высотами». Однако здесь необходимо четко различать эту революционную национализацию и ту, которую практиковали в прошлом консервативные правительства. Обе формы государственной собственности. Но в данном случае рассматриваемое государство - это организация коллективного рабочего класса, в отличие от национализации прошлого при капиталистическом государстве - организации капиталистического класса. Итак, во-первых, национализация не будет просто действием центральной государственной власти сверху. Он будет сочетать законный захват наверху с действиями рабочих снизу, во многих случаях через фабричные занятия. Во-вторых, национализация будет безвозмездной, поскольку цель этой операции как раз и состоит в том, чтобы сломить экономическую мощь буржуазии. В-третьих, что наиболее важно, национализация будет находиться под контролем рабочих. Точные формы предсказать невозможно, но, вероятно, каждая фабрика или рабочее место будет управляться избранным советом, который будет подотчетен периодическим массовым собраниям рабочей силы. Аналогичная договоренность применима к управлению целыми отраслями, но с участием представителей профсоюзов и правительства рабочих. Очень важно контролировать промышленность со стороны рабочих. Рабочий класс, который не может контролировать свои рабочие места, не сможет контролировать свое государство. Если контроль над новой государственной отраслью перейдет к привилегированной бюрократии, как это произошло в СССР, то рано или поздно это окажет решающее влияние в обществе, и классовые разделения восстановятся. Конечно, часто сомневаются в способности рабочих руководить производством. «Должны быть эксперты, - гласит крик, - и именно эксперты будут действительно контролировать ситуацию». Эта позиция недооценивает способности рабочего класса и неправильно понимает роль технических экспертов. Даже при капитализме обычно рабочие, а не менеджмент, лучше всех разбираются в непосредственном производственном процессе. Многие из управленческих навыков связаны не с производством, а с маркетингом и поддержанием уровня эксплуатации - навыки, которые будут излишними в новом обществе. Что касается уровня технических экспертов, они будут необходимы на период, пока образование рабочих не улучшится. Но они будут просто работать на завод или промышленный совет и под их руководством, как сегодня они работают на начальников. Если они будут препятствовать и саботировать, с ними будут дисциплинироваться и с ними будут разбираться, точно так же, как если бы они препятствовали и саботировали капиталистическую фирму. В случае крайней необходимости им придется выступить с рабочим ружьем у головы, но на самом деле разумно предположить, что победоносная социалистическая революция победит большинство таких людей. Когда будут установлены права собственности рабочих и контроль над промышленностью, можно будет перейти к внедрению плановой экономики. Опять же, необходимо различать социалистическое планирование и капиталистическое, и государственно-капиталистическое планирование, к которому мы привыкли. План не будет жесткой схемой, навязанной сверху. Рабочий класс должен быть субъектом, а не объектом плана. Процесс планирования начнется на базовых собраниях рабочих мест, заводских советах и рабочих советах, с определения потребностей и приоритетов людей и оценки производственного потенциала каждого рабочего места. На основе этой информации снизу правительству необходимо будет составить последовательный план, соответствующий требованиям. Затем весь план должен быть представлен рабочему классу для обсуждения и его представителям в рабочих советах для внесения поправок и одобрения. Это будет в высшей степени демократический процесс, и только на демократической основе он может надеяться на успех. Ведь, как показал опыт сталинской России, бюрократическое авторитарное планирование приводит к подаче ложной информации снизу и формальному, а не реальному выполнению плана. Достижение плановой экономики рабочих не только решит худшие экономические проблемы капитализма (безработица, инфляция и т.д.), но и откроет огромные возможности на будущее. Здесь нельзя откладывать дальше вопрос о распространении революции на другие страны. Ведь без решения этой проблемы все надежды и планы социализма ни к чему не приведут. Распространение революции Для социализма и рабочего класса было бы огромным преимуществом, если бы социалистическая революция произошла более или менее одновременно в нескольких странах. Тем не менее до сих пор в этой брошюре мы предполагали, что революция происходит прежде всего только в одной стране. Это реально. Опыт революций до настоящего времени предполагает, что, несмотря на сближение всех наций в современном мире, различия в национальных моделях классовой борьбы таковы, что революционный прорыв, вероятно, сначала будет ограничен одной страной. В таком случае распространение революции за эти границы будет задачей первостепенной важности для молодого рабочего государства. Эта задача — не только вопрос интернационального долга, но и абсолютно жизненно важна для самосохранения революции. Социализм нельзя построить в одной стране. Действительно, рабочее государство не может бесконечно существовать в одной стране. Конечно, можно продержаться какое-то время против веса международного капитализма, точно так же, как рабочие могут какое-то время поддерживать заводскую оккупацию или восстание в отдельном городе. Но рано или поздно, если революция не распространится, она потерпит поражение. Либо мировой капитализм, который, пока существует, остается сильнее изолированного рабочего государства, сокрушит революцию военным вмешательством, либо угроза такого вмешательства в сочетании с интенсивным экономическим давлением в конечном итоге заставит революционное государство конкурировать с капитализмом на условиях капитализма. Это будет означать конкурентную борьбу за накопление капитала. Если произойдет последний вариант, как это было в СССР в конце 1920-х годов, тогда возникнет новый эксплуататорский класс как агент накопления капитала, и капитализм будет восстановлен внутренней контрреволюцией. Однако свержение капитализма в целом может показаться сложной задачей. Поэтому мы должны задать вопрос: возможно ли это? В этом, как и во всех других областях классовой борьбы, естественно дать никаких гарантий невозможно. Но есть ряд факторов, которые позволяют с уверенностью сказать, что это возможно. Интернациональный характер капиталистической экономики делает и ее кризисы интернациональными. Таким образом, кризис, стоящий за революцией в одной стране, уже затронет другие страны. Первый революционный прорыв, если он произойдет в одной из крупных экономик, значительно усугубит этот кризис. Например, социалистическая революция в Южной Африке не только окажет разрушительное воздействие на мировые рынки золота и алмазов, но также полностью изменит ситуацию на юге Африки. Вся экономическая мощь, которая была использована для удержания рабочего класса в Южной Африке, Зимбабве, Мозамбике и Ботсване в подчинении, станет фактором революционного прогресса. Бразильская революция окажет аналогичное влияние на всю Латинскую Америку. Политическое влияние революции будет еще более важным — как показали ударные волны, которые охватили мир после 1917 года, вызвав забастовки и восстания даже в Глазго и Сиэтле. Само существование примера реальной рабочей власти и рабочей демократии вызовет идеологический кризис в правящих классах как Востока, так и Запада. На Западе это резко бросит вызов слишком успешному отождествлению социализма с тиранией, а на Востоке это фатально подорвет веру в то, что бывшая сталинистская бюрократия олицетворяет подлинный социализм. В то же время революция вдохновит рабочие движения повсюду. Это покажет, что рабочий класс может взять власть в свои руки и, таким образом, значительно упростит аргументацию в пользу революционного социализма. Также будут исцелены многие разногласия и расколы в рядах социалистического и революционного движения, потому что будет конкретное доказательство стратегии и тактики, необходимых для достижения победы. Этому во многом будут способствовать современные коммуникации. После русской революции (когда в последний раз существовала реальная возможность международной революции) прошли месяцы, прежде чем даже самые вовлеченные революционеры в других странах получили четкое представление о том, что произошло. После будущей революции реальность власти рабочих будет высветлена по всему миру на экранах мониторов. Но, конечно, победоносная революция не будет просто сидеть сложа руки и ждать, пока все это произойдет. Она приложит все усилия, чтобы ускорить процесс. Речь идет не о попытках навязать революцию путем вторжения в другие страны (хотя новое рабочее государство, безусловно, будет готово оказать военную помощь другим революционным сражениям). Это означает, что рабочее государство будет использовать свою власть, чтобы призвать рабочих всего мира к свержению их собственных правителей. Это означает организацию революционного движения на международном уровне. Новое рабочее государство сформирует - если его еще не существует - рабочий интернационал, чтобы строить, координировать и объединять революционные рабочие партии в каждой стране. Более того, как только власть рабочих распространится на несколько стран, все факторы, описанные выше, будут значительно усилены. Будет нарастать непреодолимый импульс. В 1960-е годы стратеги американского империализма опасались эффекта «домино» Вьетнама и других национально-освободительных сражений. Эффект «домино» рабочих революций с интернационалистским мировоззрением будет намного больше. Здесь давайте сделаем прыжок и предположим победу социалистической революции во всем мире. Это серьезное предположение, но не утопическое, как мы пытались показать. Стоит рассмотреть некоторые из его последствий. Это будет означать, что угроза капиталистической контрреволюции будет устранена раз и навсегда, и что угроза ядерного уничтожения снята с человеческой расы. Это будет означать, что национальные войны, унесшие в прошлом столетии более 100 миллионов жизней, прекратятся. Это будет означать, что проблемы мировой бедности и отсталости можно решать и преодолевать скоординированным образом, что люди будут свободно перемещаться по миру, и что корни расизма будут уничтожены. Это будет означать, что международный социализм, использование всех ресурсов мира на благо единого человечества, станет реальностью. Производство Создание плановой социалистической экономики в международном масштабе положит конец повторяющимся кризисам капитализма, которые приводят к разрушению и растрате производственных ресурсов в результате банкротств, недостаточного инвестирования, перепроизводства и массовой безработицы. Это будет означать, что поистине огромные научные, технологические, экономические и человеческие ресурсы, которые в настоящее время направляются на подготовку и ведение войны и отвечают нуждам перманентной военной экономики, будут перенаправлены на общественно-полезные цели. Социализм также устранит огромные отходы, присущие капиталистическому производству с его дублированием усилий — производством множества, но по существу похожих стиральных порошков, автомобилей, компьютеров и так далее. Это положит конец огромным суммам, потраченным на рекламу и производство лишней роскоши для богатых. Качество и производительность труда значительно возрастут, потому что производители впервые будут напрямую заинтересованы в производстве, будут более здоровыми и образованными. Иными словами, международный социализм приведет к феноменальному развитию производительных сил, которое быстро затмит все, что было достигнуто в этой сфере за всю прошлую историю. Именно этот экономический прогресс заложит материальную основу для перехода к полностью бесклассовому обществу. Во-первых, это позволит обеспечить достаточным питанием, одеждой и кровом — предметами первой необходимости — каждого жителя планеты. Никогда больше ни один ребенок не умрет от недоедания или легко предотвратимых болезней. Одного этого было бы более чем достаточно для оправдания социализма. Но на самом деле это только начало того, что предлагает социализм. Помимо достижения достойного уровня жизни для всех лежит путь к изобилию и бесплатному распределению по мере необходимости. Этот момент является фундаментальным для марксистской концепции высшей стадии социализма, или коммунизма, как назвал его Маркс, и требует дальнейшего объяснения. Социалистическая революция с самого начала приведет к большому выравниванию распределения благ по сравнению с огромным неравенством, заложенным в капитализме. Огромные скопления богатства, полученные от эксплуатации и владения собственностью, будут экспроприированы, а завышенные зарплаты, выплачиваемые правящим классом себе и части среднего класса, исчезнут. Заработная плата рабочего класса, особенно низкого уровня, будет быстро увеличиваться. Тем не менее, поскольку социализм начинается с ресурсов, которые он унаследовал от капитализма, поначалу предложение товаров будет оставаться ограниченным, и рабочие по-прежнему будут работать за денежную плату, которую они, в свою очередь, будут использовать для покупки этих товаров. Однако постепенно социализм увеличит производство все более широкого ассортимента товаров до такой степени, что предложение превысит спрос. Тогда появится возможность прекратить продажу этих товаров и начать их распределение по мере необходимости. Чтобы проиллюстрировать, как это можно сделать, возьмем пример с водой. Во многих частях мира сегодня остро не хватает воды, особенно чистой воды. Но во всех развитых индустриальных странах проблема воды решена — даже при капитализме. Воды для быта более чем достаточно, поэтому она доступна всем «под кран». Это не приводит к безумному потреблению воды людьми. Помимо определенного количества отходов, которые легко утилизируются, люди просто потребляют то, что им нужно. То, что капитализм смог сделать для воды, социализм — с ростом производительных сил, описанных выше, — сможет сделать во всех отношениях. Жилье будет очевидной областью для начала. Мы построим больше домов, чем есть людей, которых можно разместить, и распределим их по мере необходимости. Для обретения достойного места жительства люди будут либо переезжать в свободное жилье, либо обменивать дома вместо того, чтобы покупать и продавать их. Такая система не только решила бы проблему бездомности, но и была бы бесконечно проще в эксплуатации, чем нынешняя утомительная и сложная система покупки жилья. Само собой разумеется, что образование и здравоохранение будут совершенно бесплатными. То же самое будет с общественным транспортом, который будет значительно расширен (возможно, до такой степени, что частный автомобиль станет ненужным). По мере того как каждая услуга становится бесплатной, труд всех сборщиков денег - от агентов по недвижимости до кондукторов автобусов - будет использоваться лучше. Со временем принцип бесплатного распределения будет распространяться от воды, жилья, здравоохранения, образования и транспорта до продуктов питания, одежды, средств связи, развлечений и так далее, пока он не станет всеобъемлющим. Покупка и продажа исчезнут. Деньги - казалось бы, всемогущий бог капиталистического общества, но на самом деле только средство, с помощью которого обмениваются продукты человеческого труда - будут постепенно терять свою полезность до такой степени, что от них можно будет вообще отказаться. Благодаря капиталистической идеологической обработке, которую мы все получаем от рождения, это может показаться диковинным. Но, учитывая предпосылку, что международный социализм высвободит производительные силы, которые до сих пор ограничивались капитализмом, в этом нет ничего нереалистичного. На самом деле есть только один серьезный контраргумент: если все будет бесплатно, никто не будет работать. Преобразование работы Работа занимает центральное место в жизни человека и жизни общества. Именно благодаря труду, посредством производительного труда, человеческий вид впервые отличился от других животных. Именно опыт работы является главным фактором в формировании личности каждого человека. То, как общество работает для производства товаров, является основой всех его социальных и политических отношений. Тем не менее при капитализме работа в подавляющем большинстве случаев является негативным опытом для подавляющего большинства людей, то есть для рабочего класса. Это губительно для здоровья и губительно для духа. Работа фрагментирована до такой степени, что от людей требуется сосредоточить всю свою жизнь на бесконечном повторении узких механических задач. Это утомительно, унизительно и, главное, скучно. Она производит роскошь, досуг и культуру для капиталистов, но ужасную жизнь для рабочих. Таким образом, преобразование труда является центральной задачей социалистической революции. В конечном итоге это самая важная задача из всех. Первые шаги революции - национализация промышленности под контролем рабочих - заложат основу для этой трансформации, положив конец эксплуатации и погоне за прибылью, которые делают работу такой, какая она есть в настоящее время. С самого начала опыт работы будет изменен рабочим контролем. Это положит конец ежедневным унижениям, которым рабочие подвергаются со стороны начальников, менеджеров и руководителей всех мастей. Это сделает безопасность на работе первым, а не последним приоритетом, и значительно повысит интерес к работе. Но вначале реальный труд - работа с машинами, добыча угля, развитие IT технологий и т.д. - по необходимости будет примерно таким, как при капитализме. Однако по мере развития производительных сил все это полностью изменится - изменение, которое потребует трех взаимосвязанных процессов. Во-первых, будет планомерно сокращаться рабочая неделя. При капитализме технический прогресс используется для вытеснения рабочих. Мы видим, как одни миллионы рабочих работают сверхурочно, а другие миллионы получают пособие по безработице. При социалистическом планировании общая необходимая работа будет распределяться поровну, и каждый технический прогресс будет уменьшать объем необходимой физической работы. Это имеет решающее значение - не только потому, что это уменьшит физические трудности, но и потому, что это позволит работникам развиваться в образовательном и культурном плане и принимать активное участие в управлении обществом во всех его аспектах. Во-вторых, автоматизация будет использоваться для устранения самых неприятных и черных работ. Учитывая, что при капитализме уже можно запускать ракеты на Луну или Марс, требуется немного воображения, чтобы увидеть, как можно автоматизировать вывоз мусора, уборку улиц и офисов, большую часть работы по дому, добычу полезных ископаемых и работу производственных линий. В-третьих, будет постепенно преодолеваться разделение труда. Разделение труда имеет два основных аспекта. С одной стороны, существует повсеместное разделение между умственным и физическим трудом - между планировщиками и плановым, контролерами и контролируемым, - которое возникло и совпадает с разделением общества на классы эксплуататоров и эксплуатируемых. С другой стороны, происходит разделение производственного процесса на всё более мелкие и мелкие задачи, которым не хватает навыков, интереса или творчества, что в особенности является продуктом капиталистической индустриализации. Комбинация перечисленных выше факторов - рабочий контроль, сокращение обязательного рабочего времени и автоматизация - устранит оба аспекта разделения труда. Каждый станет одновременно и исполнителем, и планировщиком производства. У каждого будет время, энергия и образование, чтобы участвовать в коллективном формировании окружающей среды - работа, которая потребует слияния художественных, научных, технических и социальных знаний, и будет коллективным творческим процессом. В этих условиях труд, по словам Маркса, станет «не только средством жизни, но и главной жизненной необходимостью». Это перестанет быть утомительной работой и превратится в положительное удовольствие - средство индивидуального и коллективного человеческого самовыражения. Люди не ленивы от природы. Наблюдайте как можно ближе за этим мифическим существом, «естественным» человеком - младенцем или маленьким ребенком - и вы увидите, что они переполнены любопытством, энергией и энтузиазмом к обучению, деятельности и жизни. Именно капитализм, угнетение и отчужденный труд утомляют людей, деморализуют и ломают их, разрушают их энергию и убеждают в том, что лучше всего провести жизнь, подняв ноги перед телевизором. Посмотрите на огромные усилия, которые многие люди из рабочего класса вкладывают в свои хобби или в рабочее и профсоюзное движение. Нетрудно увидеть, как - когда работа предназначена для них самих, а не для класса эксплуататоров, и когда она разнообразна и интересна, - наступает время, когда не требуется физического или прямого экономического принуждения для обеспечения того, чтобы общественно необходимый труд использовался на пользу всем. Социализм объединит на своих высших ступенях привычку выполнять стимулирующую и созидательную работу, планирование производства для удовлетворения человеческих потребностей, развитие науки и техники и свободное распределение избыточного количества товаров. Когда это произойдет, не будет препятствий для общества, начертавшего на своих знаменах высший социалистический принцип: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Освобождение женщин Среди феминисток стало обычным утверждением, что социалистическая революция не освобождает женщин автоматически. Конечно, они правы. Ведь даже после революции ничего не происходит автоматически. История создается людьми, и в борьбе за преодоление угнетения женщин нужно будет бороться и побеждать. Тем не менее социалистическая революция положит начало процессу прекращения векового угнетения женщин, а переход к социализму завершит его. Причина этого проста. Социализм — это прежде всего самоосвобождение рабочего класса, и большинство рабочего класса составляют женщины. Таким образом, без полного освобождения женщин нельзя говорить о полном освобождении рабочего класса, а значит, и говорить о социализме. Это не делает освобождение женщин автоматическим. Но это делает борьбу за освобождение женщин центральной задачей при переходе к социализму. Так как же будет достигнуто освобождение женщин? Сначала будет ряд правовых мер, которые очень просты и могут и будут немедленно приняты рабочим государством. К ним относятся: отмена всех признаков правового неравенства между мужчинами и женщинами и запрещение всех форм дискриминации в отношении женщин; установление права на бесплатную контрацепцию и бесплатный аборт по требованию; право на немедленный развод по требованию и право на равную оплату и возможности трудоустройства. Можно возразить, что многие (хотя и не все) из этих положений уже действуют в капиталистическом мире и неэффективны — наиболее очевидным примером является закон о равной оплате труда. Здесь мы должны помнить об изменении контекста. Тот факт, что государство рабочих немедленно станет главным работодателем и, в конечном итоге, единственным работодателем, и что все основные институты в обществе будут находиться под демократическим контролем рабочих, обеспечит выполнение этих законов на практике. Многие другие социальные изменения также будут способствовать освобождению женщин. В школах будет преподаваться антисексистское учение, и там, где останутся сексистские учителя, их ученики, несомненно, решительно поправят их. Трансформация владения и контроля над СМИ будет означать, что они тоже станут силой антисексизма, а не сексизма, как в настоящее время. Поскольку с отменой капиталистической конкуренции реклама в ее нынешнем виде исчезнет, исчезнет и использование эксплуататорских изображений женщин для продвижения товаров. Будет вестись серьезная борьба со всеми формами насилия в отношении женщин. Однако, какими бы важными и необходимыми ни были все эти меры, ни одна из них не затрагивает сути дела. Они имеют дело с симптомами и последствиями угнетения женщин, а не с его источником. Этот источник кроется в положении женщин в семье и той роли, которую семья сыграла в классово разделенном обществе в целом и в капиталистическом обществе в частности. Сегодня при капитализме воспитание детей и забота о нынешнем поколении (с экономической точки зрения — воспроизводство рабочей силы) в первую очередь являются обязанностью приватизированной нуклеарной семьей. В семье бремя этой работы в основном ложится на женщин. Преимущества этого устройства для капитализма очевидны — он позволяет производить и обновлять рабочую силу с минимальными затратами, а также разделяет и фрагментирует рабочий класс. Недостатки для женщин также очевидны. Их доступ к оплачиваемой работе прерывается и ограничивается; их карьерные перспективы подорваны; они, как правило, изолированы в доме и в большей или меньшей степени экономически зависят от своих мужей. Это основная проблема, которую необходимо будет решить, чтобы добиться постоянного и полного освобождения женщин в рамках перехода к социализму. Но семья — это не институт, который можно отменить в одночасье декретом. Его нужно заменить. Более того, институты, что его заменяют, должны лучше удовлетворять реальные человеческие потребности, которые в настоящее время обслуживает семья, чтобы люди принимали их добровольно. Ключевой задачей является эффективная и заботливая социализация домашнего труда и ухода за детьми. Это означает создание обширной сети общественных ресторанов, предлагающих разнообразную дешевую (в конечном итоге бесплатную) хорошую еду. Это означает предоставление коммунальных услуг прачечной и уборки дома. Это, прежде всего, означает обеспечение каждого маленького ребенка хорошими яслями и детсадами, а также надлежащим образом организованные услуги няни для каждого родителя. В той мере, в какой модели совместной жизни будут разработаны, что кажется вероятным, это значительно поможет решить все эти проблемы. Именно тогда, когда это будет достигнуто, воспитание детей перестанет быть социально невыгодным бременем и превратится в исключительно позитивный опыт, который в равной степени охотно разделяют мужчины и женщины. Точно так же, с кем люди будут жить и как долго — будет вопросом личного выбора, не ограниченного экономическим давлением или старыми религиозными кодексами и социальными условностями, которые отражают это давление. Женщины, наконец, освободятся от подчинения, от которого они страдали с момента зарождения классового общества 6000-7000 лет назад. Очевидно, что реализация такой программы потребует больших экономических ресурсов, сильной политической воли и массового участия. Ни одно капиталистическое правительство не предпримет этого и не сможет этого добиться. Но именно поэтому только через социализм женщины добьются своего освобождения. И рука об руку с освобождением женщин придет освобождение секс-меньшинств. Естественно, правовые и образовательные меры, предпринятые для борьбы с притеснением женщин, будут применяться и в этой сфере. Но, в конечном счете, преодоление буржуазной семьи и достижение реального равенства женщин устранят основы гомофобии. Мир, в котором семью больше не нужно защищать и где быть «мужчиной» больше не означает превосходство над женщинами, будет миром, в котором геи и лесбиянки не будут восприниматься никем как угроза. Антирасизм Расизм — одна из самых уродливых и пагубных черт капиталистического общества. Будущим поколениям, живущим при социализме, потребуется совершить значительный скачок воображения, чтобы понять не только великие преступления расизма, такие как нацистский холокост и апартеид, но и его относительно «незначительные» проявления, такие как тошнотворная истерия по поводу беженцев, ищущих убежище в Европе и России, и вульгарная исламофобия. Несомненно, они будут рассматривать такие эпизоды как явное свидетельство того, что общество, которое их произвело, было в корне гнилым. Социализм искоренит расизм. Под этим мы не имеем в виду только то, что социализм будет бороться с расизмом. Само собой разумеется, что социалистическая революция будет вести самую решительную войну со всеми формами расизма. Государство трудящихся будет рассматривать как наиболее серьезное преступление любую расовую дискриминацию, расовые домогательства и все проявления расистской идеологии. Его школы и средства массовой информации объединятся, чтобы просвещать население в духе воинствующего антирасизма. Но мы имеем в виду гораздо большее, чем это. Мы имеем в виду, что социалистическая революция вырвет самые корни расизма, так что со временем он станет исторической реликвией, такой же анахроничной, абсурдной и неуместной, как преследование ведьм. Чтобы увидеть, как это произойдет, необходимо сначала понять, что это за корни. Расизм, вопреки теориям, выдвигаемым людьми, которые на самом деле являются апологетами расизма, не является «естественной» или «инстинктивной» реакцией на «посторонних». И это не похмелье от примитивных суеверий, основанных на невежестве. В отличие от угнетения женщин, это даже не продукт классового разделения общества в целом. Расизм — это весьма специфический продукт подъема и развития капиталистической экономической системы. Этого не было ни в докапиталистических обществах, ни даже в древних рабовладельческих обществах Греции и Рима. В тех обществах рабы (и рабовладельцы) были как черными, так и белыми. Хотя идеи, направленные против рабов («рабы по своей природе хуже» и т.д.), были широко распространены, они не имели оттенка расы или цвета кожи. Происхождение расизма лежит в работорговле, в практике насильственного захвата и отправки миллионов черных африканцев в Америку для работы в качестве рабов на плантациях (это заявление вызвало некоторые споры. Утверждалось, что существование антисемитизма в средние века, кажется, противоречит идее о том, что расизм является продуктом капитализма. Однако, как показал Абрам Леон в своей книге «Еврейский вопрос», антисемитизм того периода был, по сути, религиозным, а не расовым преследованием — евреи, принявшие христианство, могли избежать его.) Эта торговля и последовавшее за ней рабство предпринимались по экономическим причинам. Они приносили огромную прибыль и сыграли важную роль в подъеме капитализма. Но, как и все формы эксплуатации, они требовали идеологического оправдания, и это было обеспечено расизмом. Бесчеловечное обращение с миллионами людей было узаконено теорией, что эти люди были недочеловеками. Расизм, выросший из работорговли, был затем усилен империализмом в целом. Капитализм, зародившийся сначала в Западной Европе (и особенно развившийся в Британии), был движим своей конкурентной природой, чтобы обыскивать мир в поисках рынков для своих товаров, сырья, а затем и в поисках колоний как рынков сбыта для инвестиций и источников дешевой рабочей силы. Это неизбежно привело к конфликту купцов, миссионеров, бизнесменов, политиков и солдат европейского капитализма с коренными народами Америки, Азии и Африки, то есть с черными и цветными народами мира. И снова требовалось оправдание. Что может быть лучше, чем представление о том, что эти люди были похожи на детей, примитивны и неспособны, и что весь процесс грабежа был на самом деле для их собственного блага - что это «бремя белого человека» - медленно вести их к «цивилизации». Однако расизм — это не просто наследие империализма. Он также постоянно возрождается современным капитализмом. Ведь капитализм зиждется не только на конкуренции между капиталистами, но и на конкуренции между рабочими. Структура капиталистической экономики побуждает рабочих видеть в других рабочих соперников за рабочие места, дома и так далее. Только преодолев эту конкуренцию между собой, рабочие могут дать отпор системе. Следовательно, любые идеи, такие как сексизм, национализм и, прежде всего, расизм, которые настраивают рабочих друг против друга и нарушают это единство, имеют большое преимущество для боссов. Расизм также предоставляет системе и ее правящему классу чрезвычайно удобного козла отпущения для безработицы и всех других социальных болезней, которые порождает капитализм. По этим причинам капитализм, открыто или незаметно, но, тем не менее, настойчиво разжигает огонь расизма, так что расистская карта всегда под рукой, чтобы ее можно было разыграть, когда это необходимо. Ничто из этого не означает, что проблемы расизма будут легко решены, тем более, что он исчезнет в одночасье с революцией. Напротив, корни расизма очень глубоки. Дело в том, что это капиталистические корни, и в тот момент, когда капитализм будет уничтожен, они лишатся дальнейшего питания и начнут увядать. Более того, сам процесс революции нанесет расизму множество сильных ударов. Во-первых, потому что несомненно, что черные рабочие сами будут играть влиятельную и ведущую роль в революции. Во-вторых, потому что, если не будет достигнуто единство между решающими частями черного и белого рабочего класса (на основе тотальной оппозиции расизму), революция не может надеяться на победу. В-третьих, потому что победивший, уверенный в себе рабочий класс, прошедший через познавательный опыт революционной борьбы, не будет чувствовать нужды в козлах отпущения. Основываясь на этом, социалистическое общество, объединяющее рабочих как коллективных собственников и контролеров производства, а не разделяющее их, способное решать проблемы безработицы, бездомности и бедности, и распространяющееся через международную солидарность, а не империалистическое завоевание, будет неуклонно устранять последние остатки расизма. Образование Социалистическая революция пробудит в рабочем классе и во всех угнетенных огромную жажду знаний и образования. Мы знаем это из прошлого опыта: из русской революции, когда рабочие толпились на большие стадионы, чтобы послушать лекции о греческой драме, из португальской революции 1974 года, когда на какое-то время книга Ленина «Государство и революция» возглавляла список бестселлеров, и из многих других примеров. Миллионы людей на протяжении поколений пришли к убеждению, что сложные знания о мире бессмысленны, потому что «вы ничего не можете сделать» и «вещи никогда не изменятся». Но внезапно, во время революции, они оказываются в деле. Рабочие призваны контролировать и направлять все в обществе. Все кажется возможным, и они хотят все знать. Задача рабочего государства будет заключаться в создании системы образования, которая будет способствовать и развивать это желание учиться. Эта система будет противоположностью нынешней капиталистической системе образования, которая поглощает энергичных и любопытных семилетних детей и изгоняет их, 11 лет спустя, ожесточенных и циничных. Что действительно опустошает и искажает образование в настоящее время, так это не только отсутствие финансирования, хотя оно и серьезно, но и состояние войны, «то скрытое, то открытое», которое существует между учителями и учениками. Это, в свою очередь, проистекает из роли школы при капитализме, которая должна воспроизводить классовую структуру общества. Школы постепенно отсеивают тех, кто предназначен для среднего и правящего класса (это реальная функция экзаменов), а остальных готовят к эксплуатации и отчужденному труду. Система, структура которой неизбежно обрекает большинство на провал, не может сохранить энтузиазм своих жертв, какими бы благими намерениями ни обладали отдельные учителя. Единственный способ, которым он может действовать — это авторитарное навязывание. Напротив, социалистическое образование будет вооружать всех, а не только избранных, для выполнения активной планирующей и административной роли. Его цель — всестороннее развитие человеческой личности. Школы будут сотрудничать, а не соревноваться. Помощь одного ученика другому больше не будет считаться обманом. И они будут демократическими, а не автократическими. Диктаторское правление директора уступит место выборному школьному совету, состоящему из представителей учащихся, сотрудников и рабочих советов. Учителя будут помощниками, в некотором смысле слугами своих учеников. Дисциплина будет скорее коллективной, чем навязанной. Те, кто воображают, что это приведет к нарушению порядка, не знают, что происходит в большинстве современных классов, и полностью недооценивают силу давления группы сверстников, которое в любой день побеждает порицание. Поскольку рабочая неделя неуклонно сокращается, а наиболее тяжелые работы все больше автоматизируются, образование не станет останавливаться в 16, 18 или 21 год. Оно будет продолжаться как пожизненный процесс, все более тесно связанный с решением практических задач и проблем, которые ставит новое общество. То, что верно в отношении образования, верно и в отношении культуры в целом. Постреволюционное общество принесет великий расцвет искусства, предоставив художникам множество новых и вдохновляющих тем. Это также вызовет новую аудиторию для искусства как часть общего пробуждения личности, которое произойдет, когда рабочий класс переместится с задворок общества в центр сцены. Несомненно, музыка, живопись, поэзия, драма, кино и прочее сыграют свою роль как в самой революционной борьбе, так и в построении социализма. Но ни рабочее государство, ни революционная партия не будут пытаться диктовать или контролировать искусство. Не будет повторения катастрофической сталинской политики запрещения определенных художественных форм или утверждения, что только один стиль искусства — так называемый «социалистический реализм» или любой другой — имеет силу. Помимо сохранения за собой права запрещать прямую контрреволюционную пропаганду, революционное правительство будет продвигать максимальную свободу в этой области. Без резкой критики, споров, экспериментов и соперничества разных школ художественное развитие невозможно. Очевидно, что невозможно предсказать или определить заранее точную природу искусства будущего. Однако мы думаем, что в общих чертах можно спрогнозировать фундаментальное изменение отношений между искусством и обществом. Капиталистическое общество с его разделением умственного и физического труда, его фрагментацией и отчуждением порождает отделение искусства и художника от массы людей, с одной стороны, и от производительного труда - с другой. Более того, оба эти разделения усиливают друг друга. Искусство становится привилегированной ареной, на которой меньшинство выражает себя творчески, в то время как большинство обречено на механический, невыразительный, нетворческий труд. Искусство, отражающее разделение общества на классы, делится на «высокое искусство» и «низкое искусство». «Высокий» артист становится членом элиты, управляя элитой. Социализм преодолеет это разделение, не заставляя художников быть «популярными» или даже просто повышая культурный уровень большинства — хотя это, конечно, произойдет. Скорее, социализм превратит любую работу в творческую деятельность, так что каждый производитель станет в известном смысле художником. Точно так же навыки живописи, дизайна, архитектуры, письма — всех видов искусства — станут неотъемлемыми элементами в коллективной работе по формированию среды обитания человека. Свобода Конечная цель марксизма, социализма и борьбы рабочего класса — свобода. Буржуазия, конечно, стремится провозгласить свою приверженность свободе: свободе слова, печати, свободе личности делать то, что ей заблагорассудится, и так далее. Они прекрасно знают, что, пока они контролируют средства производства и, следовательно, богатства, средства массовой информации и государство, эти свободы остаются чрезвычайно ограниченными и почти бессмысленными для подавляющего большинства. Они также знают, что имеют право ограничивать или даже попирать такие свободы, когда сочтут это необходимым. В отличие от этого, марксисты признают, что в обществе, разделенном на антагонистические классы, основанном на эксплуатации и управлении капиталом, нет и не может быть никаких «абсолютных» свобод. Мы разоблачаем мнимую абстрактную свободу, предлагаемую буржуазией, потому что мы хотим настоящей конкретной свободы. Свобода от голода и бедности (без которых все другие свободы ничего не значат), свобода от войн, от бесконечного труда, от эксплуатации, от расового и сексуального угнетения — вот настоящие свободы, за которые мы боремся. Они могут быть реализованы только путем установления позитивной свободы рабочего класса управлять обществом. Однако, добиваясь этого, рабочий класс также прокладывает путь к той свободе, о которой буржуазия никогда не мечтала, а именно к свободе жизни без надзора со стороны государства. Принято считать, что марксисты верят в государство. Все наоборот. Мы противники государства. Государство по самой своей природе является инструментом господства и угнетения — средством, с помощью которого одна часть населения насильственно подавляет другую. Государство не может быть ничем иным, кроме как институтом насилия. По существу, как выразился Энгельс, оно состоит из «отрядов вооруженных людей». Люди носят оружие либо для того, чтобы убивать других людей, либо для того, чтобы заставить их действовать против их воли, то есть лишать их свободы. Все это относится к новому рабочему государству, появившемуся в результате успешной революции, точно так же, как и к капиталистическому государству. Конечно, есть разница. Капиталистическое государство — это инструмент для поддержания эксплуатации большинства меньшинством. Рабочее государство будет орудием большинства для подавления эксплуататорского меньшинства. Тем не менее, даже в наиболее демократичном виде рабочее государство остается институтом, ограничивающим свободу человека различными способами. В самом деле, даже если рабочее государство представляет и включает в себя большинство рабочего класса, оно не только подавляет старый правящий класс, но и накладывает определенные ограничения на свободу самого рабочего класса. Государство рабочих — это оружие классовой войны, и вести войну означает не только атаковать врага, но и дисциплинировать свои собственные силы, точно так же, как пикетированием — это оружие борьбы против работодателей, которое действует, дисциплинируя отсталых рабочих. Вот почему не может быть речи о полной свободе — свободе для всех — до тех пор, пока не будет демонтировано даже рабочее государство. И это всегда было конечной целью марксистов, неоднократно подтверждавшейся Марксом, Энгельсом, Лениным и Троцким. Однако нет марксистского положения, которое так последовательно отвергалось бы как утопическое, как утверждение об отмирании государства. Итак, давайте рассмотрим аргументы. Во-первых, давайте проясним, что марксисты не предполагают, что от государства можно отказаться немедленно (это анархистская точка зрения), но только на основе определенных предварительных условий. В этих условиях государство утратит свои основные функции. Не будет никакого класса угнетателей, которого нужно защищать, и никакого угнетенного класса, которого нужно сдерживать. При мировом социализме не будет национальных (или империалистических) интересов, которые нужно отстаивать, или иностранных интересов, с которыми нужно бороться. А что насчет преступности и управления экономикой, спросит скептик. В полностью социалистическом обществе преступность практически исчезнет не потому, что при социализме каждый станет «хорошим» или морально совершенным, а потому, что будут устранены мотивы и возможности для совершения преступления. Проиллюстрируем общий случай на примере одной из самых распространенных форм преступности — угона автомобиля. Развитое социалистическое общество, вероятно, решит проблему транспорта одним из двух способов. Либо каждый человек будет обеспечен адекватными и равными транспортными средствами, либо общественный транспорт будет поднят до уровня, при котором личный транспорт не нужен. В любом случае, исчезнут и рынок угнанных автомобилей, и мотив для их угона, и то, что применимо к автомобилям, в конечном итоге будет применяться ко всем товарам. Остается вопрос о преступлениях против личности — нападениях, убийствах, сексуальных преступлениях и тому подобном. Это уже небольшая часть преступности, и социалистическое общество, свободное от конкуренции, которое одинаково заботится обо всех своих членах, несомненно, значительно сократит их. С тем, что остается антиобщественным поведением, лучше всего смогут бороться коллективные организации местных сообществ. Это не потребует существования государства. Что касается управления экономикой, следует сказать, что в конечном итоге государства управляют экономикой, а не наоборот. Поскольку в современном мире государственное управление экономикой значительно расширилось, это происходит по двум причинам: попытка (безуспешно) смягчить внутренние противоречия капитализма; и организовать силы национального капитализма в конкуренции с другими. С социализмом оба пункта исчезнут. Таким образом, в социалистическом обществе будущего государство отомрет, и это будет означать исчезновение последних остатков ужасного наследия классового общества и окончательное завершение прыжка человечества из царства необходимости в царство свободы, в чём и состоит суть социализма.

В прошлую среду было опубликовано постыдное и жестокое решение сфальсифицированного конституционного суда. Он вводит почти полный запрет на аборты, а это означает, что, даже если плод серьезно поврежден и не имеет шансов на выживание, женщинам все равно придется рожать. Репрессивный характер запрета оказывает сильное сдерживающее воздействие на врачей и всех, кто хочет помочь женщинам сделать аборт. За несколько дней до публикации постановления, мужчина, давший своей партнёрке деньги на таблетки для прерывания беременности, был приговорен к шести месяцам тюрьмы. Права Ситуация в Польше в отношении репродуктивных прав женщин с середины 1990-х годов была невыносимой — государство и католическая церковь работали рука об руку, чтобы сделать польских женщин гражданками второго сорта. В Польше уже действуют одни из самых драконовских законов против абортов в мире. Около 150 000-200 000 женщин в год вынуждены уезжать за границу или делать незаконные дорогостоящие аборты. Этот драконовский новый закон равносилен пыткам беременных женщин и является напоминанием для всех нас о том, что наши права могут быть «отменены» в любой момент. Протесты снова взорвались на улицах городов по всей Польше. Мы снова в авангарде борьбы за безопасные и легальные аборты. Демонстрация в пятницу напомнила первые дни октября, когда тысячи людей вышли на улицы столицы. Шел 100-й день с начала протестов. «Мое тело, мой выбор», «У революции есть матка» и «У вас кровь на руках», - гласили некоторые плакаты во время протестов. Движение за последние три месяца более массовое, чем в 2016 и 2018 годах. В тех случаях попытки правительства ужесточить запрет на аборты потерпели поражение. Мы стали свидетелями самого большого протестного движения с момента легализации демонстраций 30 лет назад. Но ультраконсервативное правительство Закона и Справедливости продолжает свои атаки. На протестах также есть антифашистские лозунги, и антикапиталистические идеи популярны среди многих молодых людей. В то же время было бы очень полезно, если бы самые известные лидеры движения подталкивали профсоюзы к мобилизации и, возможно, призывали к действиям на рабочем месте. Мы действительно надеемся, что это поворотный момент в нашей борьбе и что наши суровые законы об абортах скоро уйдут в прошлое. Успех движений в Ирландии и недавно в Аргентине послал сигнал надежды всем женщинам, которым угрожают строгие законы об абортах. И особенно тем из наших сестер, которые находятся в наиболее неблагоприятном социальном и экономическом положении. Движение не ослабевает, и мы уверены, что оно будет продолжаться до тех пор, пока не будет выиграно право на бесплатный аборт по требованию. by Agnieszka Kaleta in Poland